Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 14 из 38 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Захотела прогуляться. Мне так легче, и…ты забыла? Он не должен переступать порог этого дома. — Ну…Они помирились. — Оли явно успокаивалась, Нора продолжала перебирать тонкие пальчики, словно бы принадлежащие не грозному ассасину Поднебесья, а маленькой девочке. — Это и мой дом. Я не хочу, чтоб Сиг переступал его порог. Для меня ничего не изменилось, — уверенно ответила Нора, уже приобнимая Оли и целуя точеный лобик маленькой убийцы. — Ты слышишь, все хорошо. Ничего не изменилось. И я люблю тебя, люблю только тебя и Энеда. Олейя шмыгнула носом и прижалась головой к Рее, позволяя перебирать не собранные в косы смолянистые пряди. — Элен, я просто буду рядом, я умею быть незаметной, ты же знаешь, — прошептала убаюкиваемая Олейя. — Оли, я Рея. И мне нужно, чтоб ты была рядом с Энедом. Слышишь меня? — Но Энед велел… — Слово Энеда младше моего, ты должна приглядывать за ним. — Я могу приглядывать за обоими… — Олейя почти засыпала, разморенная нежными прикосновениями. — Нет, только за Энедом… — Нора…ты больше не любишь меня? — Оли повернулась к Норе лицом, луч солнца окрасил глаза Темной Феи в кобальтово-синий. Девушка была изумительно красива, и утренний свет лишь подчеркивал нежность и тонкость черт. Нора залюбовалась бы, если б не знала этот взгляд. — Я Рея, и я велю тебе подчиняться мне, — уже жестко произнесла Нора. В немой дуэли она выиграла. Оли отвела глаза и резко встала с кровати. Как и Эндемион прежде, Темная Фея быстро вышла. Нора проводила девушку долгим взглядом. Ей подумалось, что Оли все хуже управляет собой. Нора еще сильнее разозлилась на Эндемиона, неужели он этого не видит?! За мыслями об Оли Нора забыла о своей нужде. Ей действительно было нехорошо весь вечер… И сейчас это «нехорошо» грозило стать настоящим плохо. Нора быстро встала и подошла к секретеру, достала почти пустой флакон с вязкой алой жидкостью. Рея с грустью и досадой поняла, что крови почти не осталось, а значит… Значит, встречи с Сигом не избежать. Привычным движением Нора порезала себе вену и позволила нескольким каплям из флакона упасть на рану. Через минуту тошнота сменилась легким головокружением. Чары тонкой иглой зашивали разрез, а укрывная магия прятала все за иллюзией невредимости. Нора выдохнула и бережно коснулась низа живота. Маленькая драконица требовала сна. Сны Драконицы. Сильвия молчала. Она пустыми глазами смотрела на великолепные пейзажи, стелящиеся лоскутами под летящей ладьей: густые леса, серебристые реки, шахматные узоры возделанных полей, прекрасные замки и уютные города. Смотрела и не видела. Пустой и чужой мир. Холодный и безразличный. Такой же, как и его Владыка. Безразличный и жестокий. В детских сказках Излаима Старшие Братья были не такими… Не такими… Сильвия вздрогнула. Что Старшие совсем не такие, как в сказках, она знала давно. Но в глубине души надеялась на ошибку. Верила, будто высокомерие и жестокость одного не означает всех. Она ошиблась… И все же даже в самых темных мыслях, она не могла предположить, что Старшие куда извращённей в своей жестокости, чем степняки. Стал бы степняк обрекать здорового жить с одержимым? Человеческой природе чужды такие затеи. Убить — да, унизить — тоже да. Но степняки были последовательны: смерть означала смерть, война — войну, а мир значил конец войне, и одно не выдавалось за другое. Все было предельно просто, и прежде Сильвия ненавидела и презирала их за эту простоту. Примитивность. А теперь? Сильвия вздрогнула, невольно образы заполнили мысли, вызывая ноющую боль в обиженном теле… Она знала, что будет. Знала, еще когда они вышли из Чертогов Владыки, знала, когда они сели в лодку на причале Эль`Ниила, знала, когда они, оставшись одни, без приставленного болтливого проводника «способного словом влюбить в город любого», шли по