Какое-то время Иоганна молчала. Она понимала, что сама не хотела бы туда идти, конечно же не хотела бы. – Если ты не пойдёшь, будет хуже, – сказала она наконец. – Вернер может что-то заподозрить. Не говоря уже о нашем великом фюрере, – добавила она с горьким сарказмом. – Мне кажется, он уже что-то заподозрил. – Каким образом? Его месяцами здесь не бывает. – Первая горнострелковая дивизия дала солдатам отпуск на Рождество, а в следующий раз – летом, перед отправкой на Украину. Оба раза Биргит выбиралась на свидания с Вернером и возвращалась домой раздражённая и взвинченная. – А когда бывает, я продолжаю задавать ему вопросы, – напомнила Биргит. – Вопросы о том, что он делает, где бывает, куда собирается. Это даже на мой взгляд подозрительно. – Тогда в этот раз не задавай никаких вопросов. Просто слушай. Биргит покачала головой, зажгла новую сигарету. – Не знаю, смогу ли я продолжать этим заниматься. Мне кажется, что я продаю душу. – Потому что лжёшь Вернеру? – Как ни старалась, Иоганна не смогла скрыть презрения, прозвучавшего в её голосе. – Я по-прежнему его люблю, ты же знаешь, – тихо сказала Биргит, глубоко затянулась и выдохнула. – Он хороший человек, как бы ты о нём ни думала. Я по-прежнему его люблю. – Даже при том, что он не знает, чем ты занимаешься? – тихо спросила Иоганна. – Во время своих ночных вылазок? Биргит бросила на неё призрачный взгляд сквозь пелену сигаретного дыма. – Лучше об этом не говорить. – Как ты думаешь, если он узнает, что он сделает, Биргит? Сестра молча покачала головой. Иоганна знала, что за последние два с половиной года Вернер участвовал во вторжении в Польшу, битве за Францию, вторжении в Югославию и совсем недавно во вторжении в Советский Союз. Биргит разузнала кое-что о каждой из этих операций – даже если это были просто бездумные жалобы на нехватку оборудования или на то, что, когда они пересекут линию Сталина, Первая горнострелковая дивизия сольётся со Второй. Любая информация могла быть полезной, и Ингрид, казалось, была рада всему, но всегда ждала большего. Иоганна видела, как беспокоила сестру такая двойная игра, и изо всех сил пыталась с пониманием относиться к её чувствам к Вернеру. Он был нацистом, хотела Биргит в это верить или нет. – Так ты пойдёшь или нет? – спросила Иоганна. Биргит выпустила струйку дыма, глядя в ночное небо, выглядя намного старше и измученнее своих двадцати пяти лет. – Я пойду, – сказала она. Глава двадцать первая Биргит Сентябрь 1941 Биргит лежала на животе и напряжённо вглядывалась в темноту, стараясь услышать звук приближавшегося поезда. Осенний воздух был прохладным, вечерняя роса просачивалась сквозь одежду. Ингрид медленно ползла к железнодорожным путям. Они были в миле от Зальцбурга, на опушке леса, и собирались пустить поезд под откос. Два с половиной года назад Биргит официально примкнула к Сопротивлению. За это время она участвовала в десяти с лишним подобных мероприятиях: коммунисты взорвали несколько железнодорожных путей, совершили налёт на два склада в поисках оружия, а однажды спасли нескольких пациентов из близлежащей психиатрической больницы, утащив их в лес, прежде чем новый режим смог их систематически убить. Каждый раз, задаваясь вопросом о нравственности того, что она делала, она напоминала себе о том, на что были способны нацисты. Ингрид была права. Насилие стало единственным способом бороться. И победить. Ингрид добралась до рельсов, и Биргит инстинктивно напряглась. Она знала, что подруга гораздо опытнее по части закладывания бомб, но опасность всё равно была – даже без учёта возможности быть обнаруженными. Когда поезд сходил с рельсов, они убегали в лес, и этих бесценных минут должно было хватить, чтобы скрыться от солдат, которые могли собраться с духом и напасть. Пока их хватало. Навострив уши, Биргит наконец услышала далёкий и слабый гул. Она свистнула быстрой высокой трелью, подавая сигнал, и Ингрид начала пятиться назад. Биргит присела на корточки, в любой момент готовая сорваться и побежать. Ингрид отползала, и понемногу показался поезд – тёмная громада на фоне ночного неба. Двигаясь слишком медленно, Ингрид могла погибнуть, подорвавшись на бомбе, которую сама же и заложила. Биргит поднялась, её сердце бешено колотилось. Она бросила взгляд направо. Эльза, ещё одна участница сопротивления, стояла в десяти метрах от них. Они решили не вовлекать в ночные мероприятия мужчин, потому что наказание за то, что классифицировалось как военные действия, было очень суровым. Женщины привлекали меньше внимания, но всё же Биргит знала – если их поймают, их, скорее всего, тоже повесят, как и мужчин. Оставалось несколько секунд, прежде чем поезд наедет на бомбу, а Ингрид всё ещё не отползла на безопасное расстояние. Приглядевшись, Биргит поняла, что подруга зацепилась за что-то ногой и пытается освободиться. Поезд тронулся, и небо тут же наполнилось светом, а воздух – летящими обломками. Биргит увидела, как взрывная волна отбросила Ингрид назад, и тут же отвернулась, чтобы защитить себя. – Беги, – приказала Эльза, поворачиваясь к лесу. – Но Ингрид… – Ей уже не помочь. Биргит понимала: нельзя рисковать безопасностью всей группы ради одного. Ингрид нужно было оставить умирать. Она должна была предположить, что так будет. И всё же одну мучительную секунду Биргит колебалась. За что они сражаются, если они бросили своего товарища на произвол судьбы, на растерзание и смерть? Передняя часть поезда разлетелась на куски, задняя сошла с рельсов. Солдаты, вскинув винтовки, уже подходили сзади. Биргит рванула к Ингрид. Та была вся в крови и без сознания, но дышала. Биргит схватила её за руки, взвалила на плечо с силой, какой сама от себя не ожидала. Уже добравшись до края леса, она услышала выстрел, и что-то просвистело у неё над ухом. – Хальт! Хальт! Спотыкаясь на каждом шагу, задыхаясь, она бежала глубже в лес. Прогремел новый выстрел. Солдаты убьют их обеих. Они погибнут здесь, в лесу, и то если повезёт. О том, чтобы выбраться отсюда, не могло быть и речи. Внезапно рядом послышались шаги, и Эльза закинула руку Ингрид себе на плечо, чтобы помочь Биргит её тащить. – Побежали, – шепнула она, и они рванули в лес так быстро, как только могли. – Машина ждёт. Мы справимся. Следующие несколько минут казались бесконечными. Всё тело Биргит сводило от усталости и боли, но она ставила одну ногу впереди другой, спотыкаясь на неровной земле. Она слышала, как солдаты продираются через подлесок, но они не знали этот лес так хорошо, как его знали Биргит и Эльза – все его тайные, узкие, извилистые тропы. Они ныряли и петляли между деревьями, пока наконец – к счастью – не выбежали на грязную дорогу, где ждала машина. За рулём была Ева, тоже из группы сопротивления. Они рухнули на заднее сиденье, Ингрид распласталась между ними. Ева с силой надавила на педаль, и автомобиль с рёвом умчался прочь в облаке пыли. Когда лес остался позади, глаза Ингрид распахнулись. – Вам надо было оставить меня там, – пробормотала она, но с улыбкой. Шесть часов спустя, когда Ингрид уже была в безопасности, Биргит стояла у двери и ждала Вернера, чтобы вместе ехать в Бергхоф. Всё её тело ломило, и она щедро напудрилась в попытке скрыть круги под глазами. Когда Вернер подъехал к её дому на маленькой двухместной машинке, она не смогла сдержать удивления. – Ради всего святого, где ты взял машину? – Это друга, – с важностью ответил Вернер, – и у него был бензин. Не каждый день мы ездим в «Орлиное Гнездо», верно? Это уж точно. Биргит натянула улыбку, чмокнула Вернера в щёку и побрела к машине. – Я думала, мы поедем на поезде, – сказала она, сумев даже рассмеяться, когда машина выехала из Зальцбурга. Небо над головой было ярко-синим, горы сияли, как зазубренные бриллианты, кое-где вершины были припорошены снегом. – Только не сегодня. – Одной рукой Вернер крепче сжал руль, а другой притянул к себе Биргит, так что ей пришлось придвинуться поближе. – Я так рад тебя видеть, энгель. В этом белом платье ты и впрямь похожа на ангела. – Ой, да оно старое, – ответила Биргит, встряхнув головой, хотя ей потребовалось несколько купонов на ткань и несколько часов за