Но девочка что-то почувствовала. У нее от волнения начало колотиться сердце. Наступал момент, которого она так долго ждала. Сейчас она узнает об отце. Алка, заметив, что ожидание мучительно затянулось, пришла ей на помощь: – Я сразу скажу самое тяжелое. Твой отец погиб сорок пять дней назад. Разбился на машине на мокрой дороге. Меня зовут Алла, я его бывшая жена... Света растерянно замерла. Значит, он умер, а они не встретились... И уже не встретятся никогда... Как это могло произойти? Почему, за что? Это несправедливо. Как теперь быть? И эта картина в парке, когда два человека идут навстречу друг другу, медленно сближаясь и узнавая, неужели этого никогда не случится? Почему эта женщина явилась так поздно? Не могла прийти, пока он был жив? И что ей нужно? Света, опустив голову, молчала, сдерживая упреки. – Я предлагаю тебе жить со мной. У меня есть деньги и цветочный магазин. Ты будешь обеспечена. Света удивилась. Предложение показалось ей нелепым. У нее были свои дела и планы. В них странной незнакомке места не предусматривалось. Она была лишней. – Зачем вам это? Жить вместе? – мрачно спросила она. – Так будет лучше всем. Ты потом поймешь, может, не сразу. Человеку лучше жить с тем, кому он нужен. Это самое верное. Света подумала, что такой человек у нее уже есть. Рано или поздно она отыщет стрелка и будет его помощницей, и это так же верно, как то, что за окном стоит Толик и их разглядывает. Алла его не видела, а он делал Свете знаки, мол, выйди. Но Света отвернулась, точно ничего не заметила. Эта женщина явилась поздно и некстати. От нее хотелось избавиться. Мечта об отце рухнула в один момент, но на ее месте уже выросла другая. Все остальное уже ни к чему. – Ты подумай, я тебя не тороплю, – заговорила Алла. – Мирзе с Натальей не до тебя, да и долго еще будет не до тебя, может быть, всегда. А со мной скитаться и голодать ты не будешь. Алка посмотрела преданным собачьим взглядом. Свете вдруг остро захотелось уйти и никогда больше не видеть эту особу. Она ее почти возненавидела за произнесенную вслух правду и даже не почувствовала угрызений совести. Раньше на Востоке гонцов с плохими вестями убивали. Эта женщина отняла у нее надежду, а взамен предложила безбедную жизнь. Света презрительно сощурилась. И почему она так странно смотрит? Как раб на господина, от которого зависит его жизнь. Она поглядела в окно, но Толика там уже не было. – А кем он был? – сухо спросила Света, имея в виду отца. – Ну... Он был большим человеком. И очень хорошим. Света еще раз оглядела Алкин наряд, оценила уклончивость ответа и спросила напрямик: – Кем он был по профессии? Только честно. – Тем же, кто Алик, – резанула правду Алла. Она увидела, как мгновенно погасли у девочки глаза. Как она сразу расхотела разговаривать... В эту секунду рухнули все Алкины планы на хорошую, счастливую жизнь. Повалились, как ветхий забор. Распались на куски и обломки, как старый дом, уничтоженный строителями. Алла не догадывалась, что дочка Димы ненавидела бандитскую среду и сторонилась всего, с ней связанного. Следовательно, и Алки с ее магазином тоже. – Я сказала правду, прости. Он был настоящим мужиком. Света презрительно передернула плечами и отвернулась к окну, высматривая Толика. Хоть бы он ее выручил. Но помощи ждать было неоткуда. – А что, настоящие тоже детей бросают? Как и ненастоящие? – Он не бросал. Наталья его не дождалась с... – Понятно. Можете не продолжать. Жить я буду с бабушкой. И от матери не уйду, какой бы она ни была... – Я знаю, что с вами случилось. Я хочу помочь тебе, потому что ты его дочь. Тебе, а не Дине. Алка понимала, что говорит не то, что Свету сказанное отдаляет, что пропасть между ними углубляется с каждым произнесенным словом, но продолжала цепляться, как утопающий за соломинку. Говорила и тут же проклинала себя за глупость. Что ей стоило соврать про Диму? Какая, в конце концов, разница, кем он был, пусть бы дочь думала, что он был обычным человеком с обычной профессией. Но тогда она предала бы Диму, и неизвестно, чем бы все закончилось. Эта ложь не давала никаких гарантий. Про помощь тоже говорить не стоило, девочка гордая, из тех, кто выкарабкивается сам. Ясно было, что все не то, что это конец. Но отдать, когда