полю. Сильвия брела, едва касаясь рукою травы. И смотрела невидящим взглядом на стелившееся вокруг поле. Конунг любил брать княгиню с собой, когда отправлялся на границу. И все, что было невозможно в темном тереме степняка, становилось правдой в льняном шатре. Прикосновения, взгляды, слова. Словно бы скрип седла и огненные блики от костра превращали замкнутого и осторожного конунга, чтящего закон и традиции превыше всего, в ласкового и теплого Сига. Княгине казалось, что она живет от поездки к поездке. Как будто только там, в кочевом шатре, они могли быть друг у друга. Воспоминание о конунге заныло занозой в памяти. И ей стало искренне жаль, что он скачет по степи Вечности один, оставив её в чужом и холодном мире. Легкий ветерок донес аромат полыни. Тонкий и горький. И призрак почившего конунга поблек, уступая давно забытому, спрятанному так далеко, что и не достать. Ночь пьянила. Чудилось, что в отражении огней Эль’Ниила узнается далекий Излаим. Его скромная тень. И Сильвия невольно оглядывалась на огни, не в силах спрятаться от воспоминаний. Она шла вперед, давно забытое возникало и растворялось. Аромат пленил. И вдруг юная Сильвия проснулась в памяти, отодвинув чужую и холодную жену конунга. Её отчаяние, её надежда. Княгиня обомлела от внутреннего стона. Так старательно спрятанные, заколоченные плотиной, чувства прорывались наружу. Стало сложно дышать, княгиня протянула руку к траве, надеясь обрести опору в прикосновении к гибким и хрупким стеблям.
Тонкий аромат становился терпким, огни становились ярче, а иллюзия сходства очевидней. Что, если обернуться? Обернуться к незнакомцу, идущему шаг в шаг прямо за ней? Что, если позволить себе вспомнить? «Кто ты, неведомый?». Резкий рывок и падение на землю вышибли дух, стало страшно. Платье с жалобным, предсмертным треском разорвалось. Вместо ласки и страсти были боевая ярость и гнев. Сильвия заглянула в глаза. И отшатнулась: не было Алеона, не было и «неведомого». Было безумие. Безумие и ненависть к врагу. И этот враг — она…Нефриловый огонь не пощадит, он спалит дотла. Серый рассвет расстелился холодным туманом. Нефриловое безумие отступило. Сильвия сжалась в клубок, её била крупная дрожь, сухо давило в глазных яблоках, но она не плакала. Казалось, что все кости сломаны, а кожа сожжена. Алеон встал. Бросил взгляд на разодранное платье и, не глядя, кинул ей плащ. Сильвию передернуло. Алый плащ занял место на плечах, спасая от внешней наготы, но не даря защиты. Холодно прошелестело: «Пошли». Княгиня повиновалась, ей некуда было бежать. Они оба молчали. Молчали в сонном утреннем городе, погруженном в туман. Молчали в небесной ладье. Алеон ненадолго оставил вожжи, чтобы налить пиалу вина. Он сделал долгий глоток и, не глядя, протянул спутнице. Княгиня шарахнулась в сторону. Он залпом допил. Прекрасные леса сменились широкими долинами, а затем холмами, ладья поднималась выше. Теперь они летели среди скал и облаков. Земли не было видно. Острые скалы зубами дракона щерились в небо. Облака, словно бы насаженные на острые зубья скал, безвольными клочьями колыхались по ветру. Неожиданно в мороке холодного тумана возник высокий каменный лес. В приближении лес оказался замком. Витиеватый, устремленный вверх, состоящий из ажурных стен, башенок, террас и переходов. — казалось, замок летит по воздуху. — Это Аэр’Дун, — неожиданно заговорил Алеон, — дом нашего рода. Дом последней династии Темных Владык. Теперь ты будешь жить здесь. Глава 6 Примирение. Нора устало расплетала косу, когда легкое колыхание воздуха выдало гостя. Энед тихо прикрыл за собой дверь и замер, не решаясь сделать следующий шаг. Он весь день промаялся от чувства вины и обиды, никак не желая выбрать верную сторону. Днем Эндемион встретил Сигнорина. Сиг удивился, узнав о неожиданной Воле Реи видеть его этой ночью. Изобличить брата во лжи не получилось, его прекрасные любовницы давно