Акт второй. Тонио, маг и астролог 5 Для Иоганна начались непростые дни, самые напряженные за всю его прежнюю жизнь. Поначалу они не трогались с места и стояли лагерем в лесу. Погода испортилась настолько, что двигаться дальше все равно было невозможно. Дорога превратилась в непроходимое болото, колеи наполнились водой. Дождь лил почти не переставая, а иногда падал град величиной с голубиное яйцо. Иоганн между тем показывал Тонио все фокусы, какие знал. Чаще всего наставник лишь устало отмахивался или прерывал его недовольным ворчанием. Тонио показал себя суровым учителем, не терпел небрежности и бранил за малейшие помарки. – Проклятье, и ты называешь это фокусом? – ругался наставник и лупил Иоганна тростью. – Я видел, как ты спрятал монету! Еще раз, и закатай рукава, черт возьми! Или ты хочешь, чтобы в ближайшей деревне тебя уличили в обмане и вздернули? В третий раз я тебя спасать не стану! И после второй, и после третьей попытки на Иоганна сыпались удары. То же самое было и с карточными трюками, даже с теми, которые он, как считал сам, мог исполнить с завязанными глазами. Усталый, голодный и больной от постоянной сырости и холода, Иоганн стал ошибаться в простейших фокусах. – Ты что, хочешь меня опозорить? – ругался Тонио. – Смотри, как надо! Он отобрал у Иоганна колоду, перебросил карты из одной руки в другую, развернул веером, и в руке у него остались лишь короли. Потом сложил колоду, снова раскрыл веером, и теперь это были дамы. – А теперь ты! – Он вернул карты Иоганну. Тот неуклюже рассыпал карты, и трость снова со свистом рассекла воздух. Скоро у Иоганна так заболели руки, что он не мог даже держать карты. Наставник выгнал его под дождь, жонглировать шарами. Шары были сработаны из тяжелого дуба и выкрашены в красный, синий и золотой. Если он ронял шар, Тонио швырял им в него. После нескольких неудачных попыток на голове у Иоганна выросла здоровая шишка и каждый мускул отзывался болью. – Три шара – это пустяки! – кричал Тонио. – Так любой крестьянин сможет. Ты должен управляться по меньшей с четырьмя, а то и с пятью! По вечерам они упражнялись в игре с наперстками. Тонио придавал ей большое значение, и поэтому они посвящали упражнениям значительную часть времени. На небольшом ящике внутри повозки лежали три ореховых скорлупки и горошина. Горошину клали под одну из скорлупок, после чего быстро меняли местами, и жертва должна была угадать, где спрятана горошина. Иоганн передвигал скорлупки по ящику, и Тонио следил за каждым его движением. – Очень важно вначале дать игроку выиграть, – поучал астролог. – Пусть почувствует уверенность, а уж потом его можно доить. Только когда на столе окажется достаточно монет, наступает твой час. Понятно? Игра в наперстки давалась Иоганну легче всего, и Тонио скоро оставил упражнения. При этом он неоднократно предостерегал юношу от излишней самоуверенности и, что самое странное, ни разу не просил повторить трюк с яйцом. Можно было подумать, наставник не хотел, чтобы ученик совершенствовался в трюках, которыми тот сам не владел. Каждый вечер сразу после заката, побитый и униженный, Иоганн засыпал у костра. Тонио тем временем раскрывал какую-то книгу и, беззвучно шевеля губами, бормотал себе под нос, словно учил наизусть целые страницы. Иоганн спал крепко и без сновидений. Впервые за долгое время ему перестали сниться Мартин и Маргарита. Но с первыми солнечными лучами пытка возобновлялась. Они оставались в лесу почти две недели, пока Иоганн не усвоил самые важные фокусы и трюки. Только когда погода немного наладилась, они двинулись в путь, на юго-восток. Последующие дни были похожи один на другой. Дождь почти не прекращался – он то накрапывал, то лил как из ведра. Упражнялись теперь по вечерам и, как правило, до поздней ночи. Почти весь день они проводили в пути, продвигаясь в направлении Ульма, ночевали всегда в стороне от дороги и поднимались с рассветом. Тонио спал внутри повозки, Иоганн вынужден был довольствоваться старым одеялом и теплом от костра. Ночи стояли холодные и сырые, и порой он так замерзал, что просыпался в ознобе. Кроме того, Иоганн был простужен, у него постоянно текло из носа, голова гудела. Но наставник не знал жалости. Только в дороге, когда повозка катила по почтовому тракту, юноша мог немного отдохнуть. Каждое утро после скудного завтрака он должен был накормить и взнуздать лошадь. После этого они продолжали путь, пока не попадалась очередная деревня или крупное селение. Если там