Арнолд М. На следующий день, примерно в двадцати милях от Милтон-Нотерна, путники пересели в поезд, отправлявшийся в Хартон. Городок представлял собой одну длинную улицу, беспорядочно тянувшуюся вдоль морского берега, обладал собственным характером и ничем не напоминал небольшие курортные поселки на юге Англии, в свою очередь, непохожие на своих континентальных собратьев. Используя шотландское слово, можно сказать, что все здесь выглядело «практичным». Экипажи отличались большим количеством железа за счет уменьшения доли дерева и кожи в лошадиной упряжи. Люди на улице, несмотря на явное желание отдохнуть, все равно выглядели озабоченными. Цвета склонялись к серой, немаркой гамме вместо яркой и веселой. Рабочих халатов здесь не носили даже сельские жители: эта одежда замедляла движения и нередко попадала в технические устройства, а потому постепенно вышла из употребления. На юге Англии Маргарет замечала, что хозяева магазинов в свободную минуту выходили на улицу, чтобы подышать свежим воздухом и поглазеть на прохожих. Здесь же в отсутствие покупателей продавцы непременно придумывали себе дополнительную работу: например, зачем-то без всякой необходимости разворачивали и сворачивали ленты. Все эти особенности сразу бросились Маргарет в глаза, когда наутро они с матушкой отправились на поиски подходящего жилья. Две ночи в отелях обошлись дороже, чем предполагал мистер Хейл, и они с радостью сняли первые же чистые жизнерадостные комнаты, готовые их принять. Здесь Маргарет впервые за много дней почувствовала себя удобно и свободно. Где-то неподалеку мерно накатывалось на песчаный берег море. С противоположной стороны улицы доносились голоса разносчиков. Время от времени перед окнами разворачивались необычные сцены, которым уставшая Маргарет не пыталась найти логического объяснения. Пляж манил соленым морским воздухом и мягким, теплым даже в конце ноября песком. Горизонт сводил воедино длинную туманную линию волн и нежно окрашенное небо. Белый парус сиял серебром в случайно пробившемся из-за туч, бледном солнечном луче. Казалось, можно погрузиться в роскошь созерцания и заново вообразить свою жизнь, состоящую только из одного-единственного спокойного, а потому счастливого, дня. Можно не вспоминать о прошлом и не задумываться о будущем. И все же будущее предстояло встретить, каким бы железным и жестоким оно ни оказалось. Однажды вечером было решено, что на следующее утро Маргарет поедет вместе с отцом в Милтон-Нотерн, чтобы вплотную заняться поисками постоянного жилища. Мистер Хейл получил несколько писем от мистера Белла и два письма от мистера Торнтона. Ему не терпелось сразу уточнить подробности своей будущей работы и оценить шансы на успех, что можно было сделать исключительно во время личной встречи и беседы с последним из названных джентльменов. Маргарет знала, что переезд неизбежен, однако с отвращением думала о промышленном городе и верила, что воздух Хартона благоприятно действует на здоровье матушки, а потому была бы рада отложить поездку в Милтон на неопределенный срок. За несколько миль до города на горизонте повисла тяжелая свинцовая туча. На фоне бледного серо-голубого зимнего неба она выглядела особенно мрачной, тем более что утром в Хартоне ощущались самые ранние, едва заметные признаки мороза. Ближе к городу в воздухе появился слабый запах дыма — точнее говоря, Маргарет почувствовала не столько какой-то определенный запах, сколько отсутствие аромата трав и цветов. Экипаж быстро катил по длинным, прямым, безнадежно однообразным улицам, среди маленьких кирпичных домов. Здесь и там над ними возвышались длинные, громоздкие, многооконные здания фабрик. Высокие трубы нещадно дымили, создавая то самое облако, которое Маргарет приняла за странное предвестие несвоевременного дождя. На более широких и респектабельных центральных улицах приходилось то и дело останавливаться: дорогу загораживали тяжело груженные повозки. Пока ехали вместе с тетушкой по улицам Лондона, им тоже время от времени встречались товарные платформы, но здесь все фургоны, телеги и прочие транспортные средства, в отличие от тех, были заполнены хлопком: или в мешках, в качестве сырья, или в рулонах готовой ткани. На улицах было многолюдно: горожане выглядели бы вполне презентабельно, если бы не контраст между добротной тканью из одежды и небрежьностью на грани неопрятности, чем разительно отличались от чистоплотной бедности лондонского рабочего