Староста поколебался, но потом кивнул. – Ты прав, Йорг. Возможно, так к нему вернется рассудок и он вспомнит, что произошло на самом деле. Иоганна подняли, как безвольную куклу, и отвели в башню, расположенную в дальней части подворья. Камера представляла собой пропахшую плесенью каморку с крошечным зарешеченным окошком и массивной дверью. Лязгнул засов, и юноша остался один. Вскоре снаружи послышались выкрики и собачий лай. Мужчины отправлялись на поиски. Как во время облавы, они будут прочесывать лес, в том числе и поляну, о которой рассказал им Иоганн. Он надеялся, что они разыщут Мартина с Маргаритой, и молился об этом. Но в глубине души сознавал, что они пропали навсегда, как и другие дети до них. Чувства наконец хлынули наружу. Иоганн опустился на утоптанный земляной пол, и плечи его затряслись от судорожных рыданий. До сих пор страх и смятение защищали его подобно панцирю, и он, словно говорящая кукла, отвечал на вопросы фогта и остальных. Но теперь действительность обрушилась на него ледяной волной. Он взвалил на себя тяжкий грех, и заточение в камеру действительно показалось ему безобидным наказанием за этот проступок. Как он только мог оставить в беде Маргариту и Мартина? Что на него нашло? Ведь, в сущности, ему ничто не грозило, на него никто не нападал. То, что прежде казалось ему бесконечно прекрасным – поцелуи Маргариты, их взаимные ласки, шепот и стоны, – теперь все это виделось грязным и порочным. Разве Церковь не осуждала сладострастие как орудие дьявола? И действительно, своими занятиями они словно пробудили дьявола, воплощенное зло… Господь наказал его. Иоганн отчаянно попытался понять, что же в действительности там произошло. Может, там обитали какие-нибудь законоотступники, как предположил кузнец? А плакал, должно быть, Мартин, которому зажал рот какой-нибудь мерзавец… Маргарита какое-то время отбивалась и кричала: «Уйди прочь!» Значит, нападавший был один. Иоганн мог бы с ним справиться! Или, по крайней мере, попытаться – а не бежать прочь очертя голову. Нацарапанный на камне дьявольский лик, вопли Маргариты, темнота и детский плач – все вместе так его напугало, что он обезумел от страха. Детский плач… В памяти вдруг шевельнулись давние воспоминания. Повозка… Клетка с воронами и вороном… Парусиновый навес колышется на ветру… Однажды он уже слышал такой плач – еще восемь лет назад, когда астролог покинул город на своей повозке. Неужели за всем стоял этот Тонио? С тех пор как он появился в городе, несчастья происходили одно за другим! Сначала по его настоянию Иоганн пожелал смерти Людвига – и это желание исполнилось. А теперь Мартин и Маргарита пропали в лесу… Иоганн вспомнил, что так и не увидел Тонио на ярмарке. Потому что он был в лесу? Конечно, детей и подростков похищали повсеместно. Иоганн слышал жуткие истории о голодных бродягах, о сумасшедших, которые хватали детей и пожирали. Но верилось в них с трудом. Скорее всего, несчастных просто продавали на чужбину, в жаркие страны, где превращали в рабов или наложниц. Их участь была незавидна. Но за похищениями стояли, как правило, разбойничьи шайки. Один человек с ребенком запросто привлек бы внимание. Должно быть, появление Тонио совершенно случайно пришлось на эти ужасные события. Иоганн забился в угол камеры и оглянулся на свою прежнюю жизнь. Мама называла его Фаустусом, удачливым… Никогда еще это прозвище не казалось ему столь неуместным, как в этот тяжелый час. Все его остроумие, вся любознательность не помогли ему возвыситься, а напротив, низвергли в эту бездну, из которой, казалось, не было спасения. Минуты тянулись нестерпимо долго. До слуха то и дело долетали отдаленные крики и собачий