— У меня получилось, мисс. Я очень боялась, что от горя у господина случится удар. Весь день он провел рядом с телом: как ни послушаю под дверью, он все говорит и говорит, будто с живой, а стоит войти — замолкает и сидит как изваяние. Вот я и подумала, что нужно как-то вывести его из этого состояния, пусть даже шоком: все лучше, чем так, — поэтому сказала, что мастеру Фредерику опасно здесь оставаться. Я и правда так думаю. Во вторник встретила на улице — впервые за все время жизни в Милтоне, — человека из Саутгемптона. И был это не кто иной, как молодой Леонардс, сын торговца мануфактурой, негодяй, каких поискать: замучил отца едва ли не до смерти и сбежал в море. Никогда его не выносила. Он служил на «Орионе» одновременно с мастером Фредериком: точно помню, — хотя и не знаю, оставался ли на корабле во время бунта. — Он тебя узнал? — встревожилась Маргарет. — Вот тут я дала маху, — тяжело вздохнула Диксон. — Не думаю, что узнал бы, не окликни я его. Встретила земляка, обрадовалась… А уж как он-то… «Мисс Диксон! — закричал. — Вот уж не ожидал встретить вас здесь! Но, может, я ошибаюсь и вы уже не мисс Диксон?» Я пошутила: мол, да, я дама незамужняя, хотя, не будь такой разборчивой, могла бы десять раз выйти замуж. Он, как настоящий джентльмен, вежливо сказал, что достаточно взглянуть на меня, и в этом не остается никаких сомнений. Однако я не поддалась на лесть, о чем тут же и сообщила, а потом, чтобы расквитаться, спросила об отце, который выставил его за дверь, таким тоном, словно они лучшие друзья. Он рассвирепел и в отместку спросил о мастере Фредерике, а потом принялся разглагольствовать о том, в какую передрягу тот угодил и как опозорил семью. Можно подумать, сам Джордж Леонардс мягкий и пушистый… Так вот, негодяй заявил, что нашего мальчика как только поймают, сразу повесят, а еще заплатят сто фунтов тому, кто его выдаст. Все это он говорил, чтобы меня разозлить, потому что в Саутгемптоне я поддерживала его отца. Я тогда сказала, что и в других порядочных семьях есть повод стыдиться своих сыновей и даже отлучать от дома. На это наглец заявил, что у него все в порядке, а если кто-то из моих знакомых сбился с пути и хотел бы исправиться, то он готов оказать покровительство. Это он-то, который развратит и святого! Давно мне не было так худо, как в тот день, когда разговаривала с подлецом. Если я едва не плакала оттого, что не смогла отбрить его еще хлеще, то он стоял и улыбался мне в лицо, как будто слушал комплименты. Казалось, мои слова ни капли его не обижают, хотя сама я чуть с ума не сошла от злости. — Надеюсь, ты ничего не сказала ему о нас… о Фредерике? — Ни слова! Он, слава богу, не поинтересовался, где я живу, да я бы все равно не сказала. Где обитает сам Леонардс, мне тоже было недосуг спросить: как раз подъехал омнибус, которого он ждал, а напоследок негодяй обернулся и заявил: — Если готовы оказать помощь в поимке лейтенанта Хейла, мисс Диксон, то награду разделим по справедливости. Уверен — вы захотите войти в долю, так что соглашайтесь поскорее. Запрыгнув в омнибус, наглец засмеялся мне в лицо: ну как же — последнее слово осталось за ним. Рассказ привел Маргарет в смятение. — Ты сказала Фредерику? — Нет, упаси Бог! Увидев Леонардса в городе, я очень расстроилась, но из-за всех наших проблем вскоре совсем забыла о встрече. А вот увидела, что господин сидит в полной апатии, с пустыми глазами, и подумала, что, может, страх за сына немного его встряхнет. И не ошиблась: господин действительно ожил, когда я обо все рассказала. Только, похоже, мастеру Фредерику придется уехать до появления мистера Белла. — О, не волнуйся: он не представляет опасности, — а вот Леонардс пугает. Обязательно надо предупредить Фредерика. Как выглядит этот разбойник? — Чистое пугало: бакенбарды такие рыжие, что похожи на крашеные, а одет не лучше рабочих — во фланелевую куртку, — хоть и пытался меня убедить, что все у него хорошо. Сомнений не осталось: