– Интересно бы знать, что они поймали, – заметил он. – Да тут и щупак есть, и головень, – ответил Вернигора, который ехал рядом с ним. Пластуны отвернули от реки и вскоре выехали на дорогу, которая впереди раздваивалась. Около развилки Чиж нагнал Билю. – Григорий Яковлевич, только три денечка, – попросил он, придержав коня. – Баловство это, Федор, – заметил Кравченко. – Да отчего не поглядеть-то? – сказал Чиж, достал из-за пазухи карту и добавил: – Тут и трех не треба. Потом будем спать спокойно. – Да я бессонницей и так не страдаю, – заметил Кравченко. – Что, братья, уважим Федора Семеновича? – обратился Биля к пластунам. – Надо уважить, – высказался Даниил. Вернигора кивнул, соглашаясь с ним. – Та нет там ничего. Мы только время потеряем, – настаивал на своем Кравченко. – Думаю, что есть! – сказал Биля. Кравченко с изумлением посмотрел на него. – Ведет нас к нему Плакида, Николай Степанович. Неужели ты не чуешь того? Вскоре впереди раздался радостный голос Чижа: – Братцы! Корабль и крест! Пластуны выезжали на узкий перевал. Чиж торжествующе оглянулся. В небе плыл Качи-Кальон. На его носу трещины складывались в гигантский крест. – И вправду корабль! – сказал Чиж. 5 В конце английской колонны, которая втягивалась в длинное ущелье, ехали Ньюкомб, Кэтрин и Елецкий. Ньюкомб внимательно взглянул на него и проговорил: – Я тут подумал, Елецкий, а что вы будете делать в Америке? Право, ну зачем вам туда? Елецкий посмотрел на Ньюкомба, но промолчал. – Пожалуй, я вас еще подержу при себе. Нечего вам там делать, – добавил Ньюкомб. В это время конь Елецкого споткнулся о камень. Всадник потерял равновесие и свалился прямо под копыта, в мелкую желтую пыль. Это получилось так забавно, что даже Кэтрин не могла сдержать улыбку. – Елецкий, да вы просто прирожденный Панч! Вам самое место в цирке! – заявил Ньюкомб и глумливо хохотнул. Елецкий молча отряхивался от пыли. В его глазах горела темная ярость, но когда он поднял голову, от нее не осталось и облачка. Этот неудачник вдруг весело засмеялся. Чиж отсчитывал шаги от самого носа Качи-Кальона. – Восемьдесят восемь, восемьдесят девять, – старательно бубнил он. За Чижом шли Кравченко и Биля. Они улыбались, видя, как высоко он поднимал ноги. У подножия скалы переминались кони, привязанные к деревьям, но Даниила и Вернигоры нигде не было видно. – Девяносто один, девяносто два, девяносто три, – проговорил Чиж и уперся в остатки какой-то древней кладки, рассыпанной перед ним. Она образовала небольшой, но довольно крутой холм, поросший кустарником и деревьями. Биля и Кравченко остановились, а Чиж решительно продолжал отсчитывать: – Девяносто пять, девяносто шесть, девяносто семь. На последнем числе – сто четыре – Чиж оказался ровно на вершине холма и почесал в затылке. Копать здесь явно было бы трудновато. – Нешто лопату тебе принести, Федя? – издевательски спросил снизу Кравченко. – Лопатой тут не взять, – совершенно спокойно ответил на это Чиж. – Кайло надо было брать. – Здесь кайлом, наверное, целый год долбать придется, – сказал Кравченко. – Да и то, может, мало будет. – Вот и помоги ему, Николай Степанович, – произнес Биля. – Это каким же манером? – Готовь порох. – А сами с чем же потом останемся? Тут, может, три пуда его нужно! Чиж опустился на корточки, достал кинжал и стал вырубать корень дерева, уходящий вниз, меж камней. Он вытащил его, расширил щель, лег на камни, принюхался, потом махнул рукой Биле и Кравченко. – Чуете? – спросил Чиж и повернул голову к есаулу, который опустился на камни рядом с ним. – Вода! – сказал Биля. Кравченко наклонился к Чижу, тоже втянул в себя воздух, вздохнул, встал, снял с плеча штуцер и начал обходить вершину кладки, постукивая прикладом по камням. Описав круг, он остановился, сел на валун, немного подумал и проговорил: – Все не срезать. Можно попробовать дыру пробить, но как бы этот купол весь донизу не свалился. Каменюки здоровенные, их нам даже конями не вытащить. Думаю, это колодец. Над ним в старые времена какая-то хоромина стояла. Может, он и засыпан целиком. А если нет, то мы его сейчас развалим. Зря только порох потратим, вот что я вам скажу. – Николай Степанович, а ты так срежь, чтобы все вверх пошло да на сторону. Ты же мастеровитый человек, вот и покажи себя! – сказал Биля. – Покажи им! – передразнил есаула Кравченко, весьма довольный таким признанием с его стороны. – Но уж тогда все под мое начало поступайте. Мне одному никак не своротить это дело. В горах прокатилось эхо взрыва. Ньюкомб поднял голову, прислушался, посмотрел на солнце, которое уже перевалило зенит. После этого он оглядел медленно ползущую колонну, послал коня рысью и объехал моряков с «Таифа», замыкающих строй. – Джентльмены, надо шагать пошире! – сказал Ньюкомб, подъехав к боцману и офицеру, которые шли во главе колонны. Он не знал, что в этот самый момент Биля держал на плечах веревку, которая уходила в отверстие, пробитое взрывом, и осторожно отпускал ее. Над дырой в кладке склонился Кравченко. Там, в темноте, плясали по стенам отсветы пламени. Чиж, светя себе факелом, медленно спускался в колодец. Далеко внизу серебряной монеткой лежала вода. Пластун поднял голову. В отверстии над ним на фоне голубого неба различалось лицо Кравченко. – Федор Семенович, что видишь? – спросил тот, и звук его голоса гулко пошел вниз. – Пока ничего! Колодец, – крикнул Чиж. – Этот колодец может быть хоть в сто саженей. Веревки не хватит, – сказал Кравченко. – Вроде уступ какой снизу, травите пока, – попросил Чиж и переложил факел в другую руку. Веревка над ним вдруг вспыхнула, мгновенно перегорела и оборвалась. Наверху Биля опрокинулся назад, отпустил веревку. Она пролетела мимо его лица и унеслась вниз, в темноту. Из колодца донесся плеск, вызванный телом, упавшим в воду. – Убился он, – тихо сказал Кравченко. Черная вода сомкнулась над головой Чижа. Книзу шахта колодца расширялась, и это спасло его. Он свалился в глубокий и довольно широкий круглый бассейн. Когда вода затормозила его падение, он поднял голову, открыл глаза и посмотрел вверх. Там, на поверхности еще плавало багровое пятно горящего факела. Чиж оттолкнулся ногами от дна и пошел вверх. Он вынырнул, схватился за бортик, открыл глаза и оказался лицом к лицу с черепом. В нем торчал точно такой же стилет, как и тот, который был у Чижа на поясе. Лезвие пробило его насквозь. От неожиданности казак снова ушел под воду. Кравченко быстро мастерил новый факел, наматывал на сосновый сук тряпку, пропитанную маслом и селитрой. Биля разматывал новую веревку. – Это я, баранья голова, на веревку селитру пролил. Надо же, – причитал Кравченко.