– Я ничего не сделала, – возразила та. – Вот именно. Могла сделать, а не сделала. Все дармоеды, все на моей шее сидят, – он похлопал себе сзади по шее. – На моих болезнях наживаются! – Кто виноват, что ты пьешь? – спорила Мариула. – Я, что ли? Я работала, исполняла, что положено... – Даром хлеб ела. И вообще зря небо коптишь. Какой в тебе смысл? Дармоеды все, зачем живут, не пойму? Людишки все только и знают, что друг друга обгладывать. А я так не хочу. Паша Вертолет не хочет, чтобы его жрали. Понятно? Убирайся давай отсюда. – Да что я сделала-то? Объясни, тогда уйду. – Бондарчук, объясни ты ей. Бондарчук задумался. Умственные усилия, отразившись на лице, его не украсили. Он собрал весь лоб в одну складку, которая выпирала, как мяч: – Значит так, слушай сюда. К чемпиону клеилась, раз. Торговалась из-за работы, это два...При госте хозяина позорила... – Ах ты, стукач! – медсестра подпрыгнула и ловко залепила Бондарчуку пощечину. Тот смолк и заморгал, а она громко зарыдала и побрела в дом. Видимо, вещи собирать. Паша обошел круг, осмотрел засохшие розовые кусты, потом повернул к кухне, и в окне показалось его страшное красное лицо. – Привет, – сказал он. Кухонные люди радостно закивали, здороваясь. Дина поздоровалась сухо: медсестру, хоть она и злая, было жалко. – А, – сказал, он разглядев Дину на табурете, с ложкой в руке. – Важная персона! Питаешься за мой счет, а как насчет вежливо поздороваться? – Я могу уйти, – Дина, ужасно оскорбившись, соскочила с табурета. – Хоть сейчас! – Ладно-ладно, я пошутил... Лучше сходи собак покорми. А то сама налопалась, а псы голодные. Отдутловатое лицо в окне пропало, Паша удалился инспектировать владенья, а Дина все еще переживала свое унижение. «Импотент ползучий!» – прошептала она, а потом опасливо огляделась по сторонам, не слышал ли кто. Если так пойдет, она тоже станет злючкой, как медсестра. Целыми днями будет поливать хозяина руганью. – Он всех что ли куском хлеба попрекает? Жадный что ли? – спросила Мишу. – Аутизм у него, – ответила Люба. – Чего у него? – Раздражают все, не хочет людей видеть. Видишь, как тут народу мало? Еле справляемся с хозяйством, а нанимать не станет. Мешают ему все. Мишу вот только любит... За то, что тот молчит всегда и незаметный. Миша кивнул и улыбнулся. В окне снова появилось страшное лицо. – Так ты собираешься собак кормить? – Паша обращался к Дине. – Я не умею. – О-о! – застонал он. – Всему-то учить надо! Сам приюти, сам корми, сам учи! Дина на этот раз не обиделась. С хозяином было все понятно. Ему с людьми тяжело. Он больной. Не позавидуешь ему, с такими-то болезнями. Дина вышла с кухни, и они отправились на псарню. По пути Паша выспрашивал Дину о родителях. Похоже было, что Алика он знал, но виду не подал. Выспросил, сколько дней они бродят и какая у нее сестра. Сколько лет и прочее... Что, может, у Светы с чемпионом шуры-муры? Дина отвечала скупо. И не то, чтоб ей не хотелось поговорить, а просто этому Паше она не слишком доверяла. Он мог все перевернуть наизнанку. У него все были виноваты, один он лучше всех. А сам хитрый, глаза узкие. И все учит и учит. А если любишь учить, так и иди в учителя. Дина поинтересовалась, не учитель ли он, и получила утвердительный ответ. Учитель жизни. Образец и пример того, как жить нельзя. Отрицательный пример и есть лучшая школа. – Никогда не будь такой, как я. Это очень печально, – подытожил Паша. Дина заинтересовалась, какой именно не надо быть, и он охотно перечислил: жадной до удовольствий и способной ради этого на все. У человека должен быть ограничитель. А он свой потерял, потому и примчался к концу жизни. Висит над пропастью. Только с виду живой, а внутри покойник. Все надоело, все исчерпалось, ничто не радует. Приходится пить, а это смертоубийство. – Может быть, вам устроиться в церковь работать? Священником? Дина это просто так сказала. Потому что черное платье ему бы больше пошло, чем штаны, поверх которых живот лез во все стороны. Но Паша согласился, что, может быть, и стоило бы попробовать. Однако в голосе его все равно была тоска. Не дойдя нескольких шагов до псарни, он вдруг развернулся и пошел обратно, на Динины вопросы никак не отреагировав. Она, постояв немного, вернулась в кухню просить помощи. Миша пошел с ней кормить собак, а Люба завздыхала насчет хозяина и врача, мол, пить пошел, а докторов поблизости нету, и как бы Ларису задержать, а как задержишь-то? Тоже нельзя поперек идти, хуже будет. 9 Шиза, как сумел, решил материнский вопрос и, подстегиваемый взбешенным гибелью людей Костей, снова принялся за поиски детей. В Крючкове, где девчонки раньше жили у художника, дом охраняли военные, да и вряд ли там станут отвечать на вопросы, даже если знают ответы. Тетка с автолавкой тоже могла быть в курсе их местонахождения, но искать ее не стоило, потому что в этой деревне на их совести был воинственный алкоголик. Соваться туда было рискованно: джип уже хорошо запомнился местным. Оставалась сумасшедшая Алка, у которой в этих краях жил приятель. Надо звонить ей. Ответ его обрадовал. Алка обещала разузнать про девочек, напомнив их договор. Она помогает ему при условии, что старшая достанется ей. Шиза, махнув рукой на Алкины капризы, согласился. Она справилась оперативно, к вечеру сообщив, что в