Фредерик должен уехать немедленно, — и это в то время, когда его присутствие стало остро необходимым, а сам он пообещал отцу и сестре поддержку и помощь; расстаться с родными, когда общее горе связало их тесными узами. Когда Маргарет грустно думала об этом, сидя перед камином, а мистер Хейл беспокойно ходил из угла в угол, гонимый новым страхом, в гостиную вошел Фредерик. Лихорадочное возбуждение отпустило его, острота горя немного притупилась, и, поцеловав сестру в лоб, он заметил сокрушенно: — Какая ты бледная, Маргарет! — Пойди приляг на диван, отдохни — делать все равно нечего. — И это хуже всего, — печально прошептала Маргарет, но все же послушалась и легла, а брат заботливо укрыл ее шалью и присел рядом на пол. Спать не хотелось, и Маргарет передала ему рассказ Диксон о встрече с молодым Леонардсом. Фредерик горестно сжал губы. — Вот с кем хотелось бы свести счеты! На корабле не было моряка хуже и человека подлее. Обстоятельства дела тебе известны? — Да, мама все рассказала. — Так вот: в то время как вся команда выступила против несправедливости капитана, этот предатель только и делал, что подлизывался. И вот он здесь, подумать только! Если бы догадался, что я вернулся, то непременно донес бы властям. Пусть уж лучше кто-нибудь другой получит за мою голову сто фунтов, только не этот мошенник. Вот добрая верная Диксон не согласилась меня выдать, а могла бы обеспечить себе безбедную старость. «Он еще и ерничает!» — возмутилась про себя Маргарет. — Тише, Фредерик! Как ты смеешь насмехаться? Услышав, о чем говорят дети, подошел мистер Хейл, порывисто сжал руку сына и взволнованно сказал: — Мальчик мой, тебе необходимо уехать. Очень жаль, но другого выхода нет. Ты сделал все, что смог: утешил маму в ее последние часы. — Ах, папа, неужели Фредерик действительно должен нас оставить? — взмолилась Маргарет, хоть и понимала правоту отца. — Ах, дорогая, как я был бы рад выйти наконец из тени и предстать перед судом! Но для этого надо получить надежные доказательства! Невыносимо сознавать, что приходится скрываться из-за такого негодяя! В других обстоятельствах вполне можно было бы нанести ему тайный визит: удовольствие получил бы незабываемое. — Любишь ты покуражиться! Помниться, тебя заклеймили позором за кражу яблок, — с улыбкой поведала Маргарет. — В нашем саду деревья гнулись под тяжестью плодов, но ты решил, что ворованные слаще, и полез к соседям. Надо признать, с тех пор твои понятия мало изменились. — Да, ты должен уехать, — повторил мистер Хейл, глядя на сына. Внимание его сосредоточилось на одной-единственной теме, так что следовать мыслями за разговором детей было трудно, а напрягаться он не мог и не хотел. Маргарет и Фредерик быстро переглянулись. Если он уедет, мгновенного молчаливого сочувствия больше не будет. Глаза говорили то, что невозможно выразить в словах. Мысли брата и сестры текли в одном направлении и растворялись в печали. Фредерик первым стряхнул дурное предчувствие: — Знаешь, Маргарет, сегодня днем я не на шутку испугался сам и напугал Диксон. Сидел в своей комнате, и вдруг в дверь позвонили. Через некоторое время я решил, что посетитель уже ушел, и собрался было выйти в коридор, но, едва открыв дверь, увидел спускавшуюся по лестнице Диксон: она свирепо нахмурилась и знаком приказала спрятаться. Я неплотно закрыл дверь и услышал, как кто-то произнес несколько фраз, после чего ушел. Кто бы это мог быть? Один из торговцев? — Вполне возможно, — пожала плечами Маргарет. — Около двух часов за заказами приходил посыльный — тихий маленький человек. — Ну нет — тот, кто был в кабинете, вовсе не выглядел маленьким и тихим, скорее, наоборот. К тому же было далеко не два: шел уже пятый час. — Приходил мистер Торнтон, — пояснил мистер Хейл, наконец-то вернувшись в реальность. — Мистер Торнтон? — удивленно воскликнула Маргарет. — Но я думала… — И что же, малышка, ты думала? — уточнил Фредерик, так как фраза осталась незаконченной. — Ничего