искали новых ухажёров. Сиг не посещал ни одну из старых подруг уже несколько месяцев. Тогда…Выходит…Но в это верить не хотелось, слишком низко. Нора обернулась к гостю и мягко улыбнулась, "озвучивая" так приглашение. Энеду потеплело на душе — в улыбке были шалость и хитринка. Дракон понял улыбку верно, и через секунду оба уже лежали на кровати. Эндемион ласково целовал, распуская шнурки корсажа. Нора, выдохнув, откинулась и казалась совсем расслабленной. Вдруг она ловко и быстро, как кошка в игре, поймала длинную золотистую косу, всего несколькими движениями расплела сложное плетение, стянула камзол и тонкую рубашку. Эндемион едва слышно застонал. Нора выдохнула, отвечая на стон поцелуем и легким укусом. Через миг уже Нора лежала на спине с заведёнными за голову руками. Он ловко избавился от платья. Теперь уже Нора посмотрела на него темными от страсти глазами. Эндемион лукаво улыбнулся и, удерживая ей руки, достал припасенное перышко. Оно мягко заскользило по обнаженному телу. — Я хотел бы быть каждой пушинкой пера, касаясь тебя, — шепнул принц хриплым от желания голосом. Нора вывернула кисть из хвата и притянула возлюбленного к себе, уже не думая отпускать, целуя и вплетаясь пальцами в густые волосы. Но он снова поймал ее руку и завел за голову. Другая рука скользнула по гладкой коже, жадно лаская грудь, нежно скользя по животу, опускаясь все ниже и находя самую желанную часть и цель путешествия. Нора тихо застонала, а кожу покрыли мурашки. Энед помедлил минуту, обретая так контроль над собой, заодно дразня и упиваясь возникшим напряжением. Насладившись моментом, он осторожно скользнул самым кончиком пальцев в магнетическую пропасть, где оба теряли голову. Нора прикусила губу, пробуя высвободить руки, но Эндемион не дал. Ласки нежных лепестков бутона, раскрыли суть, Нора прогнулась, уже не вырывая рук. Волна побежала по телу, а пальцы возлюбленного перестали касаться самой нежной части девушки лишь кончиками, теперь они искали и находили удивительное место, точку, способную подчинить волю, мысли, и желания только одному. И чем уверенней пальцы касались самой сокровенной и спрятанной части Реи, тем меньше Воли у нее оставалось. Эндемион уже крепче сжал заведенные руки жены, чуть закусив губу, он наблюдал за ее полной капитуляцией и любил в этот момент необыкновенно. Не давая сладкому разрешению обойтись без него, Наследник уступил танец пальцев самому себе. Нору выгнуло, и она застонала уже в полный голос. Теперь и Энед терял волю, понимая, что для того и затеивалась вся игра. Он завидовал природе возлюбленной — она отдавалась без остатка, — если он отпустит себя настолько, то удовольствие обоих кончится за несколько секунд. Оттого как мог оттягивал момент пьянящего разрешения, пока дурман удовольствия не лишил Воли и контроля, сводя суть самым сладким спазмом, даря звенящую легкость теперь уже им обоим. Он так увлекся, что не заметил, как Нора прикусила его в кровь. Впрочем, Ларона он тоже не заметил. Дракон занял опьяненное сознание и тело наполовину, честно позволяя Энеду быть главным, но не упуская своего. Энед отер кровь, боясь, что Нора успела слизнуть несколько капель. В тревоге за неё он быстро повернулся к возлюбленной. Ресницы плотно сжатых век вздрагивали. Энед услышал легкую хрипотцу в сбившемся дыхании. Принц улыбнулся: нет, все хорошо… Он взял чашу со столика и протянул любимой. Норе потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя и удержать сосуд. Эндемион сам забрал чашу из рук жены, зная, что сейчас Элен её точно уронит. И снова притянул возлюбленную к себе. Нора еще дрожала, она доверчиво откинула голову ему на грудь. Энед приложил руку к низу её живота, уже сноровисто различая биение маленького сердца. — Ты по-прежнему думаешь, что ее зовут Мелитель? — уткнувшись лицом в волосы, спросил Эндемион.
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!