люда. — «Нью-стрит», — прочитал табличку мистер Хейл. — Судя по всему, это главная улица. Белл не раз о ней упоминал. Случившееся тридцать лет назад преображение захолустного переулка в оживленный тракт и стало причиной колоссального удорожания его собственности. Фабрика мистера Торнтона должна располагаться где-то неподалеку: он арендует у мистера Белла земельный участок, — и, полагаю, со времени строительства первого склада. — А где наш отель, папа? — Кажется, в конце этой улицы. Когда хочешь пообедать: до или после того, как посмотрим выбранные по объявлениям дома? — Давай сначала займемся делом. — Что ж, отлично. В таком случае проверю, нет ли почты, и отправимся по адресам. Мистер Торнтон обещал сообщить, если что-то узнает насчет жилья. Пожалуй, извозчика лучше не отпускать: это надежнее, чем заблудиться в чужом городе и опоздать на поезд. Писем еще не было, и отец с дочерью отправились на поиски. Жилье они могли снять не дороже тридцати фунтов в год. В Гэмпшире за такие деньги можно было рассчитывать на просторный дом с уютным садом, а здесь квартира из необходимых двух гостиных и четырех спален оказалась недостижимой. Двигаясь по списку, они отвергали одно предложение за другим, пока, наконец, не поняли с отчаянием, что за такие деньги здесь ничего не найдут. — Думаю, надо вернуться ко второму варианту, — предложила Маргарет. — Кажется, пригород называется Крамптон. Там предлагали три гостиных вместо четырех спален. Помнишь, как нас это рассмешило? Но я все обдумала. Первая комната внизу станет твоим кабинетом и одновременно столовой. Маме, как и условились, выделим самую веселую гостиную: из первой комнаты наверху, с нелепыми розово-голубыми обоями и тяжелым карнизом, открывается чудесный вид на долину и изгиб реки или канала — не знаю, что это такое. Я могу взять себе маленькую спальню в самом конце коридора, над кухней, а вашу спальню можно оборудовать в комнате за гостиной, тем более что по соседству с ней есть чулан — в нем можно устроить гардеробную. — А куда девать Диксон и девушку, которую придется нанять ей в помощь? — растерянно спросил мистер Хейл. — Ой, дай вспомнить — ведь я уже об этом думала… Ах да, Диксон поселитсяв дальней гостиной, на первом этаже. Надеюсь, ей понравится. В Хартоне она постоянно ворчит по поводу лестницы, — а девушке придется довольствоваться каморкой на чердаке, над вашей с мамой спальней. Как, по-твоему, сойдет? — Пожалуй, сойдет. Вот только обои… Что за вкус! Да и вообще дом перегружен цветом и громоздкой лепниной. — Ничего страшного, папа! Тебе наверняка удастся убедить хозяина сменить обои хотя бы в двух комнатах — в гостиной и вашей спальне, — так как мама будет проводить там много времени, а в столовой значительную часть аляповатых стен скроют твои книжные полки. — Значит, этот вариант ты считаешь лучшим? В таком случае сейчас же поеду по указанному в объявлении адресу к мистеру Донкину, но прежде отвезу тебя в отель, чтобы ты могла заказать ленч и отдохнуть. Постараюсь вернуться к тому времени, как накроют стол. Может, удастся договориться о новых обоях. Маргарет тоже на это надеялась, хотя и промолчала. Она никогда не разделяла приверженности к орнаменту, тем более плохому, и отдавала предпочтение спокойным тонам — в ее представлении они служили необходимым условием элегантности. Отец проводил ее в отель, оставил у подножия лестницы и поехал по указанному в газете адресу, чтобы встретиться с хозяином выбранного дома. Едва Маргарет взялась за ручку двери, как к ней поспешно подошел коридорный. — Прошу прощения, мэм. Джентльмен уехал так поспешно, что я не успел ничего ему сказать. Мистер Торнтон заходил почти сразу после вашего отъезда. Поняв со слов джентльмена, что вы вернетесь через час, я так ему и передал. Мистер Торнтон явился снова, примерно пять минут назад, и решил дождаться мистера Хейла. Сейчас он в вашем номере, мэм. — Спасибо. Отец скоро вернется, и вы сможете его предупредить. Маргарет открыла дверь и вошла — уверенно, спокойно, с достоинством. Смущения и неловкости она не испытывала: опыт светских салонов не прошел даром. Некий джентльмен пришел к отцу по делу, а поскольку он проявил любезность, она намеревалась встретить его со всей возможной вежливостью. Мистер Торнтон удивился и растерялся куда больше, чем она. Вместо степенного священника средних лет перед ним предстала ослепительно красивая молодая леди — совсем непохожая на тех молодых леди, которых он