Алка ее уже присвоила в своем сердце, было невозможно. Просто невозможно было отдать такую. Сейчас она виделась Алке несчастной, трогательно-беззащитной гордячкой. Очень одинокой, всеми покинутой девочкой-женщиной, не желающей сдаваться судьбе. – Меня ждут, – сказала Света, встала' и пошла к выходу. Алка бросилась вслед. На улице в лицо задул ветер и полетели брызги дождя. Света, широко шагая, направилась в сторону машины, но Алка в два прыжка обогнала и схватила ее за руку: – Пойдем со мной, прошу тебя. Ты никогда не пожалеешь, обещаю. Откуда-то из пелены дождя вдруг вывернулся Толик: – Отпусти ее, сука! – Убирайся, сволочь! – закричала женщина. Пешеход впереди оглянулся и поспешно ускорил шаги. Толик ребром ладони ударил по Алкиной руке. Света попыталась вырваться, но почувствовала, что женщина держит ее насмерть. – Убью, гадина! – прошипел Толик, пытаясь ее отодрать, но Алка развернулась и с неожиданной силой двинула ему кулаком в лицо. Он не успел уклониться, удар прошелся по носу, Толик негромко вскрикнул, согнулся и сделал почти незаметное движение. Алкина рука вдруг разжалась, она пробормотала ругательство и повалилась на мокрый асфальт спиной. Голова ее стукнула, открытые глаза смотрели гневно. – Быстро мотаем отсюда! Что встала, как чурбан? – Толик уже втаскивал Свету в машину, а она все оглядывалась на женщину на асфальте. Редкие прохожие обходили лежавшую, из кафе никто не вышел. 10 Юля, прождав Свету условленные пятнадцать минут, медленно двинулась в сторону кафе. Прямо в нескольких метрах она увидела женщину на асфальте. Ту самую, с которой уходила Света. Она выбралась из автомобиля и наклонилась рассмотреть. Светлая юбка на поясе потемнела от крови. Женщина издала стон, и Юля, нервно дернувшись, принялась заволакивать ее на заднее сиденье, взывая о помощи. Но улица точно вымерла. Загрузив раненую, Юля решила искать ближайший травмопункт, но раненая, простонав, назвала адрес поблизости. – Где Света? Что с ней? – спросила растерянная Юля. – Забрали... Падлы. Услышав это, Юля внезапно вспомнила, где видела ее раньше. Ведь она сразу, даже в сумерках и издали, показалась ей смутно знакомой. Они виделись в доме со старухами- ведьмами, куда ездили смотреть говорящую козу. Неужели это была она? Совсем другое лицо, и только слово «падлы» ее выдало. Остановившись через квартал, Юля, подняв незнакомку, заволокла ее на второй этаж и позвонила. Дверь открыл парень. Истекавшая кровью сказала ему: «Тот раз был, и правда, последний». Хозяин квартиры бросил на Юлю прозрачный взгляд, не послушаться которого было бы опасно для жизни. Так она его расшифровала. – Уходи. Ты ничего не видела, ясно? – произнес он с угрозой, и глаза при этом показались ей белыми от ненависти. Она быстро сбежала вниз по лестнице. Вот спасала, а кого? Неважно кого. Человека. Как странно изменился облик незнакомки... Неужели смерть красит? Где же Света, что с ней? Где ее искать, и что она скажет Филиппу? Юля села в машину, положила голову на руль и задумалась. Очень хотелось заплакать. Зачем ей показали концовку этого страшного кино? Чью-то жестокую кровавую драму? Чтобы не забывала, что жизнь – это не постановочные эффекты? Чтобы не разучилась чувствовать? Что же делать, где искать девочку? Кто ее забрал, кто эти «падлы»? Шиза, бережно уложив Алку на пол в подъезде, осмотрел рану и чертыхнулся. С такими не выживают. Ясное дело, Алке конец. – Кто тебя? – спросил он. – Один из людей Мирзы...Толик, кажется. – Тебя утешит, если я отрежу ему яйца? – Меня утешать не надо. У меня все хорошо. Скоро мы будем вместе. С Димой. Уже немного осталось. – Что ты чувствуешь? Тебе больно? – Облегчение. Облегчение, что все кончилось. Алка закрыла глаза. Бледность ее была уже запредельной, кровь, похоже, вытекла вся. Да и сколько ее в этом тщедушном теле... Господи, неделю назад они спали вместе... Была вполне живая женщина, с которой можно было... А теперь осталось тельце и небольшая лужица крови. Шиза встал и позвонил в дверь соседке. Открыла толстая женщина. Похоже было, что она наблюдала происходившее в глазок, и вид у нее был встревоженный. Она волновалась, любопытствовала, но не более того. Железная баба, с нервами все в порядке, сострадание