Зубоврачебный кабинет Тран и Фроманже располагался за железнодорожным туннелем, на улице Фобур-Бонфуа, в жилом доме, на удивление новом и элегантном для этого квартала. Его графическая архитектура — и объемы, и прямоугольные формы, и окна, смело прерывающие горизонтальные линии облицовки, — контрастировала с соседними старыми зданиями, сплошь покрытыми граффити, с магазинчиками дешевых товаров, ночными мини-маркетами и азиатскими ресторанами. Миновав тяжелую дверь четвертого этажа, Сервас очутился в пространстве, где все было задумано и организовано так, чтобы пациент позабыл о главной цели своего визита и решил, что зашел сюда просто хорошо провести время. Ненавязчивая музыка, мебель в песочных тонах, вощеный паркет, рассеянный свет… Его встретила секретарша и, осторожно покосившись на его физиономию, всю в ссадинах и царапинах, нежным и музыкальным голосом спросила, назначена ли ему встреча. — Да. С доктором Зоэ Фроманже. Сладкий сироп снова зажурчал: — Будьте любезны, ваше имя, пожалуйста. «Еще как буду», — подумал Мартен, назвавшись. Его проводили в комнату ожидания, где лежали журналы на любой вкус: от «Кайе дю Синема» и «Сьянс Юмэн» до «Ар де Декорасьон». В углу комнаты сияла лампа, выполненная в форме арки, на стенах висели фотоизображения насекомых и бабочек. За дверью застучали каблуки, и на пороге появилась темноволосая женщина лет тридцати пяти — тридцати восьми в белом халате, наброшенном поверх облегающего костюма. Сервас поднялся ей навстречу. На каблуках она была почти одного роста с ним. У Зоэ Фроманже было овальное лицо, темные волосы до плеч, искусно подстриженные «каскадом» и так же искусно и красиво встрепанные (милая небрежность, на которую ушло полтора часа перед зеркалом). Вокруг глаз с теплыми карими радужками залегли темные круги, и в них светилась тревога. Видимо, у них с мужем состоялся долгий разговор обо всем, что случилось в лесу, и она провела скверную ночь. — По какому поводу вы хотите меня видеть, инспектор? Голос звучал тепло, но в нем, так же как и в глазах, читалась тревога. — Капитан, — поправил он. — Разве ваш муж ничего вам не говорил? — Очевидно, он плохо понял, чего вы хотели от него вчера вечером. И от меня тоже… Почему вас так заинтересовали мой рост и вес? Сервас покачал головой. Если Зоэ ломала комедию, то актриса она была способная. — А мы не могли бы поговорить где-нибудь в другом месте? Комната ожидания для этого… не идеальная территория. Вдруг он поморщился и поднес руку к правой щеке. — Что с вами? — сразу спросила мадам Фроманже. В конце концов, они находились в зубоврачебном кабинете, и такой жест здесь вряд ли кого мог удивить. — У меня с недавних пор часто возникает острая боль в коренном зубе. Должно быть, сам факт, что я попал в кабинет дантиста, ее растревожил. Психосоматика… — прибавил Сервас, еле заметно улыбнувшись. — Не обращайте внимания, я здесь не из-за этого. Зоэ пожала плечами. — Пойдемте ко мне в кабинет. Раз уж вы здесь, надо воспользоваться случаем и посмотреть, что у вас там. Она повернулась и пошла впереди по коридору, бодро постукивая каблуками по вощеному паркету и разгоняя приглушенную атмосферу кабинета. Мартен отметил, какие у нее мускулистые икры, широкие плечи, как ладно смотрятся обтянутые халатом бедра, и признал, что эта женщина, несомненно, гораздо сильнее, чем кажется на первый взгляд. Когда же он устроился в наклонном кресле, то подумал, что вряд ли было хорошей идеей допрашивать объект, у которого в руках шприц и бор. У него очень чувствительные десны и эмаль, и стоит только шприцу или бору к ним приблизиться, они тут же начинают болеть. Всякий раз, когда Мартен входил в кабинет дантиста, ему вспоминался фильм «Марафонец»[25]. — Ну и