Она посмотрела более осмысленно. – Я висела? Не помню. – Стоять не могла, так напилась. – Я вообще не пью. В завязке. Теперь удивился Шиза. – Но с кладбища тебя несли. – Кто меня нес? – заорала вдруг она, но закончила спокойно: – Насрать на вас... со всеми понтами дешевыми... Утопить в помойной жиже... – бормотала она. – И хлоркой присыпать, чтоб не воняли. Трупы вы все уже при жизни... – Э, потише, – прервал ее Шиза. – Я не за этим... Это уже слыхали. Лучше расскажи, с чего вдруг Дима отдал кассу Мирзе. Тот теперь требует его место. Алка сперва выдала поток новых проклятий, затем задумалась, повертела в руках незажженную сигарету и лишь потом принялась рассказывать. Димин бункер в Бобровке, где верней всего было держать кассу, в июне дважды пытались взломать. Второй раз дверь взорвали, но деньги забрать не успели, видимо, кто-то спугнул. Дима, встревожившись, перевез сейф в другое место. Хотя, может быть, ей это и показалось. Но после этого он насчет Бобровки успокоился. Спустя месяц обмолвился, что купил у Алика гараж с подвалом. Это у него обычно так. Что-нибудь заведет, а потом, спустя месяц-два, вспомнит и расскажет, ничего странного. Но за день до смерти Дима объявил, что Мирза его с гаражом подставил. Но психовал так, как будто речь шла не о гараже. Из-за имущества он не психовал вообще. Вид у него был такой, что за этот гараж он Алика убьет. Так что вряд ли он кассу Мирзе отдал. Не похоже было. Или на крайняк – отдал временно на хранение и тут же раскаялся. Но чтобы Дима кому-то так поверил, чтобы даже на какое-то время отдал кассу... Алка молчала, мотала головой... не похоже на него. В общем, напоследок относился он к Алику, как к крысе. Хотя раньше такого не наблюдалось. – Ты кому-нибудь об этом говорила? – озаботился Шиза. – Мирзе тому же? – Мне некогда. Я думаю. – О чем думаешь? – Сейчас за Димой отправляться или подождать... Пожить еще... Алка впилась в собеседника диким взглядом, стараясь отгадать, понял ли он ее. Он сразу понял, о чем она, но по опыту знал, что те, кто думают и говорят о смерти, те еще задержатся. Косит тех, кто в голову ничего такого не берет. А танцорка, раз задумалась, значит, еще поживет. Просто спорт у ней такой – ходить по канату, вот и растравливает себя. Всегда так: после похорон думаешь не об умершем, а о себе. Он дернулся, отряхиваясь от ее липкого, паучьего взгляда: нырнул в пиджак и вынырнул. – А мне почему рассказала про гараж? – спросил он Алку. – Потому что это... одно тут... Ну, в общем, ты меня не сдашь. – С чего это ты взяла? – насторожился Шиза. – Потому что ты меня бил тогда, в ресторане... А я в тебя плюнула... – И что? – Не знаю... Ты же злой. И подлый. И сто раз мог... Но раз не стал, теперь не станешь тем более. Она прикрыла глаза, чтобы легче думалось. Но Шиза уже понял, что она хотела сказать. Он когда увидел ее в первый раз, то подумал, что если бывает сатана, то это она и есть. В каких-то белых кружевных ремках и красной розой в зубах она на сцепе выделывала немыслимое, точно у нее не было костей. Доставала головой до пяток. И ведь не он к ней пристал, она сама захотела сесть за их стол, пригвоздила каблуком его ногу и все остальное сделала сама. А потом заявила, что спит с мужчиной только один раз. Только один, а на один он не соглашался. Слово за слово, и они подрались прямо в ресторане, когда он швырнул в нее пепельницей. И не сказать, чтобы он ее так уж хотел, но сцепились, как звери. И после того скандала с пепельницей они друг друга в упор не замечали, никогда не разговаривали, избегали. Как гонщики на трассе, которые если окажутся рядом, то катастрофы не миновать. От нее за версту несло лихостью, а Шизу этот запах возбуждал. Понятно было, что она ищет мужика по себе, и он должен быть не слабей ее, слишком она все закручивала. Но Дима Чуфаров с ней сладил, приобрел цветочный магазин, где она всем распоряжалась, и Шиза, проходя мимо, видел, как ее голова с черными кудрями мелькала среди букетов, и сама она была похожа на цветок, а не на сатану в женском обличье. Он посмотрел на ее босые ступни, поставленные криво, носками вместе, на опущенные плечи и черную блузу, и ему почудилось, что это уже третья женщина, в которую она превращается на его глазах. Стены в квартире казались тонкими, темными и непрочными, точно пропускали осеннюю влагу и печаль. На маленьком столике стоял засохший до шороха букет роз, рядом с ним переполненная пепельница. Алка проследила за его взглядом и кивнула на розы. – Вот так и моя жизнь теперь. – Не трепани про Мирзу. Его на счетчик поставили, – предупредил он. – Мне плевать. – Доплюешься. Ты