лай. Наверное, половина Книтлингена была сейчас в Шиллинговом лесу – в то время как он, трус и неудачник, сидел в камере. Когда рассветные сумерки разбавили ночную темень, крики и лай стали заметно громче. Люди возвращались из леса. Вскоре за дверью послышались тяжелые шаги. Скрипнул засов, и дверь распахнулась. В сером прямоугольнике стоял староста собственной персоной. Плащ на нем был порван и покрыт грязью, на лице блестели капли пота и росы. Он поднял фонарь и осветил камеру. Иоганн увидел, что старик улыбается. – Хорошие новости, парень, – сообщил он. – Хотя бы фогт не станет рвать тебе башку. Маргарита нашлась. * * * Прошла еще целая неделя, прежде чем Иоганн смог увидеть Маргариту. Для горожан – как для взрослых, так и для детей – он превратился в пустое место. Когда отправлялся собирать виноград, люди его избегали. Зачастую юноша в полном одиночестве трудился среди общипанных лоз, а когда приносил к повозке наполненные корзины, крестьяне молча смотрели на него и плевали ему под ноги. А стоило ему уйти, тотчас начинали перешептываться за его спиной. Иоганн стыдился показываться в Маульбронне. Отец Антоний, скорее всего, покачал бы головой, глядя на юношу, который не уберег лекарство для смертельно больной матери, а потом бросил в беде своего младшего брата и подругу. Мартин так и не нашелся, и надежда разыскать его живым таяла с каждым днем. Когда ярмарка подошла к концу, артисты и торговцы покинули Книтлинген. Астролог Тонио, по всей вероятности, уехал еще раньше. Во всяком случае, его повозки давно не было видно у трактира. Ганс Харшаубер, один из немногих, кто еще разговаривал с Иоганном, сказал, что бродячий маг действительно убрался из города еще в первый день ярмарки. Несколько человек под началом Йорга Герлаха и фогта продолжали разыскивать Мартина. Они выпускали на поиски собак, сами прочесывали лес и забредали почти до Шварцвальда и по другую сторону Бруксаля. Рассылали курьеров в отдаленные деревни и города, но мальчик как сквозь землю провалился. Единственное, что удалось найти, это маленький деревянный башмак Мартина, валявшийся недалеко от поляны. Хуже всего Иоганну приходилось дома. Ни отец, ни старшие братья с ним не разговаривали. Даже челядь его презирала. Вечером старая кухарка молча ставила перед ним миску с супом или овсяной кашей, и отныне его не упоминали даже в застольных молитвах. Ночами Иоганн лежал в своей комнатке и смотрел на пустую кровать младшего брата. Что же произошло тогда с Мартином? Жив ли он еще? И если да, то что с ним сталось? Может, он сидит сейчас, запертый в каком-нибудь сарае или клетке, и проклинает старшего брата, который не сумел его уберечь? Или работорговцы держат его, закованного в цепи, в трюме своего корабля? Не меньше, чем за Мартина, Иоганн тревожился за Маргариту. Из обрывочных замечаний, услышанных от челяди, он заключил, что после того случая в лесу девушка не проронила ни слова. Она молча лежала в своей кровати, неподвижно уставившись в потолок. Похоже было, что от пережитого ужаса Маргарита лишилась рассудка. Беспокойство изводило Иоганну душу. Хотя бы раз увидеться с ней! Но отныне дорога к дому фогта, да и к самому подворью, была для него закрыта. Стоило Иоганну приблизиться к воротам, как выходили двое или трое работников и давали понять, что ему там не рады. На восьмой день фогт сам явился к ним домой, и они с Йоргом Герлахом о чем-то переговорили наедине. После этого разговора отец впервые за это время обратился к Иоганну. – Управляющий хочет, чтобы ты поговорил с Маргаритой, – объявил он с недовольным видом. – Он подумал, может, ты сможешь вернуть ее к жизни. И возможно, она что-то знает о Мартине. Хотя