— И никому не пришло в голову пересчитать террариумы и проверить, сколько отловлено змей? — крикнул Мартен гораздо громче, и в его голосе послышались истерические нотки. — Ланг, сколько змей у вас там содержалось? Писатель пристально посмотрел на него. — Тринадцать, — ответил он. — Тайпан, черная мамба, кольчатый бонгар, синий крайт, королевская кобра, очковая змея, гремучая змея, копьеголовый ботропс, болотная гадюка, техасский гремучник, тигровая змея, гадюка Рассела и полосатый гремучник. Сервас отвел в сторонку командира жандармов. — Вы слышали? Разыщите мне Крокодила Данди и проверьте, сколько змей вы отловили. И поспешите! Командир вышел быстрым шагом. — И все змеи очень ядовиты? — Все… Яд этих змей содержит нейротоксины, поражающие нервную систему. Многие из них еще и гемотоксичны, то есть вызывают коагулопатию, сиречь сбои в системе свертывания крови, а как следствие — кровотечения из всех отверстий тела. Чтобы вы имели представление о размере опасности: яду черной мамбы требуется от двадцати минут до часа, чтобы убить человека. Яд крайта в пятнадцать раз сильнее яда кобры, а яд пустынного тайпана, с которым вам так повезло, в сто раз сильнее яда королевской кобры. Я уже говорил, что это самая ядовитая змея в мире. Известно, что ее укус содержит достаточно яда, чтобы погубить сто взрослых человек или двести пятьдесят тысяч мышей. Водится она по преимуществу в засушливых районах в центре Восточной Австралии. Известно, что ее яд убивает за несколько минут. Сервас догадался, что в других обстоятельствах Ланг наслаждался бы леденящими кровь рассказами, но этой ночью он ограничился перечислением случаев с менее трагическим исходом, и лицо его выражало ни с чем не сравнимую муку и, возможно, изрядную долю вины. — Разве некоторые из ваших рептилий не подпадают под Вашингтонскую конвенцию? — спросил он Ланга. Писатель осторожно взглянул на него, но от ответа воздержался. Сервас направился в угол гостиной. — Идите сюда. Давайте поговорим здесь. Будем надеяться, что больше неприятных встреч не последует. — Эти животные очень пугливы, — не унимался Ланг, — так что большого риска нет. — Вы полагаете? По всей очевидности, это далеко не так… Сервас чуть не прибавил «глядя на вашу жену», но вовремя сдержался, посмотрев на опечаленное лицо овдовевшего писателя. — Сочувствую, мне очень жаль, — прибавил он. — Давайте присядем. Ланг уселся напротив него на канапе, подошедший Эсперандье устроился рядом с Сервасом. — Ничего не понимаю, — пробормотал писатель, качая головой. — Эти животные кусают только в том случае, если чувствуют угрозу. Вид у него был потрясенный. Сервас не узнавал в нем того вызывающе высокомерного, уверенного в себе человека, с которым был когда-то знаком. Сейчас романист был ошеломлен и, похоже, абсолютно искренне страдал. — Давно вы женаты? — Пять лет. — Расскажите мне, пожалуйста, что произошло. — Я уже все рассказал… — Я знаю, — сказал Мартен и слегка развел руками, словно извиняясь. — Но мы должны услышать это из ваших уст. Взгляд Ланга перебегал с одного на другого, потом остановился на Сервасе. — Значит, расследование будете вести вы оба? — Да. Ланг покачал головой, явно дольше, чем необходимо, задержав взгляд на Сервасе, и начал рассказывать тем бесстрастным тоном, каким обычно люди повторяют то, что уже много раз говорили. Он услышал какой-то звук — возможно, это был звон разбитого окна — и спустился вниз. Там его неожиданно ударили сзади. Когда он очнулся, то прежде всего поднялся наверх проверить, всё ли в порядке с Амалией, но в постели ее не было. Он принялся ее искать, а потом увидел, что дверь в помещение, где находились террариумы, открыта… — Обычно эта дверь закрыта? — Да. И заперта. — Вы не проверяли, может быть, что-то украдено? — спросил Эсперандье. — Не проверял. — У вас есть система охраны? — Нет. А зачем? У меня есть оружие. — Какой тип оружия? — Старая семизарядная «Астра». И разрешение есть. — Хранится в железном ящике? Он кивнул. — В спальне, в стенном шкафу. — Что еще там хранится? — Украшения жены, наличные деньги, наши паспорта, пистолет… — А есть еще что-нибудь, что можно было бы украсть? — Дорогие часы… — Где они хранятся? — В ящике моего письменного стола. — Вас не затруднит проверить? Ланг встал. Вернулся минуты через три и сказал, снова усаживаясь на канапе: — Он ничего не взял. — Он… А что дает вам повод говорить, что он был один? — подал голос Эсперандье. — Понятия не имею. Просто сказал, и всё. — Господин Ланг, я должен задать вам несколько вопросов… скажем так… личного свойства, — начал Сервас. На лицо писателя набежала тень, челюсти сжались, брови упрямо нахмурились, но он все же кивнул. — Вы любите свою жену? Глаза Ланга сверкнули. — Да как вы смеете в этом сомневаться? — свистящим шепотом взвился он, словно пощечину отвесил. — У вас есть враги? Было видно, что писатель колеблется. — Может быть, враги — это слишком сильно сказано, — ответил он, — но я регулярно получаю какие-то странные сообщения на личную страницу в Фейсбуке. Большинство моих читателей — люди нормальные, умеющие отличить реальные события от художественного вымысла, но среди них всегда найдутся те, для кого этих различий не существует. И в их более узком кругу образовался еще один, из тех, кому не нравится ни что я делаю, ни что я собой представляю, причем они хотят мне только добра… Сервас и Эсперандье переглянулись. — А можно взглянуть на эти сообщения? — Дайте мне четверть часа, чтобы найти и распечатать их. Сервас согласно кивнул. Минут через двадцать Ланг вернулся с листками в руке. Мартен их взял и быстро пробежал газами. «Ланг, сволочь поганая, ты мерзкий тип, и ты скоро сдохнешь». «Эй, Ланг, ты же все время пишешь про трупы, а сам трупешником стать не желаешь?» «Ланг, мерзавец, это ведь ты укокошил тогда тех девчонок, лет двадцать тому назад, ты покойник». «Ланг, я не шучу, ты скоро сдохнешь». «Ланг, ты пишешь про всякие мерзости, таких, как ты, надо уничтожать». Сервас с удивлением разглядывал листки. Их набралось больше двух. Он передал их Эсперандье и повернулся к Лангу. — Почему вы не предупредили полицию? 4. Среда Утро