Брусянах идут конно-спортивные тренировки, и девочки живут там же. Прибились к конной группе, которой руководит Филипп Афиногенов. Шиза удивился. Будем надеяться, что к его сестрам он отношения не имеет. Иначе – сплошные головняки. Шиза отправился разведать обстановку, помня Костино предупреждение, что самодеятельность запрещена. Только по приказу. У Кости, чуть что, обострялась паранойя. Он считал всех тупыми или коварными. Шиза за последнюю неделю, похоже, переместился из первого разряда во второй. Его заподозрили в игре на два фронта и лишили самостоятельности. И хрен с ним, с этим Филиппом, злился Шиза. Сам пусть ищет иголку в стоге сена. Но по дороге в Брусяны случилось то, чего никто ожидать не мог. Они шли на приличной скорости, когда все замечавший Болт вдруг заорал: «Тормози!» Шиза сдал назад, они выбрались из джипа и огляделись. Почти незаметная под разлапистой елкой на обочине, прижав колени к подбородку, сидела Света. Увидев затормозивший джип, она даже не шевельнулась. Конечно, она узнала этот автомобиль, что стоял на холме, когда с ракетами штурмовали дом Арсения, но она устала бояться. Бегать, прятаться... В конце концов, им нужна не она... И вообще, чему суждено, то рано или поздно случится... Шиза встал напротив, поставив ногу на пень и наклонился над ней. Света подняла голову, взглянула в его светлые холодные глаза. Такие совсем светлые голубые глаза она не любила. Хозяин таких глаз, у которых не было дна, может быть способен на все. Шиза протянул руку и поднял кверху ее подбородок. Она спокойно отклонилась, во взгляде ее мелькнуло недоверие, но страха он не заметил. Он вдруг узнал в этом движении неколебимое спокойствие Димы Чуфарова, его манеру поворачивать голову. Неужели безумная Алка права? Уважение к Диме невольно перенеслось на девочку. – Где Дина? – спросил он. – Там, – она кивнула ему за спину. Он оглянулся. Сквозь лес проглядывали башни внушительного сооружения. – Надолго? – Не знаю. – А хозяин кто? Света пожала плечами. – А ты что тут, ждешь? – Ну, жду. Только не Дину. Другого человека. Больше ничего выжать из нее не смог, на все вопросы Света равнодушно пожимала плечами. Страху на нее нагнать не удалось, – была, как деревянная. Кирилл отошел подальше и набрал мобильный Кости. Оставив Свету, они проехали триста метров вперед, свернули в лес и стали ждать, как будут развиваться события. Не факт, что сестра сказала правду и младшая находится поблизости. Нужно было сначала это проверить, а затем снова связываться с Костей. Просидев в засаде четыре часа, они засекли автомобиль, в котором рыжеволосая барышня отвезла в Брусяны Свету и, что настораживало, Филиппа Афиногенова. Все это разглядел зоркий Болт. Джип проследовал за их «девяткой» до Брусян, и когда стемнело, они, насколько смогли внимательно, обследовали поселок. Никаких следов Дины там не обнаружилось. То есть, старшая могла сказать правду: что Дина осталась в лесу у владельца крепости, вид которой не сулил легкой победы. Господин, владевший ею, обещал быть серьезным противником. Уровень задач повышался, как в компьютерных играх. Если раньше они сражались с художниками и алкоголиками, то теперь в игре участвовали звезды спорта и местные олигархи. В поисках укрытий девчонки явно поднаторели... Если старшая спокойно называет место, где прячется младшая, это плохой знак. Либо крепость в лесу неприступна, либо это ловушка. Шиза прикинул в уме связи Алика. К кому тот мог обратиться за помощью? А ни к кому. Такое и представить невозможно, чтобы Мирза с кем-то скорешился и попросил помочь. Он этого никогда делать не станет, это раз, и даже если б захотел, не умеет, это два. Ни просить, ни дружить. Ни он никому, ни ему никто. Только в одиночку, отсюда все его проблемы. Все себе, все лично для себя. Вряд ли замок был задуманной ловушкой. Скорее, очередным испытанием для нервов. У ближайшего линейного пункта Шиза с Болтом сделали остановку. Шиза разминал затекшие за день ноги, когда из здания вышел капитан крупного формата и уставился на джип. В глазах его появилась настороженность, но отвлекли какие-то дела, и капитан, хмуро кивнув на приветствие, свернул за угол, а Шиза заглянул внутрь. Там, развалившись в кресле, спиной к рабочему столу, лейтенант Лошак пил чай и смотрел телевизор. При виде гостя он не торопясь опустил ноги с тумбочки, где пристроил их для удобства. – Никакой информации по пропавшим детям не поступало, – сообщил он с ходу, но лицом к вошедшему не повернулся. Так, глянул через плечо. – Так-таки не поступало? – изобразил задумчивость Шиза. Мент попался самой неудачной сборки: толстый, ленивый и жадный. Мздоимец. – Они в вашем районе всю дорогу крутятся... – Не поступало, – отрезал тот. – Я б позвонил. Конечно, позвонил бы за семьсот-то баксов... А вот зад оторвать от стула – это уже никак. – Я не за этим. Там на шестнадцатом километре крепость такая круглая. Хозяина знаешь? – Может, знаю, может, не знаю... Шиза выложил на стол купюру и подвинул. Лейтенант, мельком взглянув, повернулся через плечо и убрал ее в карман. – Павел Дредо, частный предприниматель, чемпион среднего веса по вольной борьбе. – А поподробней? Вместо ответа лейтенант Лошак с туманным выражением посмотрел на стол. Шиза достал еще купюру. – Личность невменяемая.