привык видеть, — хотя и одетая очень просто: маленькая элегантная соломенная шляпка, украшенная белой лентой; темное шелковое платье без намека на рюши и воланы; большая индийская шаль, стекавшая к полу длинным тяжелыми складками и напоминавшая королевское облачение. Не успев понять, кто это, он встретил открытый, прямой, невозмутимый взгляд: присутствие постороннего не отразилось в точеных чертах лица и не окрасило румянцем чистую нежную кожу. Торнтон слышал, что у мистера Хейла есть дочь, но считал ее маленькой девочкой. — Мистер Торнтон, полагаю? — проговорила Маргарет после возникшей из-за растерянности посетителя мгновенной паузы. — Прошу, садитесь. Отец довез меня до отеля, но, к сожалению, его не предупредили о вашем визите, поэтому поехал по делам. Однако скоро вернется. Сожалею, что в первый свой визит вы нас не застали. Мистер Торнтон привык во всем брать инициативу на себя, однако молодая леди сразу проявила собственную волю. Всего лишь за мгновение до ее появления он сердился: в базарный день время дорого, — а сейчас покорно повиновался и опустился на ближайший стул. — А вы не знаете, куда именно отправился мистер Хейл? Может быть, удастся его найти? — Отец поехал на Каньют-стрит, к мистеру Донкину — владельцу того дома в Крамптоне, который собирается арендовать. Мистер Торнтон знал этот дом: прочитал объявление и съездил на место, выполняя просьбу мистера Белла во всем содействовать мистеру Хейлу, а также подчиняясь собственному интересу к священнику, покинувшему службу по столь редкой причине. При осмотре мистер Торнтон решил, что дом заслуживает пристального внимания, однако теперь, увидев Маргарет, устыдился своего решения, что, несмотря на очевидную вульгарность, жилище подойдет для семьи мистера Хейла. Маргарет не сознавала, какое впечатление производит ее внешность на новых знакомых, но короткая, чуть приподнятая верхняя губа, округлый тяжелый подбородок, манера высоко держать голову, полные мягкого женственного вызова движения неизменно воспринимались как проявление высокомерия. Сейчас она устала, а потому с радостью воспользовалась бы предоставленной отцом возможностью отдохнуть и помолчать, однако правила приличия предписывали беседу на отвлеченные темы с этим человеком — надо признаться, отнюдь не безупречного внешнего вида после хождения по улицам Милтон-Нотерна. Лучше бы он ушел, как собирался поначалу, а не сидел здесь, отвечая на каждое ее замечание отрывистой репликой. Маргарет сняла шаль, повесила на спинку стула и села лицом к свету, поразив гостя естественной, незамутненной красотой: нежная белая шея, гибкая, хотя и довольно полная, с формами фигуры. Губы во время разговора двигались едва заметно, не нарушая холодной безмятежности лица ни единым изменением прелестной линии. Мягкие, с легкой поволокой глаза смотрели на собеседника с девственной свободой. Еще до окончания беседы Торнтон почти решил, что не испытывает к ней симпатии. Так он пытался компенсировать унизительное чувство: в противоположность его восхищению ею, леди смотрит на него с гордым равнодушием, как на огромного неотесанного мужлана без намека на элегантность, каковым, к сожалению, он и сам себя считал. Спокойную холодность обращения мистер Торнтон счел за высокомерное презрение и воспринял так болезненно, что едва не ушел, чтобы больше никогда не иметь ничего общего с надменными Хейлами. В тот самый момент, когда Маргарет исчерпала последнюю тему для беседы — хотя обмен редкими короткими фразами трудно было так назвать, — вернулся мистер Хейл и тонкой любезностью, мастерски дозированными извинениями сумел восстановить в глазах мистера Торнтона как собственную репутацию, так и репутацию своей семьи. Джентльмены увлеченно говорили об общем друге, мистере Белле. Тем временем Маргарет, радуясь, что ее освободили от нелегкой миссии, отошла к окну и взглянула на незнакомую улицу и, видно, до такой степени погрузилась в созерцание, что не расслышала обращенных к ней слов отца, и тому пришлось повторить: — Маргарет! Хозяин дома в восторге от своих ужасных обоев. Боюсь, нам ничего не остается, кроме как смириться. — Ах какая жалость! — воскликнула Маргарет и тут же принялась обдумывать возможность скрыть безвкусицу своими акварелями, но вскоре отказалась от идеи, чтобы не испортить комнату окончательно. Отец с сельским гостеприимством уговаривал гостя остаться к ленчу. Мистер Торнтон хоть и спешил, но если бы мисс Хейл поддержала