имелась базарная площадь, они направлялись туда. Но чаще останавливались на грязной улице рядом с церковью, где их сначала окружала детвора, а потом и остальные жители. Следующие несколько часов Тонио принимал посетителей в своей повозке. Иоганн тем временем зазывал народ, показывал фокусы, жонглировал шарами и возвещал громким голосом, что прославленный астролог и хиромант Тонио дель Моравиа, магистр семи искусств и хранитель семи печатей, готов предсказать будущее любому желающему. Довольно скоро перед повозкой выстраивалась очередь. За несколько крейцеров Тонио читал страждущим по руке или наскоро составлял гороскопы. Иоганн между тем выуживал деньги у желающих сыграть в наперстки. В полдень, когда толпа редела или появлялся кто-то из властей, староста либо его стражники, они убирались прочь. А вечером снова останавливались в лесу и продолжали упражнения. И так изо дня в день. Такая жизнь была не из легких, но и скверной Иоганн ее не назвал бы. Со временем он смог бы ее полюбить. Смог бы даже без ропота сносить побои и вечные придирки наставника – если б не проклятая волынка. Иоганн возненавидел ее, она напоминала ему упрямого осла. Волынка представляла собой зловонный мешок из козьей кожи, из которого торчали несколько трубок. Так называемая бурдонная трубка издавала противный вой, а из мелодической трубки следовало извлекать мелодию, которая звучала не менее ужасно. Третья трубка напоминала длинную флейту, а с помощью четвертой, самой короткой, нужно было надувать мех. Как Иоганн ни старался, ему не удавалось извлечь из нее нормальной мелодии. Получались лишь жалобные завывания или ужасающий рев, отчего Тонио всякий раз хватался за голову. – Mon dieu, ты хочешь перебудить всю округу? – бранился он. – На такую музыку сбегутся разве что волки! Ты совсем не стараешься, черт тебя подери! На волынке любой сумеет сыграть. Но, сколько б Иоганн ни мучился, ничего лучше играть он не стал. Однако наставник все равно заставлял его упражняться каждый вечер. Для этого юноша в любую погоду вынужден был уходить далеко в лес, где и терзал инструмент. Он понимал, что душераздирающие звуки разносятся по всей округе и наставник всегда мог определить, когда ученик прерывался. Если паузы затягивались, Иоганн оставался без ужина. Как и в том случае, если Тонио бывал недоволен его кошачьим концертом. Когда бранился наставник, ему вторили птицы в клетке, поднимали гомон и хлопали крыльями, словно насмехались над Иоганном. Он с огромным удовольствием свернул бы шею ворону, но опасался, что Тонио потом сделает то же самое с ним. Когда астролог в очередной раз обрушился на него с придирками, у Иоганна наконец лопнуло терпение. – Если у меня все так скверно выходит, почему же вы сами не играете на волынке? – огрызнулся он. – А еще лучше – взбирайтесь сами на сцену и показывайте свои фокусы, как делали раньше! Зрители наверняка придут в восторг! – Ты… что себе позволяешь, сопляк? Тонио пришел в ярость. Лицо его налилось кровью; казалось, еще секунда, и разразится буря. Но в тот же миг он взял себя в руки, и губы его растянулись в озорливой ухмылке. – Всему свое время, – произнес он. – Есть ученики, и есть наставники. Если наставник станет брать на себя работу ученика, то лишь навлечет на себя насмешки. А если ученик станет передразнивать наставника, не миновать беды. – Но я тоже хочу научиться составлять гороскопы и читать по ладони! – протестовал Иоганн. – Почему мне нельзя находиться в повозке, когда вы предсказываете? – Как я уже сказал, всему свое время. – Тонио бросил ему волынку. – Как сказано у Екклесиаста? Время молчать, и время говорить… А теперь ступай в лес и продолжай заниматься, ученик. Если услышу, как завоют волки, сегодня снова останешься без ужина. * * * Так прошел ноябрь, и с наступлением декабря выпал снег. Крайхгау и Вюртемберг уже давно остались позади. Межевые камни подсказывали путникам, когда они пересекали очередное графство, герцогство, епископство или рыцарское владение. Если дорогу им преграждала река, часто приходилось выплачивать мзду за проход через мост. Нередко платой служил составленный наскоро гороскоп или кружка вина. Тонио рассказывал Иоганну, что Священная Римская империя состояла из сотен мелких государств. – Тут каждый сам себе хозяин и никому нет дела до других, – ворчал он. – Вот Франция, там другое дело, и Париж – это пуп земли. Но таковы уж немцы: у них мир вращается вокруг ближайшего кабака. Край, который они сейчас