особенного. — Маргарет покраснела, но взгляда не отвела. — Решила, что ты имел в виду кого-то вроде посыльного… — Он так и выглядел, — беспечно подтвердил Фредерик. — Честно говоря, я принял его за мелкого торговца, а он оказался фабрикантом. Маргарет промолчала, вспомнив, как первое время после приезда в Милтон, еще не зная характера мистера Торнтона, думала и говорила о нем так же. Впечатление следовало считать вполне естественным, и все же она испытала легкое раздражение. Захотелось объяснить брату, что представляет собой мистер Торнтон, однако нужных слов не нашлось. Мистер Хейл снова заговорил: — Полагаю, он зашел, чтобы предложить помощь, но я не смог с ним встретиться. Велел Диксон узнать, не желает ли он поговорить с тобой, Маргарет. Кажется, даже попросил найти тебя и отправить в кабинет. Нет, не знаю. Не помню, что ответил. — Знакомство приятное, не так ли? — уточнил Фредерик, кидая вопрос, подобно мячу, тому, кто первым поймает. — Он очень добрый друг, — отозвалась Маргарет, поскольку отец промолчал. Фредерик, хотя и не сразу, признался: — Маргарет, мне очень больно сознавать, что не могу поблагодарить тех, кто вас поддерживает. Наши знакомства не могут пересечься, если я не рискну предстать перед военным судом или вы с отцом не приедете в Испанию. Неожиданное предложение прозвучало абстрактно, однако уже в следующий момент приобрело вполне конкретные очертания. — Вы не представляете, как я этого хочу. Положение мое вполне устойчиво, а в скором времени может еще больше укрепиться. — Фредерик вдруг покраснел, как девушка. — Хочу, чтобы вы познакомились с Долорес Барбур, — я уже говорил тебе о ней, Маргарет. Уверен, что она вам понравится, и даже больше того, вы непременно ее полюбите. Мисс Барбур еще нет и восемнадцати, но если за год она не передумает, то станет моей женой. Мистер Барбур не позволяет нам называть свои планы помолвкой. Если приедете, то сразу встретите множество друзей, не только Долорес. Подумай об этом, отец. Маргарет, поддержи меня. — Нет, больше никаких переездов, — твердо отказался мистер Хейл. — Чтобы лишиться жены, хватило и одного. Не позволю никаких путешествий в этой жизни. Маргарет останется здесь, и здесь же я проведу остаток своих дней. — Ах, Фредерик! — воскликнула Маргарет. — Расскажи нам о своей избраннице. Не думала, что твои намерения настолько серьезны, но очень-очень рада. Наконец-то рядом появится близкий, заботливый человек. Так хочется узнать, какая она! — Во-первых, Долорес католичка. Это единственный повод для возражений, который я предвидел, но, похоже, взгляды отца изменились… Нет, Маргарет, только не вздыхай. Скоро Маргарет получила еще один повод для вздохов: выяснилось, что Фредерик тоже перешел в католичество, хотя еще и не дал обет. Теперь стало ясно, почему брат так скупо реагировал на выраженное в письмах крайнее разочарование по поводу отступничества отца. Прежде Маргарет объясняла такое равнодушие особенностями суровой жизни морского волка, но теперь стало ясно, что именно в то время Фредерик и сам собирался оставить ту религию, в которой принял крещение, только его вера двигалась в противоположном направлении. Насколько любовь повлияла на его мировоззрение, не смог бы сказать и сам Фредерик. Маргарет сочла за благо оставить сложную тему и под иным углом обратилась к разговору о помолвке: — Ради невесты ты наверняка постараешься освободиться от преувеличенных обвинений, даже если вопрос о бунте на корабле останется в силе. В случае если тебе удастся найти свидетелей, на военном суде можно будет доказать, что неповиновение стало следствием недостойного осуществления власти. Мистер Хейл сосредоточился, чтобы услышать и понять ответ сына. — Во-первых, сестренка, где их теперь найдешь, этих свидетелей? Все они моряки и служат теперь на разных кораблях — разумеется, за исключением тех, чьи свидетельства ничего не стоят, потому что они сами участвовали в бунте или сочувствовали