досталось вам этой ночью, — заметила Зоэ Фроманже, разглядывая царапины и порезы у него на щеках, на носу и на лбу, словно по коже, как по бумаге, прошелся острый карандаш. — Как вам, наверное, уже известно, мы с вашим мужем совершили небольшую пробежку по лесу. — Откройте рот, — сказала она. — Я должен задать вам несколько вопросов. — Потом зададите. Сервас воздержался от замечаний. Дантистам не возражают. Она склонилась над ним, шурша нейлоном; от ее одежды исходил приятный запах, который всколыхнул в Мартене воспоминания о тех годах, когда у него еще была личная жизнь. Инструменты принялись нагло и непристойно шарить у него во рту, рыться в деснах и скрипеть зубной эмалью, как металлические насекомые. — Коренной зуб тут ни при чем, — закончив осмотр, заключила она. — У вас воспалилась десна. Вы часто чистите зубы? — Раз в день. — Этого недостаточно. Надо чистить после каждой еды, и обязательно щеткой. С возрастом зубы разъезжаются, и между ними скапливается уйма всякой гадости. В голове у него пронеслась мысль, что, наверное, партнеров себе Зоэ Фроманже выбирала по степени крепости зубов. Он все больше приходил к заключению, что эта женщина просто не могла принадлежать кому-то одному. — Тут надо сделать выскабливание. Но сначала мне надо вас обезболить. Мартен хотел было возразить, но не стал. Не в его положении. Спустя минут десять одна сторона рта у него замерла, заснула. Может, это был хорошо рассчитанный прием: заставить его замолчать во что бы то ни стало… Он выпрямился, а Зоэ Фроманже принялась раскладывать инструменты. — Я вас слушаю, — произнесла она таким тоном, словно это она собирается его допрашивать. * * * — Мои вопросы в основном относятся к пребыванию машины вашего мужа, «Ситроена четыре», красного с белой крышей, на парковке торгового центра около трех часов ночи со вторника на среду, — начал Сервас, очень приблизительно выговаривая слова замороженным языком, и вопросительно взглянул на нее. — Гаспар мне об этом говорил, — ответила она сквозь зубы. — Должно быть, произошла какая-то ошибка. Может быть, это был другой «Ситроен четыре»… — Вы подтверждаете, что ваш муж в ту ночь был дома? — Категорически. А зачем вам это знать? Сервас сунул руку в карман куртки и достал ту же фотографию, что показывал Гаспару Фроманже: увеличенное изображение номерного знака. И увидел, как побледнела Зоэ. — Не понимаю… Это какая-то ошибка… Мартен выдержал паузу. — Мадам Фроманже, вы пользовались машиной вашего мужа в ночь со вторника на среду, пока тот спал? — вдруг спросил он. Зоэ нервно моргнула глазами. — Нет! — А какой-нибудь другой ночью?.. Ответа не последовало. — Мне понадобится ваш телефон, — решительно сказал Сервас. — Зачем? — Посмотреть, не активировался ли он в пределах Тулузы или в окрестностях той ночью или какой-нибудь другой… — И вы имеете на это право? — Не только право, но и все необходимые разрешения. Она опустила глаза. — Я брала его машину… но не в ту ночь… в другую… Моя сломалась и стоит в гараже… — Она с трудом подбирала слова. — У меня была срочная надобность… — Что за надобность? Зоэ подняла глаза, и Сервас прочел в них смесь вины, поражения и печали. — У меня отношения с другим мужчиной… И он хотел меня срочно увидеть. Ему надо было сказать мне что-то очень важное, но не по телефону… — Когда это было? — В ночь со среды на четверг. — Имя этого человека? Она буквально просверлила его взглядом. — Вы прекрасно знаете, о ком идет речь, раз вы здесь… — Эрик Ланг? Зоэ кивнула. — А вы не боялись, что ваш муж обнаружит, что вас нет? — Мой муж очень крепко спит, капитан, он изматывается на работе. Он уже привык, что у меня бессонница. И потом… Эрик настаивал… По его мнению, это было действительно очень срочно.