отсутствует напрочь. Бедная Алка, на кого он ее бросает... – Соня, – сказал он, – у меня горе. Ранили мою знакомую. Вызови скорую. Мне придется уйти. Вот деньги. Меня тут не было. Ну, ты понимаешь? Женщина деловито пересчитала и сунула деньги в карман халата: – А что я буду отвечать? Как она сюда попала? – Это не твоя забота. Ты услышала стон, открыла двери и все. – Хорошо. Ты отнеси ее площадкой ниже, а то скажут, что на нашем этаже такое творится... – Не стоит. Следы останутся. Пусть, как есть. Я не виноват, ты не виновата, отобьемся, Соня... Шиза вернулся за пальто и покинул дом, не оглянувшись на распростертую Алку. В казино он крепко выпил, пытаясь не думать о вечном и бренном. Два курса философского факультета иногда мешали ему жить. Играть не хотелось, телки казались пресными, заболели зубы. Алкины горькие поцелуи он запомнил. Только бы она не принялась звать его с собой. Так, как позвал ее Дима. В этом случае все уйдут, как по цепочке, друг за другом. Пытался же он ее остановить, нет, нарвалась на перо. Значит, сама захотела рискнуть. И Толян этот ни при чем. В Алкиной истории он всего лишь орудие, исполнитель Диминой воли. Соскучился Дима – и Алку зарезали. Ладно, черт с ней, с этой бытовой мистикой. Тоже мне, Ромео и Джульетта! Он-то как завязался с этой смертницей? Зачем ему нужно было стать ее последним мужчиной и присутствовать при последнем вздохе? Окровавленное детское тельце в светлой юбочке и помада на губах. Обещала еще раз и, как всегда, надула, усмехнулся он. Верна себе. Он вдруг встал, подошел к бездельничавшему Жоре и попросил спеть «Ах, какая женщина!». Под эту мелодию он всегда вспоминал польскую блондинку Люду Раковскую, город Сочи, где ночи были такими длинными, душными и ароматными. Звал же эту дуру в Сочи – отказалась. Смерть ее, видишь ли, поманила, и не сумела вежливо отказать. У всех бывает, что хочется сигануть с балкона, да только глупо. Колесо провернется, и снова посыплются дары, которых ты мог не дождаться... Он сжал зубы, вспомнив о Мирзе. Нет, Толян ему все-таки заплатит. Таких, как Мирза, надо учить. Мысли его повернули в другую сторону и мелькали, мгновенно сменяя друг друга. Зато действовал он обдуманно и неспешно. После Алкиной смерти тормозил. Бросил в подъезде истекающую кровью, заказал песню «Ах, какая женщина!». Позвонил Косте, собрал людей, и через полтора часа они обнаружили Толяна. Тот привел их к Мирзе, но Мирза опять соскочил, зато с Толяном Кирилл рассчитался лично, сообщив: «Это тебе за мою девочку, мразь!» Вначале попал в спину, а остальной заряд выпустил в грудь. И сразу успокоился. Вскрыв и обыскав Алкину квартиру, нашел ее завещание. Свой цветочный магазин она по полной форме завещала Малаховой Светлане Александровне. Упертая все-таки. Что решила, то решила. Завещание он отдаст Рите, а также поручит ей заняться похоронами, потому что Алку хоронить, кроме братков, некому, а этим она по барабану. Уже под утро, когда все задуманное случилось, он решил, что надо поехать к Рите, выпить с ней чаю «Липтон». Теперь он убийца, и надо с этим жить. Рита его заболтает, и он уснет. Может быть, уснет. Если перестанет думать об Алке. Вот девка, зараза... Он сильно отвлекся от кассы. Занялся Толяном, упустил Мирзу, дело побоку. Неадекватно текущему моменту. Поплыл по течению чувств. Во всем, что касалось Мирзы, его вела ненависть, а не забота о кассе. Отсюда все неудачи. Дело надо делать холодными руками мастера, а не с горячечной головой. Иначе – кердык. Он взял частника, добрался до Риты и там, действительно, успокоился. С матерью ему повезло. Во всем, что касалось сына, она была поразительно умна и находчива. Странно, что этот ум давал сбои во всем остальном. Но с ним Рита била без промаху. Свежий чай и пустые разговоры. Ванна и теплый халат. Погладить по волосам, поцеловать на сон грядущий и включить розовый ночник. Вот и все, что ему нужно было, а все остальное – пустые хлопоты. Чего он точно достиг в этой жизни, так это отбил мать у родного отца, чтобы радоваться совместной жизни. Какие тут могут быть Родэ? Она и сама понимает, что все это так, соблюдение приличий, а жизнь их, с тех пор, как он родился, протекает, пусть даже в отдельных квартирах, совместно.