Сервас был потрясен выражением его лица: никогда еще ему не приходилось видеть такой чистейший, без малейшей примеси, страх. Лицо парня свела судорога ужаса, глаза вылезли из орбит… Судя по всему, дело тут было не только в сыщике и великане-охраннике. — Дайте мне уйти! Парень переводил глаза с Мартена на охранника, не отрывая от шеи острого стекла. — Дайте мне уйти! Сервас примирительно поднял руки. — Вы что, не понимаете? — заорал студент. — Он убьет меня сразу, как только узнает, что я с вами говорил! — Я понимаю, Седрик. Я пришел сюда, чтобы тебе помочь. Кто тебя убьет, Седрик? — Нет, вы ничего не понимаете! Парень чуть сильнее нажал на стекло. Кровь закапала на футболку, он задрожал, как листок на ветру, и по лицу его ручьем заструились слезы, словно кто-то открыл кран. — Не делай этого! Это неудачная идея! Начнем с того, что таким образом тебе не удастся себя убить. Ты только причинишь себе сильнейшую боль и перережешь связки. Тебе что, так хочется подвергнуть себя пытке, а потом остаться на всю жизнь немым? Сервас нес всякую околесицу, импровизировал наудачу, тем более что адресовался он к студенту-медику. К такой ситуации Мартен не был готов и имел весьма смутное представление о том, что произойдет, если тот действительно перережет себе горло. Однако на лице парня появилось сомнение. — Врете вы все… блефуете… — Студент заплакал навзрыд. — Он меня не оставит, будет вредить… он беспощадный… Вы не знаете, на что он способен… — Да кто, Седрик? Кто беспощадный? — Замолчите! Я никогда его не выдам, слышите?.. Это будет хуже, чем умереть… — Успокойся. — Успокоиться? Да пошли вы!.. Провалитесь вы все в преисподнюю!.. А я уже и так там… От сонной артерии стекло отделяли всего два-три миллиметра тонкой кожи… Но в артерию парень не попал, иначе кровь забила бы фонтаном. А след на футболке оставляла порезанная рука. — Дайте мне уйти, и я успокоюсь! Дайте мне уйти, ну, пожалуйста! Умоляю вас! Вы даже не представляете себе, на что он способен… Упрямо удерживая острое стекло возле сонной артерии, Домбр пристально на него глядел, и Сервас тоже не спускал с него глаз. Но тут за спиной Седрика что-то произошло. Сыщик глубоко втянул в себя воздух и подумал: Нет, нет, нет! Не делай этого, дурак! Идея — хуже не бывает! Очень… очень скверная… Идея… Но охранник, видимо, придерживался другой точки зрения. Мартен увидел, как тот в ужасе отстегнул поводок и хлопнул пса по заду. Он стиснул зубы. Дальше все произошло в одну долю секунды. Студент обернулся, то ли почувствовав опасность, то ли угадав по взгляду сыщика, что у него за спиной что-то происходит… И тут чудовище прыгнуло. * * * — Здесь есть телефон? — У меня в комнате, — отозвался охранник. Оба стояли на коленях над студентом, который стонал, распростершись на полу. Мартен накладывал импровизированную повязку из футболки и пакетика бумажных салфеток, закрепляя ее пластиковой упаковкой, чтобы не кровила, на руку парня, прокушенную доберманом. — Возьмите у меня в кармане куртки блокнот и ручку и запишите номер, который я вам дам. Вызовите «Скорую», а потом позвоните по этому номеру и расскажите, что произошло. Вы меня поняли? Охранник кивнул, поднял с полу куртку и достал ручку и блокнот. Сервас продиктовал ему номер. Охранник поднялся. — Да шевелитесь, черт возьми! Охранник быстро вышел. Мартен посмотрел на мальчишку. Лицо его было серым, а в расширенных зрачках застыл все тот же непреодолимый страх. — Вы сами не знаете, что делаете, — простонал он. — Вы не знаете, на что он способен… Ох, черт, как больно… Лицо парня сморщилось от боли, он зажмурился и скривил