приглашение отца пусть не словом даже, а взглядом, сразу бы сдался. Впрочем, она этого не сделала, чем одновременно и обрадовала и раздосадовала. Прощаясь, красавица медленно, грациозно поклонилась, отчего гость окончательно смутился и почувствовал себя тем самым неуклюжим мужланом. — Ну, Маргарет, теперь отправимся на ленч, причем как можно скорее. Надеюсь, ты его заказала? — Нет, папа. Когда я вошла в комнату, этот человек уже ждал, так что у меня не было возможности. — В таком случае придется довольствоваться малым. Боюсь, ждать бедняге пришлось долго. — И мне тоже. Когда ты вошел, я уже едва не умирала. Сам он не произнес ни единой фразы, а на все мои замечания отвечал односложно, словно спешил прекратить разговор. — Полагаю все же, что всякий раз ответы попадали в цель. Очень толковый малый. Сказал — ты слышала? — что Крамптон расположен на песчаной почве и поэтому считается самым здоровым пригородом Милтона. Вернувшись в Хартон, отец и дочь подробно рассказали миссис Хейл о событиях и впечатлениях прошедшего дня. За чаем разговор не умолкал ни на минуту. — Что представляет собой этот твой мистер Торнтон? — Спроси Маргарет, — ответил супруг. — Им пришлось поддерживать светскую беседу, пока я вел переговоры с хозяином дома. — О, я почти не заметила, каков он, — безразлично отозвалась Маргарет, слишком усталая, чтобы обдумать и выразить впечатления, но потом усовестилась и все же описала мистера Торнтона: — Высокий, широкоплечий, лет примерно… сколько ему, как ты думаешь, папа? — Полагаю, около тридцати. — Лет примерно тридцати, с лицом, которое нельзя назвать ни красивым, ни некрасивым. Так, ничего особенного. Не в полной мере джентльмен. Впрочем, этого и не следовало ожидать. — Однако не вульгарен и не груб, — вставил отец, обиженный пренебрежительным отзывом о единственном друге, только что приобретенном в Милтоне. — О нет! — воскликнула Маргарет. — С подобным выражением решительности и силы ни одно лицо, даже с самыми простыми чертами, не покажется вульгарным или грубым. Не хотелось бы иметь с ним дело: выглядит чересчур упрямым и несговорчивым. Человек, созданный для своего дела: умный, проницательный, волевой, как и положено успешному торговцу. — Не называй фабрикантов из Милтона торговцами, Маргарет, — возразил отец. — Они совсем другие. — Разве? Я применяю это слово ко всем, кто продает что-то осязаемое. Однако, если ты, папа, считаешь определение неверным, больше не буду его употреблять. Да, кстати, о вульгарности и грубости, мама! Ты должна заранее подготовиться к обоям в гостиной. Только представь: розовые и голубые цветы с желтыми листьями! И по всему потолку тяжелый лепной карниз! К счастью, когда семейство приехало в новый дом, отвратительные обои исчезли. Хозяин принял благодарность очень сдержанно и позволил арендаторам думать, если им того хотелось, что он самостоятельно изменил решение. К чему им знать, что все просьбы неизвестного в Милтон-Нотерне преподобного мистера Хейла значили для него несравнимо меньше, чем одно-единственное лаконичное высказывание богатого уважаемого промышленника мистера Торнтона? Глава 8. Тоска по дому Домой, домой, домой! Домой душа влечет. Неизвестный автор Новые обои почти примирили их с Милтоном, но не доставало чего-то большего и недостижимого. На город спустились густые желтые ноябрьские туманы, и когда миссис Хейл поселилась в новом доме, вид на широкую долину с плавным изгибом реки исчез. Два дня подряд Маргарет и Диксон трудились не покладая рук, но комнаты все равно выглядели неряшливыми, а плотный туман подползал к окнам и ядовитыми белыми кольцами просачивался в открытые двери. — Ах, Маргарет! Неужели нам придется здесь жить? — воскликнула миссис Хейл в беспомощном отчаянии. Сердце Маргарет эхом повторило безысходность вопроса, так что она с трудом нашла силы для беззаботного ответа: — О, лондонские туманы порой намного хуже! — Но Лондон нам знаком, там жили друзья, а здесь! Здесь мы одни. Ах, Диксон! Что за ужасное место! — Ваша правда, мэм. Не удивлюсь, что скоро вас здесь настигнет конец, и я знаю, кого винить… Подождите, мисс Хейл, не поднимайте! Для ваших рук это слишком тяжело. — Вовсе нет, Диксон, спасибо, — холодно отозвалась Маргарет. — Лучшее, что можно сделать для мамы, это приготовить комнату, чтобы она смогла прилечь. А я принесу ей чашку кофе. Мистер Хейл чувствовал себя столь же неуютно, как жена, и тоже искал у дочери сочувствия и поддержки.