как жить дальше собираешься? – Гадалка сказала, что если два месяца вытерплю, то отце сорок два года проживу, а если нет, то на третий месяц сдохну... Это будет значить, что Дима с собою позвал, а я не удержалась. А за что тут держаться? За магазин? С кем-нибудь связаться – как в дерьме выкупаться... Дима всех оберегал. Говорил, что Мирза с Костей сцепятся, только отвернись... А гараж... да гараж был подставой... Не знаю как... Жмура, что ли, туда закинули... Дима всех оберегал, а его никто. Он был один. Шиза задумался. Дима купил гараж у Алика. Потом начали шерстить его бункер, соответственно он перепрятал сейф. В гараж, откуда деньги пропали? Или не пропали, а просто трупака подкинули, и понятно стало, что снова надо место искать. Фараон стал с этим разбираться и погиб. Алке это все знать, и правда, ни к чему. – Хочешь, на море слетаем? – вдруг спросил он. – В Сочи на три ночи. Без всяких дел. По-дружески. – Когда это ты стал мне друг? – недоверчиво поинтересовалась она. – Я не говорил, что друг. Я говорил, что слетаем без всяких дел. – В смысле, что ты меня не хочешь? – Чего ты все переворачиваешь? Тебе какое дело, чего я хочу? Зачем мне горем убитая вдова, когда телок полно... Говорю, за компанию... – Тебя ко мне Костя послал? – покосилась она. – Я, по-твоему, что, в ошейнике на поводке хожу? – Это я в ошейнике на поводке. Хозяин умер, а поводок остался. Не могу от дома отойти. Хоть рой могилу рядом. – Погоди еще. Шиза и сам не знал, зачем он брякнул про Сочи. Так, без всякого умысла, да и дело с Мирзой надо было довести до конца. Но Алка его сразу заподозрила. Вот и сидит теперь, косится на него недоверчиво. А ведь все просто. Не то чтобы он ее уговаривал немного пожить, и даже не ее уговаривал, а только он сам себе боялся признаваться, что без нее мир неполон. И без Димы, и без нее. И не надо, чтобы она тоже ускользнула в никуда, в ничто, не дойдя до конца. Нужно идти вперед, пусть каждый сам по себе, даже не пересекаясь, но идти и идти, а не можешь – ползи. – Я еще тебе скажу... Ведь похоронен там совсем другой человек, – громким шепотом сказала она. Шиза вздрогнул и поглядел на нее с сочувствием. Захотелось то ли погладить ее по голове, то ли отодвинуться подальше. Видать, крыша у нее совсем поехала. – Я тоже тебе скажу... – он наклонился в ее сторону, – все мы от смерти бегаем. Кто быстрее и ловчее, кто лучше, кто хуже. Диме не повезло, но ты-то что? Родилась отдельно и умри отдельно... Своя судьба у каждого. Алку он не убедил. Она продолжала его разглядывать, как посторонний предмет. Как будто видела впервые или узнать не могла. – Что я, – огрызнулся он на этот непонятный взгляд, – не видел, кто там похоронен, что ли? Не надо мне лепить... Помолчав и посверлив его глазами, она сказала, что Дима жил по чужому паспорту и имя у него ненастоящее. И похоронен там совсем другой человек, то есть, зовут его иначе. Имя другое. Сказав это, она надолго задумалась, а потом потребовала, что раз он, Шиза, такой умный, то пусть объяснит, каково это – быть похороненным под чужим именем. Кирилл на это отвечал, что ничего это не значит. Потому что полно народу полегло без всяких могил, это как на войне. Что, лучше могила вообще без имени? Или просто труп на дне озера? Или «подснежник» в лесу? Все это грузилово. Пройдет пара-тройка лет, и она полюбит какого-нибудь хорошего парня. На это Алка только усмехнулась, что хорошего она уже не полюбит, потому что на плохих подсела. Кто ее из этого круга выпустит? Да и сама она никуда не рвется: лучше никогда не будет, а хуже некуда. – Бывает и хуже, – заметил он. – Это если сдохнешь, и никто не завоет. Ни одна сволочь не зарыдает. Алка навела на него палец, как пистолет: – Вот ты и признался, зачем пришел. – Зачем? – Посмотреть, как я убиваюсь. Хочешь быть, как Дима, – с ненавистью прошептала она. – Но не будешь. Не уродился. Шизе это надоело. Он встал, схватил ее за волосы и рывком скинул с дивана на пол. Перешагнул и уселся на ее место, а она валялась на ковре у него в ногах и не думала подниматься, только перевернулась на спину и лежала, глядя в потолок. Он понял, что ей хочется быть избитой по-настоящему, в кровь, но у него не было никакого желания ее бить. Хотя ей от этого стало бы легче. – Хочешь, – спросила она, – трахнемся? Не боишься? А вдруг смерть заразна? Сперва я, а потом и ты. – Выживешь, – ответил он после паузы. – Взялась за старое, значит, выживешь. – А хочешь, убей меня. Я никому не скажу, – Алка хмыкнула. – Тебя так и так кончат, довыступаешься. – Но не уходи. Сегодня останься. – Приставать будешь? – усмехнулся он. Увидел, что она