рот. — Кто он? — тихо спросил Сервас. — О ком ты говоришь? Рыжий снова посмотрел на него своими до странности светлыми, почти белыми глазами, затуманенными болью. Другого выражения в них не было. Экран, отражавший Мартена и потолок за его плечами, потух. Взгляд, только что впитывавший все вокруг, замкнулся на самом себе. — Да бросьте вы… У вас нет никакого шанса его поймать. Глава 11, в которой обнаруживают фото Ковальский и Сервас наблюдали, как Манжен забирается в воющую сиреной «Скорую» вслед за носилками и медбратом. Шеф нервным и напряженным голосом обратился к помощнику: — Езжай. Я хочу, чтобы Мартен взглянул там, что к чему. — Он огляделся. — А ты не спускай глаз с мальчишки, не отставай от него ни на шаг. Манжен кивнул. Вид у него был такой же нервозный, как у шефа, и Сервас сразу подобрался. В кампусе что-то случилось… — Возьмем служебную машину, а свою получишь позже. — Куда едем? — Хочу показать тебе одну штуку… Больше Ко ничего не сказал. Когда они сворачивали на авеню СССР и на бульвар де Реколле, теплый ветер разогнал дождик. Ковальский по-прежнему с суровым видом молчал. Сервас все время чувствовал, что тот исподволь бросает на него взгляд и старается угадать, о чем он думает. Так в полумраке постукивают пальцами в поисках нужного выражения. Они припарковали машину на стоянке университетского городка, вошли в здание и поднялись в коридор четвертого этажа. Увидев охранника возле открытой двери в комнату, Сервас вздрогнул. Ковальский мрачно на него покосился, но опять ничего не сказал. В его глазах вспыхнул странный огонек. Они что-то нашли. Мартен заглянул в открытую дверь и увидел письменный стол, окно и кровать. — Всё в порядке, можешь идти, — сказал Ко охраннику и повернулся к Сервасу: — Иди взгляни, что да как… Мартен весь покрылся гусиной кожей. В отсутствие подозреваемого они перевернули всю его комнату вверх дном. Да любой адвокат, если узнает, опротестует процедуру… Он шагнул за порог комнаты. Занавески были наполовину открыты, но комната все равно тонула в полумраке из-за серой пелены, накрывшей город. Настоящая парилка. Внутри воняло по?том и гашишем. Сервас увидел их сразу: фото, десятками лежащие на столе и на кровати. Все в формате А4. Сколько их там было? Пятьдесят? Сто? Может, больше? Мартен подошел. Даже издали он догадался, что там изображено, но ему хотелось удостовериться и получить печальное подтверждение. Когда наклонился над снимками, у него закружилась голова и сердце застучало где-то в горле. А в груди застрял огромный кусок льда. Трупы… Десятки мертвецов… Толстые и худые, молодые и старые, мужчины и женщины… Все голые, распростертые на прозекторских столах, такие же безвольные куски мяса, как на прилавке мясника. Снятые крупным планом, снятые панорамой… Жуткие, мерзкие полуразложившиеся фрагменты — пустая глазница; нижняя половина лица, искаженного гримасой; скрюченная рука, искалеченная артрозом; мужские и женские гениталии; дряблые груди и даже вскрытые животы с торчащими наружу внутренностями; отрезанные конечности, на которых видны куски мяса и хрящей… Серваса сразу же одолели сомнения, что Домбр сумел сделать все эти фото в одиночку. Слишком уж их было много. Даже если у него был доступ в лабораторию анатомии и в другие зоны медицинского факультета, потребовался бы катаклизм, чтобы запастись таким количеством трупов. Сервас поспешил выйти из комнаты. Ему не хватало воздуха. Нечем было дышать. Он взглянул на Ковальского. А тот ждал его реакции. — Мерзость, — только и сказал Сервас. Шеф группы запер за ним дверь. — Мы сюда никогда не входили, — сказал он.