сомневаюсь, что она станет говорить с тем, кто бросил ее в беде. Вновь в душе Иоганна всколыхнулась надежда. Если ему удастся исцелить Маргариту, все обернется к лучшему! Она расскажет ему о людях, которые похитили Мартина. Люди обрыщут весь Крайхгау, найдут злодеев и в конце концов колесуют или четвертуют. Мартин вернется к нему, и Маргарита будет любить его, как призналась тогда в пещере. Иоганн поспешил к подворью, где его уже дожидался фогт. За последние пару недель этот крепкий, суровый человек будто состарился на многие годы. Волосы его стали седыми, а лицо глубокими бороздами исчертили морщины. – Она лежит в дальней комнате, – сообщил убитый горем отец и махнул рукой через двор. – Попытай счастья, парень. Я уже просто не знаю, как ей помочь. Черт знает, что она такое увидела в лесу… Видно, Господь отвернулся от нашей семьи. Как побитая дворняга, Иоганн прошмыгнул мимо отца Маргариты, пересек двор и вошел в дом. Девушка неподвижно лежала в кровати, широко раскрыв глаза. С замиранием сердца Иоганн приблизился к ней. Но Маргарита не шевельнулась, даже когда он осторожно тронул ее. Кожа у нее была белая как полотно, и сквозь нее проступали вены. Даже теперь, в эту скорбную минуту, Иоганн был очарован ее красотой. Ему вспомнились те чудесные мгновения в пещере. Казалось, это было так давно! Тогда Иоганн мечтал стать ей мужем, и вот она лежала перед ним как покойница. – Маргарита! – прошептал юноша и взял ее за руку. – Ты слышишь меня? Но взгляд ее по-прежнему ничего не выражал, губы даже не дрогнули. Только прерывистое дыхание свидетельствовало о том, что она еще жива. – Маргарита, – повторил Иоганн и опустился рядом с ней на колени. – Мне… мне так жаль! Я должен был остаться, ради тебя, ради вас обоих. Прошу, ответь мне! Лишь одно слово, чтоб я знал, что ты меня слышишь. Я… я люблю тебя! Он сжал ее руку, холодную и влажную, как вымокший хлеб. Когда уже решил, что Маргарита замолчала навеки, губы ее задрожали. Поначалу она шептала так тихо, что Иоганн не мог ничего разобрать. Он склонился над самым ее лицом и понял наконец, что она ему говорила. Это были всего два слова, и они поразили Иоганна словно громом. – Уйди… прочь… Те самые слова, которые Маргарита кричала в лесу. И теперь она адресовала их ему. Затем с губ ее сорвалась фраза, которая навсегда врезалась юноше в память. – Уйди… прочь… ты… дьявол! Иоганн задрожал, мир внезапно утратил краски, все вокруг почернело. Он поднялся – в глазах у него стояли слезы – и прошептал: – Прощай, Маргарита. Я тебя никогда не забуду. Он в последний раз провел рукой по ее золотистым волосам и повернулся к двери. И кого она увидела в нем? Или что? Иоганн, ты страшен мне… Юноша брел по улицам, как призрак, не разбирая дороги. Та единственная, которую он любил, прокляла его. * * * Следующим утром, еще до завтрака, отец позвал Иоганна к себе. Как это часто бывало в последнее время, Йорг Герлах сидел вразвалку за столом, и перед ним стоял кувшин вина. Глаза его были налиты кровью. Не в пример их прошлым встречам, отец жестом предложил Иоганну сесть. Некоторое время он молча смотрел на сына, потом наконец заговорил: – Твоего брата до сих пор не нашли, – начал Герлах-старший, тяжело ворочая языком. – И я сомневаюсь, что он найдется. Должно быть, вороны уже обгладывают его кривые кости. Отец произнес это с таким холодом, что Иоганн невольно поежился. – Буду честным с тобой, – продолжал Йорг Герлах. – Тебе здесь отныне не место. Люди и раньше смотрели на тебя искоса. Эти твои фокусы, бесконечные расспросы, твое поведение, будто ты чем-то лучше других… Но теперь ты перегнул палку. Из-за тебя твой младший брат пропал в лесу, а дочь фогта лежит