Семь выстрелов, на пустом берегу отозвавшихся гулким эхом. Все мимо. Остро кольнуло огорчение, но Эва предпочла его не выказывать. Просто вновь снарядила обойму. – Зачем вам это, мисс Гардинер? – Кивком капитан дал разрешение открыть огонь. – Хочу исполнить свой долг, – ответила Эва, не заикаясь. – Что тут странного? Когда прошлым летом началась война, всякий молодой англичанин горел желанием вступить в бой и как-нибудь проявить себя. Но его никто не спрашивал – зачем. Эва вскинула «люгер» и сделала семь выстрелов, перемежая их паузами. На сей раз у бутылки отлетело горлышко, но сама она устояла. Вновь укол огорчения. Когда-нибудь я стану лучшей, – поклялась себе Эва. – Превзойду даже эту хваленую шпионку в Лилле, кем бы она ни была. – Вы ненавидите немцев? – спросил Кэмерон. – Я выросла в Нанси, откуда до германской границы недалеко. – Эва снаряжала обойму. – Тогда ненависти к немцам не было. Но потом они захватили Францию, разорвали ее в клочья и все себе заг-г-грабастали. – Она вставила последний патрон. – По какому праву? – Без всякого права. – Кэмерон ее разглядывал. – Но мне кажется, в вас говорит не столько патриотизм, сколько желание самоутвердиться. – Верно, – охотно призналась Эва. Этого она хотела больше всего. Просто до одури. – Чуть-чуть расслабьте кисть. Собачку следует нажимать плавно, а вы ее дергаете, и ствол заваливается вправо. Второй выстрел разнес бутылку вдребезги. Эва ухмыльнулась. – Не считайте это игрой. – Капитан смотрел строго. – Я повидал немало парней, воспылавших желанием отделать немецких свиней. Для рядового солдата это еще ничего, неделя в окопах лишит его иллюзий, пострадает только его наивность. Но разведчику нельзя пылать. Кто считает это игрой, погибает сам и губит своих товарищей. Что бы там ни говорили о тупых бошах, немцы умны и беспощадны. Как только вы ступите на французскую землю, вас твердо вознамерятся поймать. Возможно, женщину не поставят к стенке, как девятнадцатилетнего юношу, которого в прошлом месяце я направил в Рубе. Но вас кинут гнить в немецкой тюрьме, где среди крыс вы умрете медленной голодной смертью, и никто, даже я, вам не поможет. Вы меня понимаете, Эвелин Гардинер? Очередная проверка, – подумала Эва, чувствуя, как колотится сердце. – Провалишь ее, и не видать тебе Франции. Валяй обратно в пансион и контору. Ну уж нет. Но какой ответ правильный? Капитан Кэмерон ждал, не сводя с нее глаз. – Для меня это вовсе не игра, – наконец проговорила она. – Игры меня не занимают. Они для малышей, а я не ребенок, хоть и выгляжу на шестнадцать. – Эва вновь занялась обоймой. – Не могу обещать, что избегу провала, но если это случится, то вовсе не потому, что я считаю свою работу забавой. Она взглянула на капитана в упор, сердце ее все никак не успокаивалось. Ну что, ответ правильный? Бог его знает, но другого у нее нет. – Вы отправитесь в оккупированный немцами Лилль, – после долгого молчания сказал капитан, и от облегчения у Эвы едва не подкосились ноги. – Но сначала поедете в Гавр, где встретитесь со связным. Ваш псевдоним – Маргарита Ле Франсуа. Приучитесь на него откликаться, как на собственное имя. Маргарита Ле Франсуа. В переводе на английский – «французская маргаритка». Эва улыбнулась. Идеальное имя для простушки, которую никто не принимает всерьез. Безвредный милый цветочек, укрывшийся в траве. – Я решил, вам подойдет это имя. – Капитан тоже улыбнулся и показал на ряд оставшихся бутылок. Эва подметила обручальное кольцо на его левой руке. – Продолжайте. – Конечно, дядя Эдвард, – сказала Эва по-французски. К концу дня все бутылки были расстреляны. Через пару тренировок под руководством капитана Эва сбивала семь бутылок семью выстрелами. – Этот Кэмерон уделяет вам кучу времени, – сказал майор Аллентон, когда после очередной стрельбы Эва вернулась в класс. С их первой встречи он ее как будто не замечал, но сейчас смотрел испытующе. – Вы поосторожнее, дорогуша. – Не понимаю, о чем вы. – Эва села за стол, готовясь к занятию по дешифровке сообщений. – Капитан – истинный джентльмен. – Возможно, не такой уж истинный. Он был замешан в одном грязном деле, из-за чего три года провел в тюрьме. Эва чуть не свалилась со стула. Кэмерон, с его безупречно культурной речью, слегка окрашенной шотландским выговором, с его мягким взглядом и грациозной пластикой рослого человека, сидел в тюрьме? Майор подкручивал навощенные усы, явно ожидая, что Эва начнет выспрашивать пикантные подробности. Но та молчала и лишь оглаживала юбку. – Мошенничество, раз уж вам так интересно, – наконец