восставшим. Во-вторых, позволь заметить, ты просто не знаешь, что такое военный суд, и считаешь его благородным собранием, где царит справедливость. В действительности это институт, где власть весит девять десятых, а доказательства и свидетельские показания тянут всего лишь на одну десятую. В подобных случаях свидетели неизбежно попадают под авторитет власти. — Но разве не имеет смысла выяснить, сколько союзников можно привлечь на твою сторону? В настоящее время все прежние знакомые считают тебя безоговорочно виновным. Ты никогда не пытался оправдаться, а мы не знали, где искать доказательства твоей невиновности. Пришла пора — хотя бы — ради мисс Барбур — прояснить свои действия в глазах мира. Возможно, ей это не важно, поскольку она верит в тебя, так же как верим все мы, и все же ты не должен обрекать свою избранницу на испытания. Ты ослушался приказа командования, и это плохо, но ведь молча стоять в стороне, когда капитан жестоко злоупотреблял властью, несравнимо хуже. Тебя обвиняют в проступке, но никто понятия не имеет о мотивах, которые превращают преступление в героическую защиту слабых. Ради Долорес, ради вашего блага мир должен узнать правду. — Но как это сделать? Поскольку у меня нет уверенности в справедливости судей, предстать перед военным трибуналом даже при наличии честных, неподкупных свидетелей я не могу. Кричать о собственном героизме на улицах или печатать листовки тоже бессмысленно. — А ты не советовался с юристом относительно шансов на оправдание? — спросила Маргарет, густо покраснев. — Прежде надо отыскать неподкупного адвоката и только после этого задавать подобные вопросы. Многие готовы пожертвовать совестью ради сотни фунтов: всего-то и надо, что выдать преступника правосудию. — Чепуха, Фредерик! Я знаю адвоката, на чью честность можно положиться, о чьем профессиональном мастерстве все отзываются очень высоко. К тому же он с радостью, как мне кажется, поможет родственнику… тетушки Шоу. Я говорю о мистере Генри Ленноксе, папа. — Согласен, идея неплоха, — кивнул мистер Хейл. — Но, ради памяти мамы, не надо предпринимать никаких шагов, если они способны задержать Фредерика в Англии. — Можно было бы отправиться в Лондон завтра, ночным поездом, — продолжила Маргарет, воодушевленная своим планом. — Да, так будет лучше: пока не приехал мистер Белл, да и про Леонардса забывать не следует. — Да, завтра, — подтвердил Фредерик. Мистер Хейл застонал: — Не могу думать о расставании и в то же время страшно боюсь за тебя, пока ты здесь. — В таком случае послушайте, что я предлагаю, — настойчиво проговорила Маргарет. — Фредерик приедет в Лондон в пятницу утром. Я или ты… нет, лучше я напишу записку мистеру Ленноксу: его легко найти в Темпле, в адвокатской коллегии, — а ты составишь список всех моряков «Ориона» и передашь ему для дальнейших действий. — Кажется, это брат мужа кузины Эдит? Помню, ты упоминала о нем в письмах. У мистера Барбура хранятся мои деньги, так что в случае успеха я смогу оплатить даже весьма немалый счет. Эта сумма, отец, предназначалась на иные цели, так что будем считать, что вы с Маргарет дали мне ее в долг. — Не стоит, — возразила сестра. — Уверена, что у тебя и так все получится, а если риск и существует, то оправданный. Тебе обязательно плыть из Ливерпуля или можно и из Лондона? — Конечно можно! Всюду, где за бортом бурлит вода, я как дома. Непременно найду подходящий корабль. Не бойся, надолго в Лондоне не застряну. Маргарет не стала тянуть время и села за письмо мистеру Ленноксу. Брат нетерпеливо заглядывал через плечо, и это ее даже порадовало, избавив от необходимости долго выбирать выражения и обдумывать каждое слово: нелегко первой возобновить знакомство, оборвавшееся так неловко и неприятно. Едва была поставлена точка, Фредерик схватил письмо, не дав ей возможности перечитать его, а когда хотел вложить в записную книжку, оттуда выпал длинный черный локон. На ее вопросительный взгляд брат нежно улыбнулся: