– Но это так далеко… – прошептала Хедвиг. – Центр будет в Блуменсдале. Над его созданием придётся много работать, но ведь не всю жизнь. Бетси приснился дом, где люди растят цветы – я знаю, это звучит глупо, но Корри нашла в точности такой дом, со статуями и огромной лестницей! Разве не чудо? Я написала ей, и она ответила. Всё устроено. – она накрыла ладонь матери своей. – Этот проект – не навсегда, но именно им я хочу заниматься сейчас. Я хочу помочь исцелить… всех. Восстановить то, что разрушено, с помощью любви. – А как же Вернер? – дрожащим голосом спросила Иоганна. – Если он вернётся… – Он не вернётся, – тихо ответила Биргит и прижала ладонь к сердцу. – Я чувствую это здесь. Я знаю. – Не говори так. – Иоганна понимала, что, если Вернер не вернётся, то Франц тем более. И всё же, несмотря ни на что, несмотря на все попытки убедить себя, что он погиб, в глубине души она продолжала надеяться. Спустя неделю Иоганна проводила Биргит на станцию. Хедвиг осталась дома, присматривать за Манфредом и Мими, и на прощание они с дочерью крепко обнялись. – Я вернусь, мама, я обещаю. – Уж постарайся, – ответила Хедвиг и попыталась улыбнуться. Посадив сестру в поезд, Иоганна долго стояла на платформе, и тоска с новой силой сжимала её сердце. Биргит было чего ждать, на что надеяться, ради чего жить – а ей? Конечно, она была рада и благодарна судьбе, что теперь в их жизни есть маленькая Мими, но её не покидало ощущение, что всё подходит к концу. Здоровье отца продолжало ухудшаться, мать, какой бы сильной женщиной ни была, тоже держалась с трудом, работа на американцев не давала никаких гарантий, и что ждало впереди? Каким становился мир, меняясь, восстанавливаясь, набираясь сил? Какое будущее её ждало, что она могла предложить Мими? Эти вопросы не давали Иоганне покоя всю долгую дорогу домой. Её шаги становились всё медленнее, пока она брела по Гетрайдегассе, которая снова стала родной, спустя семь лет наконец избавившись от знамён со свастикой. Иоганна взяла выходной, чтобы проводить Биргит, но сейчас ей хотелось с головой уйти в работу, лишь бы её отпустило это новое ощущение тоски и беспокойства. Нужно было не думать об этом, нужно было верить, что из руин получится построить что-то новое – но она не знала, что. И внезапно она услышала голос, хриплый и уверенный: – Иоганна… Она замерла. Надежда, тлевшая в её сердце, как уголёк, внезапно вспыхнула горячо и ярко. Этого не могло быть… она столько раз представляла это в мечтах, и всё же… этого не могло быть… Она подняла глаза и увидела, что он стоит у магазина, под искорёженной и обшарпанной вывеской с надписью «Часовщик Эдер» и нарисованной жёлто-белой веточкой эдельвейса. Он был болезненно худым. Его волосы были подстрижены очень коротко и из тёмных стали почти совсем седыми. На нём были потрёпанная крестьянская блуза и штаны, подвязанные куском верёвки, и то и другое было ему слишком велико. Его лицо было таким измождённым, что Иоганна едва не расплакалась, несмотря на переполнявшую её радость. Франц. Медленно, как во сне, она приблизилась к нему. – Я думала… я думала, ты погиб… – Порой я тоже так думал. – Но прошло столько времени! Где же ты был? – Сейчас это было неважно, но мысли Иоганны метались, голова кружилась. Она не могла поверить в то, что видит его своими глазами, что он совсем рядом. Что он жив. Он правда жив. – Меня оставили в лагере, когда его расформировали, – объяснил Франц с озорной улыбкой, которую она так хорошо помнила. – Я болел… сильно болел. Я не мог ходить, с трудом помнил собственное имя, – он покачал головой, его взгляд стал печальным. – Когда меня выписали из больницы, меня перевели в лагерь для беженцев. Я сказал им, что я из Вены, но надёжной связи с ней нет. Там сейчас Красная армия. В конце концов нашли информацию о моей семье…. – он покачал головой. – Все погибли – братья и сёстры, тёти и дядя. Все. В Освенциме. – Господи, Франц… – Она знала, что больше ничего не может сказать. Он кивнул, решительно глядя на неё – человек, переживший страшное горе. – Им потребовались месяцы, чтобы оформить документы и разрешить мне покинуть лагерь, чтобы я мог приехать сюда. И вот я здесь. – Он широко раскинул руки, и Иоганна, нервно смеясь, бросилась в его объятия. – Не могу поверить… – Она была так ошарашена, что не могла ни плакать, ни смеяться. Руки Франца обвили её, прижали крепче, тонкие, такие чудесные. – Я уже не тот, – тихо сказал он, предупреждая, и Иоганна чуть отодвинулась, чтобы заглянуть ему в лицо. – И думать не смей, Франц Вебер! И думать не смей. Я не стану слушать никаких оправданий. Я ждала тебя и ждала, я почти совсем состарилась! Франц улыбнулся ей, но улыбка была полна боли. Может быть, подумала Иоганна, со временем ей удастся его исцелить. – Тебе всего тридцать… – Тридцать один. Ты женишься на мне как можно скорее, – сообщила она ему с притворной строгостью, дрожащим от волнения голосом, – а не то пожалеешь! Он хрипло рассмеялся и подхватил ее на руки. Иоганна прижалась к нему, ещё крепче обхватив его руками. – Если ты всё ещё этого хочешь… – Конечно, хочу! Что за глупый