швейной машинкой, чтобы сшить это простое платье из белого ажурного хлопка, с пышными рукавами и зауженной талией. В конце концов, ей хотелось выглядеть достаточно нарядно. Она опустила глаза, увидела, что под ногтями осталась грязь с прошлой ночи, и быстро спрятала руки в складки юбки. – Я очень рад, – вновь сказал он очень искренне, даже искреннее, чем обычно. Биргит искоса посмотрела на него и отметила, что с прошлой их встречи несколько месяцев назад он сильно похудел. В его чертах появилась какая-то мрачная твердость, которую не могли смягчить лёгкая улыбка и смеющиеся глаза. Только увидев его, Биргит сразу же спросила, как он себя чувствует, а он отмахнулся от вопроса, нетерпеливо дернув плечами, и ничего не сказал. Биргит следовало попытаться спросить еще раз, но она не могла себя заставить. Было тяжело даже думать о том, чтобы провести день в Бергхофе, в компании Гитлера и бог знает скольких других нацистских офицеров и официальных лиц. Ей казалось, что правда о том, кто она такая, чем она занимается, будет написана на её лице и все сразу это поймут. А информация, которую можно было бы передать коммунистам? Она не могла представить, как ей удастся что-нибудь разузнать. И сейчас, пока они мчались по тропинке, а перед ними вздымались горы и мир казался таким ярким и блестящим, ей просто хотелось наслаждаться минутами, проведёнными с Вернером, или, по крайней мере, попытаться. – И я рада, – ответила она, сжимая его руку. – Но я бы предпочла провести этот день только с тобой, без других людей. Тем более таких. – Неужели ты не хочешь взглянуть на Бергхоф? – Он бросил на неё чуть насмешливый взгляд, но его лицо по-прежнему оставалось суровым, и Биргит показалось, что она уловила в его голосе нехарактерно язвительные нотки. – Немногим удается заглянуть в частную резиденцию фюрера. – Я знаю. Но если честно, сильно волнуюсь. – Она решила, что будет с Вернером откровенна, насколько возможно; так, подумалось Биргит, паутина лжи станет чуть менее тугой, хотя обманывать его всё равно придётся, и это было противно. – Да в общем-то и я. Никогда не видел его лично. Даже когда он приезжал в Зальцбург, мы только мельком на него взглянули. Надо было думать о том, как маршировать. – А теперь ты, может быть, даже с ним поговоришь, – заметила Биргит, с трудом подавляя дрожь. Ей не хотелось говорить с Гитлером; более того, эта мысль наполняла её ужасом и отвращением. Она знала, что многие женщины сходили с ума по фюреру, целовали его фотографию и даже обнажали грудь, когда его кортеж проезжал мимо. Биргит не могла этого понять. – Скорее всего, он нас и не заметит. В центре его внимания будет генерал Шёрнер, а не мы. Биргит показалось, что в голосе Вернера прозвучало облегчение. Она-то уж точно его ощутила. Спустя полчаса они въехали по извилистой дороге в ворота поместья, перед которыми стояли двое охранников-эсэсовцев. Биргит знала, что милый район, куда раньше приезжали отдыхающие, за последние годы был полностью захвачен рейхом, а владельцы гостиниц и домовладельцы вытеснены правительством. Помимо гитлеровского «Орлиного гнезда», здесь располагались дачные резиденции нескольких других высокопоставленных чиновников, в том числе Геббельса и Геринга. Здесь постоянно дежурили патрули охранников СС и стояли зенитные орудия, чтобы обеспечить безопасность всего комплекса. Вернер свернул на дорогу и остановился у ворот, чтобы показать своё удостоверение личности вместе с удостоверением личности Биргит. Её сердце колотилось, пока охранник обводил их лица тяжёлым, испытующим взглядом, прежде чем повернуться к бумагам. – Первая горнострелковая дивизия, да? – сказал он, возвращая бумаги, явно довольный. – Летом вы, если не ошибаюсь, на славу потрудились? Захватили Львов? – Верно, – ответил Вернер. Биргит заметила, как его пальцы впились в руль. – Я слышал, что эти коммунистические ублюдки там сошли с ума. Повырезали половину населения. – Только евреев и большевиков, – ответил Вернер, пренебрежительно пожав плечами, но Биргит заметила, что костяшки его пальцев побелели.