улыбается, полез во внутренний карман плаща за косяком. – Нет, – ответила Алка. – Только дансинг и флирт... К утру она напилась, но как-то легко и нестрашно... Немного поизводила Шизу, требуя, чтобы он с ней пел, и сама повыла низким хрипловатым голосом. Один раз пришлось дать ей по шее, чтоб расслабилась. Кризис, похоже, миновал, и Шиза, исполнив товарищеский долг, почувствовал облегчение. Утром они вместе пошли в Димин гараж, сбили замок на люке в полу, спустились в небольшой подвал и проверили содержимое. Денег, понятно, не нашли, но Алка обнаружила пачку старых писем Фараону, еще на зону, и обрадовалась им, как сокровищу. Поплелась домой, прижив их к груди, а на Шизу даже не оглянулась. Он был немного обижен, ему вспомнилось, как она назвала его злым и подлым. И, между прочим, совершенно напрасно. Все, что с ним происходило, имело веские причины и объяснения. Причем объективные и от него не зависящие. Все ходы и линии его жизни-биографии были закруглены и совершенны, как форма яблока. И другими быть не. могли. Что Шиза вор и взломщик, обнаружилось в семь лет. Дома была вечеринка с шампанским, и в гостиной стоял смог и гогот. Он появился в дверях с зажженной сигаретой, расчесав предварительно волосы. Все мгновенно смолкли, родственники – дяди, тетки, двоюродные сестры – сперва уставились на него, а потом накинулись всей компанией, мяли, толкали, шлепали, отняли сигарету и заплаканного выгнали прочь. Через десять минут он опять стоял в дверях с сигаретой во рту и улыбался. Они снова набросились, отняли, кричали, ругали, а когда успокоились и забыли, он появился вновь, не забыв умыть лицо и причесаться. Тогда они, прокричавшись, принялись искать сигареты. Тут-то и выяснилось, что он вскрыл письменный стол отца маникюрными ножницами. Мама Рита взглянула на него восхищенно. Ей тоже осточертели запертые столы, шкафы и шкатулки. Все, что отец, научный сотрудник Академии наук, дарил, он запирал на замок. Дальше между отцом и сыном началось сражение. Отец менял замки, а сын их вскрывал. То, что запиралось в его ящиках: жемчужные запонки, ручка с золотым пером, стопки бумаг с печатями, скрепки, конверты, письма, пахнущие старьем – не стоило ни гроша. В материной шкатулке были блестящие серьги и кольца, но тоже не бог весть что. Среди их сокровищ не нашлось даже приличного перочинного ножика. Все, что Шиза отпирал и отмыкал лет до тринадцати, он отмыкал бескорыстно. И отец совершенно напрасно бубнил, что он кончит тюрягой. Во-первых, не кончит, а начнет. А во-вторых, нечего было каркать. С его талантами надо было просто попасть в плохую компанию. И он попал. Вначале отпирал квартиры, потом переквалифицировался на транспортные средства. Еще до совершеннолетия у него была судимость. После суда отец не пустил его в дом, заперев железную дверь на четыре замка. Шиза ее вскрыл просто так, ничего из дома не забрав, а когда отец хотел заявить в милицию, мать от него ушла. Какое-то время они жили вдвоем с Ритой, так после развода мать велела себя называть, но Шизе для его манипуляций нужны были пустые апартаменты, и он купил ей квартиру, куда иногда заезжал, подбрасывал денег, покупал телевизор или диван и давал всяческие советы. В основном, чтобы она не вздумала выйти замуж или связываться с религиозными деятелями и торговыми агентами, а также не смела наниматься на работу по объявлениям, потому что у Риты был редкий дар постоянно вляпываться в дурацкие истории. Она была наивная искательница приключений, доверчивая, как курица. Обвести ее не стоило никакого труда, поэтому еще когда они жили вместе, Шизе приходилось за ней приглядывать. Однажды у нее появился жених, у которого был в пригороде вышивальный цех. Но он оказался председателем подпольного садомазоклуба, и Рита обзавелась синяками. Пришлось Шизе вправлять мозги директору вышивального цеха так, чтобы его лицо перестало вызывать у окружающих доверие и не могло обмануть даже такую курицу, как Рита. Но, видимо, идеи директора – садомазохиста оставили неизгладимый след в ее сознании, и Рита продолжала упорно искать приключений, которых лишена была в браке. Теперь она вознамерилась в тандеме с человеком по фамилии Родэ организовать турагентство, и им срочно требовались деньги на покупку столов, компьютера, телефона с факсом и прочей канцелярии. Чтобы ничего не арендовать, лысый и полноватый господин Родэ готов был уступить под офис свою квартиру на первом этаже, но в этом случае он сам оставался без жилплощади и вынужден был переехать к Рите. Этот план Шизе сильно не нравился, но не было времени заняться изучением привычек Ритиного партнера...