в кровати ничем не лучше мертвеца! – Отец смотрел на него с ненавистью. – Ты навлек позор на нашу семью, и я не хочу, чтобы ты оставался в этом доме. Иоганн даже не шелохнулся. Маргарита прокляла его, теперь проклял отец… Но его слова, как ни странно, ничуть не трогали Иоганна, словно не находили дороги к сердцу. Еще слишком велико было смятение после встречи с Маргаритой. – Конечно, силой прогнать тебя я не могу. – Йорг пожал плечами. – Чтобы отец гнал сына – так не годится, даже если сын этот такой непутевый, как ты. Но если ты останешься, то жизнь твоя превратится в ад, я тебе обещаю. Никто не станет с тобой разговаривать, даже братья. Ты будешь выполнять самую грязную работу и жрать во дворе вместе с собаками. – Он глотнул вина и отер бороду. – Но я не изверг какой-нибудь. У тебя в комнате лежат мешочек монет, теплый плащ и пара крепких башмаков. Забирай их и ступай с Богом – или с чертом, уж не знаю. Чтобы завтра утром тебя здесь не было. Люди решат, что ты просто смылся. Они поймут. Йорг Герлах стал подниматься, но Иоганн раскрыл рот, и он снова сел. – Откуда в тебе эта ненависть? – спросил юноша спокойным, рассудительным тоном. – Откуда? – Отец рассмеялся. – Думаю, ты лучше меня знаешь. – Ты не понял меня. Да, я сбежал, как последний трус, из леса, и меня не было с матерью, когда она умирала. Но я говорю не об этом. Ты всегда меня ненавидел. Разве не так? Ни разу я не слышал от тебя доброго слова, никогда ты не брал меня на руки. Никогда не баловал меня и не играл со мной. Даже с Мартином ты обходился лучше. Почему? Отец долго молчал, глядя на сына заплывшими от пьянства глазами. Наконец громко кашлянул. – Ладно, что уж там! Все равно ты уйдешь, так почему б тебе не узнать? Он перегнулся через стол, и Иоганн почувствовал его пропитанное вином дыхание. – Да, это правда, – тихо произнес Йорг Герлах. – Я никогда не любил тебя как сына – потому что ты не мой сын. Иоганн вздрогнул, словно получил удар под дых. – Твоя мать была самой красивой женщиной в округе, но, Господь свидетель, люди говорили правду – она была проклятой шлюхой! – прошипел отец, и в его глазах вдруг заплескалась ненависть. – Я мог дать ей все, что она хотела, но меня ей было недостаточно. Целого Книтлингена ей было недостаточно! Она думала, что чем-то лучше других, прямо как ты! Да, дома она молчала и не поднимала головы, но в трактире с проезжим сбродом… там она и смеялась, и плясала, и грешила напропалую. Доказать я ей ничего не мог, но люди болтали всякое, и я знал, что там что-то нечисто. Особенно когда в город заявился этот малый, этот… колдун! – Колдун? – Иоганн по-прежнему сидел в оцепенении. – Что… что за колдун? – Бледный парень с черными волосами, таскал в мешке всякий магический хлам. Он явился с запада, из-за Рейна. Эдакий схоласт, бродячий студент и шпильман! – Отец презрительно фыркнул. – Утверждал, что может читать по звездам и разговаривать с мертвыми. Он околдовал твою мать, да, не иначе! На вид ему было лет двадцать, и волосы были такие шелковистые, черные как смоль, – как у тебя. Но глаза, клянусь, то были глаза старца! Как… как у дьявола! Они с Элизабет тайком встречались в лесу. Я это знаю! Она возвращалась совсем другим человеком и в постели была холодна, как рыбина. А через девять месяцев на свет появился ты… ублюдок! Последнее слово Йорг Герлах буквально выплюнул. Иоганн почувствовал капельки слюны на своем лице. – Этот парень имел наглость прийти снова, когда ты уже родился, – продолжал с презрением в голосе отец. – И почему только он не забрал тебя! Ну а я позаботился о том, чтобы он убрался из города. Видит Бог, если б он вовремя не смылся, мы сожгли бы колдуна, как чучело!