пересекали, назывался Альбигой, или Алльгой. Это была холмистая и суровая местность, жители которой хоть и говорили по-немецки, но Иоганн их совершенно не понимал. Пили они кислое темное пиво, совсем не такое, к которому Иоганн привык в Крайхгау. Родные края теперь остались лишь в воспоминаниях, да и те уже подернулись туманом. Только по ночам, когда черное, беззвездное небо нависало над ним словно саван, его одолевала тоска по дому и он вспоминал маму, Маргариту и Мартина. Чтобы как-то отвлечься, Иоганн брал с собой в лес не только волынку, но и нож, который подарил ему Тонио. Значение букв, выгравированных на рукояти, по-прежнему оставалось для него загадкой. G d R… Иоганн не решался спрашивать об этом Тонио. Ему не хотелось, чтобы наставник опять допытывался, почему он тогда не зарезал этим ножом мерзавца в монашеском одеянии. Юноша и так чувствовал себя в глазах Тонио трусливым и малодушным. Это был метательный нож, и потому Иоганн упражнялся, бросая его в сухие стволы деревьев. Поначалу выходило ничуть не лучше, чем с волынкой, но со временем он приспособился, и броски стали заметно лучше. Иногда Иоганн представлял себе лица на стволах – Людвига, старших братьев или отчима. Он чувствовал, как с каждым новым броском внутри него вскипает ненависть, и скоро от ярости на лбу у него выступал холодный пот. Тогда он убирал нож в карман и с трудом переводил дух. Ледяной ветер гулял над полями, и с голых деревьев свисали, подобно кинжалам, длинные сосульки. Далеко на юге вздымались горные цепи, отвесные вершины были укрыты снегом. Иоганн смотрел на них и думал, что где-то там, по ту сторону, раскинулись Рим и Венеция. Просто удивительно: как паломникам удавалось преодолеть эту стену из камня и льда? До сих пор Тонио ни разу не заговаривал о цели их путешествия, но Иоганну не верилось, что они предпримут переход через горы в самый разгар зимы. Теперь путники хотя бы ночевали не под открытым небом, а в трактирах, разбросанных вдоль дороги. Зачастую это были вновь отстроенные почтовые станции, которые располагали определенными удобствами. Они попадались через каждые двадцать миль, чтобы курьеры могли сменить лошадей или передать следующему посыльному сумку с письмами. Таким образом, за день можно было покрыть сотню миль – в сравнении с их повозкой такая скорость представлялась Иоганну чем-то совершенно немыслимым. Тонио вел себя как знатный господин и в трактирах всегда требовал лучшую комнату. Иоганн, будучи учеником, ночевал в конюшне, рядом с повозкой. Там, по крайней мере, было тепло и он мог спокойно отдохнуть. Вот если б еще птицы в клетке не досаждали своими пристальными взглядами… Казалось даже, что они сторожили его, а потом докладывали обо всем хозяину. Теперь Тонио нередко принимал страждущих прямо за столом в трактире, как это уже было в Книтлингене. Всякий раз, когда прославленный магистр Тонио дель Моравиа раскладывал на столе свои книги и пергаменты со странными письменами и рунами, вокруг него мгновенно собиралась толпа. Переплетенные в старую кожу фолианты были частью представления – глядя на них, люди понимали, что перед ними ученый человек. Теперь Иоганну впервые представилась возможность посмотреть, чем же занимался его наставник. Способов предсказывать будущее существовало довольно много. Как правило, Тонио читал по ладони, водя при этом по линиям и бормоча таинственные формулы. Если перед ним была молодая девушка, он говорил: «Посмотри, пояс Венеры и линия сердца пересекаются прямо на холме Луны. Хороший знак! Не позднее следующей весны тебя поведет к алтарю красавец жених». Если же он имел дело с пожилым человеком, предсказание звучало так: «Линия жизни часто ветвится, но тянется к основанию ладони. Благословением Бога тебя ждет долгая жизнь, богатая на события». Вот что Тонио и называл искусством хиромантии. Как правило, наставник сулил хороший урожай на будущий год, скорую свадьбу или денежное благополучие. И никогда не предсказывал тяжелые удары судьбы или смерть. Тем, кто готов был заплатить, Тонио предсказывал судьбу по воде или по языкам пламени в очаге. Эти таинственные искусства назывались гидромантией и пиромантией. Кроме того, наставник мог читать по облакам, по картам или кристаллам. Порой кто-то просил составить гороскоп, хоть и случалось это довольно редко. В основном это были богатые горожане, деревенские старосты и бургомистры, а однажды к нему явился даже почтенный аббат. Тонио просил назвать день и место рождения