сказал Аллентон, наслаждаясь возможностью позлословить о подчиненном. – Жена его заявила о краже жемчужного ожерелья и хотела получить страховку, то бишь провернуть аферу. Кэмерон взял вину на себя, но кто знает, как там все было на самом деле? – Похоже, растерянность Эвы доставляла майору несказанное удовольствие. – Я полагаю, он умолчал о тюремном сроке? – Аллентон подмигнул. – И о жене тоже? – Ни то ни другое меня не касается, – холодно сказала Эва. – Но поскольку ему вновь доверили ответственную должность в армии Его величества, я не вп-праве с-сомневаться в полномочиях капитана. – Я бы не говорил о доверии, дорогуша. На войне не привередничаешь – когда нехватка рук, в ход идут даже замаранные. Пусть Кэмерона простили и реабилитировали, но я бы не советовал своей курсантке разгуливать с ним по пустынному берегу. Раз уж человек побывал за решеткой… Эва вспомнила длинные пальцы Кэмерона, снаряжавшие обойму. Невозможно представить, что это – руки вора. – У в-вас все, сэр? Конечно, ужасно хотелось знать больше, но она скорее умрет, чем задаст хоть один вопрос этому злорадному хмырю с нелепыми моржовыми усами. Явно раздосадованный, майор ушел. Весь следующий день Эва исподтишка наблюдала за Кэмероном, но ни о чем его не спрашивала. В Фолкстоне у всех свои секреты. Обучение закончилось. К тщательно собранным вещам в саквояже Эвы капитан добавил «люгер», свой прощальный подарок. – Утром вы отбываете во Францию, – сказал он. Часть вторая Глава пятая Чарли Май 1947 Не знаю, сколько длился переезд через Ла-Манш. Когда блюешь, время тянется бесконечно. – Не закрывайте глаза. – За моей спиной послышался шотландский выговор Финна Килгора. Я стояла на палубе, мертвой хваткой вцепившись в леер. – Мутит еще сильнее, если не видишь, с какой стороны набегают волны. Я зажмурилась крепче. – Не произносите это слово. – Какое? – Волны. – Просто смотрите на горизонт… – Слишком поздно, – простонала я, перегибаясь через леер. В желудке уже ничего не осталось, но все равно он вывернулся наизнанку. Краем глаза я видела, как два француза в щегольских костюмах гадливо сморщились и отошли подальше. Порыв ветра сорвал мою зеленую шляпу с дурацкой вуалеткой, Финн попытался ее поймать, но она улетела за борт. – Пускай… – выдохнула я, сдерживая рвотные позывы. – Терпеть ее не могла… Килгор усмехнулся и отвел с моего лица разметавшиеся пряди, когда я вновь перегнулась через леер. Сначала я жутко конфузилась извергаться при нем, но теперь стесняться уже не осталось сил. – Для американки у вас слишком нежный желудок, – заметил Финн. – Я-то думал, хот-доги и черный кофе закаляют американцев. Я распрямилась. Полагаю, выглядела я как просроченный зеленый горошек в банке. – Пожалуйста, не поминайте хот-доги. – Как вам угодно. – Финн выпустил мои пряди. Эва сочла мою хворь невероятно забавной, и я, боясь ее убить, ушла на корму. Потом ко мне присоединился Килгор. Видимо, ему надоели ее брань и табачный дым, хотя вряд ли это было противнее моей бесконечной рвоты. Опершись локтями о леер, он разглядывал приземистую палубную надстройку. – Мисс, куда мы направимся по прибытии в Гавр? – Эва сказала, ее знакомая обитает в Рубе. Наверное, перед Лиможем туда и заглянем. Хотя мне кажется… – Я осеклась. – Кажется – что? – Может, сначала в Руан? Я себя одернула, ибо получился вопрос. Однако мне не требовалось ничье разрешение, поскольку это был мой поход. Пожалуй, слово «поход» слишком выспренное, но как еще выразиться – моя миссия? Одержимость? В любом случае, все осуществлялось на мои деньги, так что главной была я. Похоже, Эва и Финн приняли это как должное, что мне весьма нравилось, ибо последнее время я себя ощущала говешкой в проруби. – Поедем в Руан, – твердо сказала я. – После войны там обосновалась моя тетушка. Розина мать. В письмах она не особо откровенничала, но, конечно, поговорит со мной, если я объявлюсь на ее пороге. Вспомнилась теткина сумка, битком набитая пилюлями от всевозможных смертельных болезней. Нет уж, я схвачу тетку за тощие плечи и буду трясти, пока она не отхаркнет ответы на мучившие меня вопросы. Почему в сорок третьем Роза ушла из дома? Что случилось с твоей дочерью? И тут вдруг я увидела восьмилетнюю Розу – конопатая худышка скакала по палубе вдоль леерного ограждения. Девчушка мне улыбнулась, и я поняла, что это вовсе не Роза. Она даже не светленькая, а шатенка. Потом малышка побежала к матери на носу парома, а воображение все убеждало меня, что я вижу Розины белобрысые косички, подпрыгивающие на худенькой спине.