Через несколько минут пластуны внесли Слейтера в крипту и положили на мраморный пол. Чиж наклонился, пошарил по карманам англичанина, вынул у него из-за пазухи бумажник, плотно набитый ассигнациями. В него вонзилась револьверная пуля. Чиж покрутил бумажник в руках, показал товарищам. – Сразу и видать, где его Бог, – сказал он философски. – Именно Бог его и спас, – заявил Биля. Не приходя в сознание, Слейтер тревожно потянулся скрюченной рукой за пазуху. – Нация коммерческая, что и говорить, – заявил Кравченко и вернул руку Слейтера на место. Чиж передал бумажник Биле. Рядом с ассигнациями торчали какие-то записки, визитные карточки, обрывки бумаги. Биля достал несколько клочков. На одном из них он сразу увидел знакомое слово: «Таиф». 5 Черноморское побережье Кавказа Из-под названия судна выполз якорь и быстро ушел под воду. С капитанского мостика хорошо был виден высокий, обрывистый кавказский берег. Капитан, который, как и всегда, был не вполне трезв, обернулся к боцману и распорядился: – Шлюпки на воду, черт вас всех побери! Боцман поднял дудку и подал команду. На палубе раздался топот босых ног. – Ньюкомб, я вижу горы, значит, в них есть и горцы! – недовольно сказал капитан. – Ваши авантюры уже забрали почти две дюжины жизней моей команды! – Я слишком часто бывал здесь раньше, чтобы это меня беспокоило. Горцев я беру на себя! Грузите припасы на три дня и готовьтесь разбогатеть. Меня больше беспокоят не черкесы, а ваша, с позволения сказать, команда, – ответил ему на это Ньюкомб. – Это проверенные люди. – Лично я собираюсь заранее зарядить свои револьверы. Вы должны знать, капитан, что в случае чего вас я пристрелю обязательно. Кроме того, я отправил в Лондон письма с изложением нашего маршрута, и в случае моей пропажи вас ожидает виселица. – Пеньковая вдова – это такая дама, от встречи с которой не купишь страховку. Где же сейчас все-таки находится наш бедный мистер Слейтер? – В аду. Штольни между Балаклавой и Севастополем, Крым Штольня стала сужаться и сильно забирать вниз. На носилках, сделанных из штуцеров и лишней одежды, лежал Слейтер. Биля и Али опустили их на землю. – Наш с Омелей черед? – обернулся к ним Кравченко, идущий впереди с факелом в руке. Есаул прислонился к стене и тяжело дышал. – Ваш, – ответил он. – Мы и без этого борова здесь сгинем. Сырость до костей пробирает, – сказал Кравченко и отдал Чижу факел. Вернигора встал на место Али у носилок. – Пока живой, понесем. Если бросим, то милости Господней не увидим, – проговорил Биля и пошел вперед. Слейтер тяжело дышал на носилках. На его сломанной руке виднелась шина, сделанная из двух дощечек. – Ну и живучий он! – заметил Чиж. – Кости все переломал, две пули в нем, а помирать что-то не собирается этот мил человек. До чего же он на ящерицу похож, вы только поглядите. Эх, кулешу бы я сейчас обрадовался. – Язык у тебя без костей, – сказал Кравченко, поднимая носилки. – А к чему в нем кости? Вот ежели бы в другом месте, чтобы завсегда… – ответил ему Чиж. Горная дорога, Кавказ Ньюкомб, боцман и капитан шли в голове колонны. Время от времени Ньюкомб поднимал голову и внимательно осматривался вокруг. Англичане вышли из ущелья. Впереди открылась небольшая долина, ровно посередине которой возвышалась высокая скала почти правильной треугольной формы. – Командуйте остановку, капитан, – сказал Ньюкомб. – Стой! Кидаем якорь! – прокричал тот, повернувшись назад. – Похожа на корабль? – спросил его Ньюкомб, показывая на скалу. Капитан молча осмотрел ее. Матросы с удовольствием стали скидывать на землю мешки и оружие. Ньюкомб пошел прямо вперед. Капитан недобро посмотрел ему в спину. – Не удивлюсь, если он попытается улизнуть, – сказал он боцману, подошедшему к нему. – Бери парочку ребят и иди за ним. – В одиночку он не справится, – заметил боцман. – Этот дьявол мог договориться с черкесами. – Как сказать, сэр. В этом проклятом лабиринте я присмотрелся к нему поближе. У него есть каторжная совесть. Он своему слову верен. Если мы найдем это золото, то он поделит его честно, унция к унции, как мы и договорились. Только надолго оно у него не задержится. Он все бредит своими ракетами, которые валяются у нас в трюме. – Это его дела, а я-то сумею распорядиться своими деньжатами! Сперва проверь, потом поверь! Бери ребят, Джекилл, и отправляйся за ним. Вершина скалы была словно срезана гигантским ножом. На ее голой гранитной поверхности почти не было никакой растительности или расщелин. Посередине этой площадки стоял Ньюкомб. Ветер трепал старый портулан, который он сжимал в руках. У ног его лежали компас и астролябия. Капитан, боцман и трое матросов с «Таифа» стояли в нескольких шагах от этого человека. Капитан жестом дал команду боцману и матросам остаться на месте, а сам подошел к Ньюкомбу, который теперь невидящим взором смотрел прямо перед собой, на горные хребты. – Что-то мне подсказывает, сэр, что мы у цели, будь проклята кровь Господня. Или же вам многое придется объяснить! Что-то я не вижу здесь ни одной щели, в которую можно было бы сунуть хотя бы соверен! – сказал капитан. Ньюкомб перевел на него все тот же задумчивый, слепой взгляд. – Сколько пороха на «Таифе»? – спросил он вдруг. – Две тысячи фунтов найдется. – Я не мог допустить ошибку. Это здесь. – Вы ошиблись, если вообще пребываете в здравом уме, черт вас побери. Взорвать эту гору! Я с удовольствием дал бы своим ребятам команду швырнуть вас с нее вниз. Кто мне оплатит уголь, который я извел на вас? Мы убираемся отсюда, пока не появились ваши друзья-черкесы или какие-нибудь другие дикари! Старый я дурак! Тупица! Штольни между Балаклавой и Севастополем, Крым Биля держал факел перед большой фреской, на которой старинный пещерный монастырь был изображен полностью. Коридоры штолен разбегались на ней в разные стороны. – Сильно радоваться рано, но есть надежда, что теперь полегче пойдет, – сказал Биля. – Да тут осело все, через раз глухой кут! Особо радоваться нечему, – заметил Кравченко. – Скучный ты человек, Степаныч, – донесся из темноты голос Чижа. – Завсегда ты унынье на нас наводишь. – Вот эти два хода короткие, – проговорил Биля и показал на план. – Раненого англичанина здесь оставим. Федя, пойдете вот сюда с Емельяном, а мы с Николаем Степановичем вот так двинемся. Али Битербиевич, тебе тут быть. – Возвращайтесь побыстрее. Я лучше убью себя, чем сдохну, как раб, от голода, – сказал Али. – Вольная смерть тому разрешена, кто кладет душу за други своя, – ответил ему Биля. – Ежели по-другому нельзя спасти товарищей. Али задумался. – Нет у тебя этого права! – добавил есаул. – Хорошо было бы вылезти прямо в погребе у Екатерины Романовны. Здрасьте вам! – пошутил Чиж.