вопрос! – Есть другие вопросы, которые я должен задать, – серьёзно сказал Франц. – Что с Биргит? И Лоттой? Иоганна покачала головой и рассказала ему всё, что знала: о Биргит, Лотте, Мими. – Ребёнок, – изумлённо-радостно пробормотал он. – Хоть что-то хорошее из этого всего. – Ты же не против? – неуверенно спросила Иоганна. – Раз Биргит уехала в Блумендаль… Я подумала, что я – теперь уже мы – будем растить её как нашу дочь. – Сочту за честь. Она вновь обняла его, её переполняли эмоции. – Настоящая семья, – тихо сказала она. Франц кивнул, крепко обнимая её. – А что Вернер? – спросила она, помолчав, хотя почему-то, как и Биргит, уже знала. – В последние дни его застрелил охранник. Он пытался спасти тех из нас, кому суждено было попасть в газовую камеру. Он отдал за нас жизнь, Иоганна. Он оказался гораздо лучше и храбрее, чем мы все могли представить. – Упокой Господь его душу, – прошептала Иоганна, прижимаясь щекой к костлявому плечу Франца. Она с трудом могла поверить, что он здесь; ей нужно было обнимать его, чтобы знать, что он действительно здесь, живой, настоящий. Он не исчезнет, как сон. – Я так счастлива, – удивлённо пробормотала она. – Я забыла, каково это. – Дай Бог, чтобы у тебя было много возможностей это вспомнить. – Франц крепче прижал её к себе. – Я позабочусь об этом и начну с Парижа. – Париж… – Иоганна рассмеялась и покачала головой. – Однажды мы непременно туда отправимся, – пообещал Франц. – Я знаю. – Она поверила в это, как поверила в их собственное будущее, которое наконец-то засияло перед ней, неясное, но достижимое. – И я знаю, что буду счастлива, – заявила она с твёрдой решимостью. Счастье было драгоценным сокровищем, но вместе с тем выбором. Она знала, что должна быть счастлива – во имя Лотты, во имя Вернера, во имя Ингрид, и Кунигунды, и всех, кто отдал свои жизни, чтобы они могли жить и любить. – Буду, – повторила она и, взяв Франца за руку, повела его в дом на Гетрайдегассе, вверх по лестнице. Если вам понравился роман «Сёстры Эдельвейс», не пропустите «Самый тёмный день» Кейт Хьюитт. Эта книга о жизни Лондона и Европы в годы Второй мировой войны не оставит вас равнодушными! Письмо от Кейт Дорогие читатели, Я хочу сказать вам огромное спасибо за то, что познакомились с сёстрами Эдельвейс. Если вам понравилась эта история и вы хотите быть в курсе моих последних книг, просто зарегистрируйтесь по ссылке. Ваш адрес электронной почты никто не узнает, и вы можете отказаться от подписки в любое время. Я благодарю своего замечательного редактора Изобель за то, что вдохновила меня написать роман о трёх сёстрах из Зальцбурга. Всё, что я знала о Зальцбурге, я знала лишь по фильму «Звуки музыки» и недолгому путешествию туда в годы юности, так что было очень увлекательно углубиться в исследование и узнать, насколько Австрия во многих отношениях отличается от Германии. Хотя сёстры Эдер – вымышленные персонажи, в книге есть несколько реальных: Мария фон Трапп, настоятельница аббатства Ноннберг Вирджилия Лутц, Корри и Бетси тен Бом. Первый публичный концерт фон Траппов действительно состоялся в «Электролифте» в 1934 году, и последние дни Бетси тен Бом в самом деле прошли в лазарете Равенсбрюка, где она делилась своей мечтой о доме, в котором пострадавшие от войны могли бы исцелиться. О подробностях жизни в Равенсбрюке я узнала благодаря мемуарам Корри тен Бом, в том числе прекрасной книге «Убежище». Нет никаких доказательств того, что аббатство Ноннберг участвовало в какой-либо деятельности сопротивления (хотя в финальной сцене «Звуков музыки» монахини помогают фон Траппам!), но, зная то, что я узнала о Вирджилии Лутц, приятно думать, что так могло быть. Надеюсь, вам понравились «Сестры Эдельвейс», и если да, то я была бы признательна, если бы вы написали отзыв. Мне бы очень хотелось узнать, что вы думаете – это особенно важно, когда помогаешь новым читателям впервые открыть для себя одну из моих книг. Я люблю получать сообщения от своих читателей и буду рада, если вы напишете мне в Фейсбуке, Твиттере, на Goodreads или на моём веб-сайте. Спасибо, Кейт. Благодарственное слово Прежде всего я должна поблагодарить моего редактора Изобель, которая подала мне идею, воспламенившую моё воображение! Без неё эта книга никогда бы не появилась на свет. Спасибо, Изобель, за доверие! Я также хотела бы поблагодарить весь состав Bookouture, компании, которая помогает представить мои книги миру: рекламщиков Пету, Ким и Сару, цифровых маркетологов Алекса и Ханну, редакторов Радхику и Алекса, Альбу, которая работает с аудио, Терезу, Саида и Лауру, которые держат меня в курсе деловых событий. Спасибо моей подруге Дженне, которая всегда слушает мои размышления и помогает сформулировать мысль, и всем милым писателям, которые так меня поддерживают. Наконец, я хотела бы поблагодарить свою семью – Клиффа, Кэролайн, Эллен, Тедди, Анну и Шарлотту. Во время локдауна нам пришлось провести много времени в одном помещении, много играть в карты и «Марио», много гулять с собаками. Я обожаю вас всех и очень благодарна за всё это время, даже если иногда оно сводило нас с ума. Люблю вас!