и, получив эти сведения, запирался у себя в комнате. Он проводил там всю ночь и следующим утром спускался в зал с мелко исписанным листком бумаги. Выглядел он при этом очень бледным, как будто вовсе не смыкал глаз. На листках Иоганн видел круги и фигуры животных, о значении которых оставалось только догадываться. Но заказчики неизменно оставались довольными. Больше всего Иоганну хотелось узнать, чем наставник занимался у себя в комнате. Но, сколько бы он ни просил, сколько бы ни напирал, – гороскопы оставались для него тайной. Заглядывать в книги Иоганну также запрещалось. В дороге Тонио прятал их в сундук под лавкой и запирал на тяжелый замок. На постоялых дворах он брал их с собой в комнату. Иоганн подозревал, что книги эти очень старые – и очень дорогие. Крупных селений они сторонились, что стоило им лишних дней в пути. Всякий раз, когда Иоганн заговаривал об этом, наставник лишь хмуро качал головой. – Здешний народ не очень-то жалует хиромантов и астрологов, – говорил он. – Это суровые и суеверные люди, некоторые принимают нас за колдунов и даже некромантов. Незачем рисковать. Не хотелось бы угодить на костер – хотя в такой холод это было бы не так уж скверно… Скотская погода! * * * В середине декабря их настигла такая вьюга, какой Иоганну переживать еще не доводилось. Снежная крупа царапала лицо, ветер рвал на нем плащ. Иоганн ничего перед собой не видел, и порой ему даже казалось, что он внезапно ослеп. Дороги замело, и Иоганну то и дело приходилось слезать с повозки и под ругань наставника разгребать снег лопатой. Они едва ползли, за каждым поворотом их ждал новый сугроб, и вьюга завывала, словно в насмешку над ничтожными смертными. К вечеру повозка намертво увязла в глубокой колее, и, чтобы выбраться, понадобилось несколько часов. Старый мерин мотал головой и встряхивал гривой. Казалось, бедное животное не пройдет и пяти миль. – Проклятье, если б ты не прицепился ко мне, я бы давно был в теплых краях, по ту сторону Альп! – бранился Тонио, и голос его тонул в завываниях ветра. – В такое время нельзя задерживаться в пути! Но нет же, приходится разжевывать тебе простейшие фокусы… К счастью, я знаю один трактир неподалеку, можно будет перезимовать там. Ну, пошевеливайся! Или хочешь совсем тут околеть? Он вспрыгнул на козлы и щелкнул кнутом. Мерин неохотно тронулся с места. При мысли, что следующие несколько недель они смогут греться у камина, у Иоганна потеплело на сердце. Эта борьба со снегом и холодом наконец-то останется позади! И Рождество они отметят в трактире за кружкой пряного вина. Быть может, Тонио выделит ему место в комнате и позволит заглянуть в свои книги… Уже давно стемнело, когда сквозь снежные вихри наконец показались огни деревни. За ними черными великанами высились горы, безмолвные и неодолимые. Тонио подстегнул мерина, и полчаса спустя они миновали первый дом. В центре деревни находился постоялый двор с конюшнями и хозяйственными пристройками. Дома обступали трактир кругом, образуя своеобразную крепость с единственным входом. – «Черный орел», – объявил с ухмылкой Тонио и спрыгнул с повозки; за последний час настроение его заметно улучшилось. – Лучший трактир между от Кемптена до Инсбрука! Мне уже довелось раз перезимовать здесь. У них неплохие комнаты, свежие постели, почти без блох и вшей. С вином и едой тоже обстоит неплохо. Сам кайзер как-то раз останавливался здесь во время паломничества в Рим. Через маленькие оконца можно было заглянуть внутрь. Из трактира доносились смех и музыка, в теплом свете все выглядело уютно и приветливо. Иоганн потер озябшие руки. Он уже предвкушал, как согреется кружкой горячего вина. Тонио постучал в ворота, и через несколько мгновений изнутри послышался голос: – Кто еще явился в такой поздний час? Вы не курьеры, иначе протрубили бы в рог. – Почтенный магистр Тонио дель Моравиа, астролог и хиромант, мастер семи искусств, просит приюта! – ответил Тонио громким, повелительным голосом. – Я ищу место, где перезимовать; готов хорошо заплатить и продемонстрировать свои легендарные умения! Изнутри послышались возбужденные выкрики, затем торопливые шаги. Скрипнул засов. В воротах стоял лысый толстяк с маленькими свиными глазками и в фартуке. Он оглядел Тонио и Иоганна, при этом беспокойно переступая с ноги на ногу. – Я тут хозяин, – произнес он, чуть запинаясь. – И с прискорбием должен сообщить, что приютить мы вас не сможем. Во всяком случае, не на зиму. Но до утра можете чувствовать себя как дома.