Хуан встал, обогнул стол, подошел к сестре, наклонился и примирительно положил руку ей на плечо. — Сестра, я бесконечно благодарен тебе за то, что ты заботилась об Амайе, когда Росария плохо себя чувствовала. Но теперь все в порядке, — с излишней убежденностью произнес он. Энграси убрала его руку со своего плеча и встала. Они стояли лицом к лицу, почти вплотную. — Нет, Хуан, Росария не в порядке. Она никогда не будет в порядке. То, что произошло дальше, не должно было ее удивить, и все же она удивилась. Хуан развел руками, словно в глубине души ожидал этого, и отошел от сестры, не скрывая досады на то, что впустую потратил время и силы. — Так я и думал! — воскликнул он. — В смысле? — спросила она, задетая его словами. — Росария предупреждала, что именно так все и будет. Энграси покачала головой. Ее брат совсем болван. Она сделала два шага вперед, пока снова не оказалась с ним рядом. — И что именно она сказала? — Ничего… — трусливо пробормотал он. — Нет уж, выкладывай, — потребовала Энграси, — я хочу знать, что у нее на уме. Хуан поднял голову. — Она думает, что ты слишком привязалась к девочке… — Слишком? Ты имеешь в виду, слишком сильно? Ты правда считаешь, что Амайю можно любить слишком сильно? — решительно спросила она. — Ты ведешь себя так, — продолжал он, — будто ты — ее мать. Может быть, потому, что у тебя нет собственных детей… От изумления Энграси приоткрыла рот. — Но ты не ее мать, о чем ты, кажется, начисто забыла. Энграси посмотрела на брата так, словно видит его впервые. — Круто она тебя обработала, раз ты даже используешь ее слова, — с презрением проговорила она. — Энграси, тебе лучше свыкнуться с этой мыслью: мать хочет, чтобы ее дочка вернулась домой, и я тоже. Она повернулась и посмотрела ему в лицо, чтобы у него не осталось сомнений в ее решимости. — Ни за что. Хуан кивнул, словно заранее ожидая именно такой ответ. — Росария предупреждала, что ты откажешься. Поэтому она предприняла кое-какие шаги и посоветовалась с адвокатом. У тебя ничего не выйдет. Если ты будешь настаивать, то потратишь впустую время и деньги, но ничего не добьешься. Девочка — наша дочь, и она должна жить в своем доме. — Ее дом здесь, — возразила Энграси, — и ты, кажется, забыл, почему она живет у меня и при каких обстоятельствах здесь оказалась. Хуан невозмутимо посмотрел на нее, и на секунду ей показалось, что перед ней стоит Росария. — Любой судья поймет, что мать была нездорова и не могла заботиться о дочери. Мы приняли это болезненное решение ради ее же блага. Ты знала это, и ты согласилась, чтобы Амайя временно пожила у тебя, пока Росария выздоравливает. Лицо Энграси исказилось от гнева. — Нет, ты привел ее ко мне не потому, что Росария больна, а потому, что она издевалась над ней, унижала ее и запугивала. — Росария плохо себя чувствовала, — повторил брат как заклинание. — А ты, ее отец, ничего не делал. Ты ничего не делал, когда она заставила ее изображать мертвую девочку. Ничего не делал, когда видел, как жена просыпается ночью, идет к постели и пугает ее, ничего не делал, когда она обкорнала ей голову ножницами… Хуан взорвался. — Она была больна! — крикнул он. Энграси и бровью не повела. — Ты ничего не сделал, потому что удобнее было закрыть глаза и подождать, пока не станет слишком поздно. Пока она наконец не… — Это был несчастный случай! — снова крикнул брат. — Ничего подобного! — крикнула она в ответ изо всех сил. Хуан зажмурил глаза и стиснул зубы. Когда он заговорил, голос его дрожал от отчаяния: — Нет, Энграси. Я много думал об этом, и все-таки это был несчастный случай. Энграси снова подошла к брату и угрожающе ткнула пальцем ему в грудь. — Ты говорил мне совсем другое в ту ночь, когда привел Амайю. Нет, Хуан. Про несчастный случай ты рассказал людям, которые видели, как ты выходил из пекарни с девочкой на руках и она была без сознания, вся перепачканная мукой. Ты говорил, что девочка оступилась и упала в корыто, ударившись головой. Это чертово вранье, но ты всем рассказывал эту историю и, похоже, сам в конечном итоге в нее поверил. Каждое слово Энграси сопровождала обвиняющим тычком пальца. — Когда ты принес мне Амайю, ты сел вон там, — сказала она, указывая на лестницу, — и признался в том, что произошло. Может, ты забыл об этом, но я — нет. Хуан заплакал. — Я видела Амайю и помню, как она выглядела тогда: раненая, измученная, испуганная… Прошли месяцы, пока она не научилась засыпать одна, не просыпаясь посреди ночи от собственного крика, так что ты можешь рассказывать эту чертову ложь кому угодно, кроме меня. Хуан побледнел; казалось, он вот-вот потеряет сознание. — Девочка забыла про это, — прошептал он, шмыгая носом. — Росария тоже. Почему бы и тебе об этом не забыть? Энграси горько улыбнулась и покачала головой. — Я знаю тебя, Хуан. Ты порядочный человек, но трус. Это не преступление, особенно если ты перестанешь верить в чужое вранье и идти на поводу у тех, кто желает другим зла. Подумай об этом. Хуан вытер слезы рукавом своего воскресного пиджака. — Я не хочу больше об этом говорить, — сказал он, поворачиваясь к двери. — Подожди, у меня есть для тебя кое-что, — сказала Энграси и потянула за тонкую цепочку, которую носила на шее. Затем наклонилась, чтобы висевший на ней маленький ключик дотянулся до ящика. Оттуда она достала большой конверт и положила на стол рентгеновский снимок человеческого черепа, маленького черепа. — Что это? — спросил он, подходя ближе. — Когда ты привел ко мне Амайю, она почти не разговаривала. Было видно, что она в шоке. Я никогда не доверяла этому доктору Идальго. Я боялась, что у нее внутренняя травма, и помимо невролога, как я уже упоминала, отвела ее к знакомому врачу-патологу, который сделал точную реконструкцию того, что случилось в тот день. Вот, — сказала она, указывая на тонкую белую линию на рентгеновском снимке. — Первая травма нанесена тяжелым тупым предметом, девочку ударили сбоку. Еще у меня есть рентген пальцев ее правой руки, сломанных при самозащите: она пыталась остановить удар. А вот и второй удар, от которого она уже не сумела защититься и упала на пол без сознания. Третий удар пришелся по тому же месту, но сверху и с гораздо большей силой. Край стального валика проломил ей череп. — Она впилась обвиняющим взглядом в глаза Хуана. — Росария собиралась ее убить, и у нее почти получилось. Хуан смотрел на рентгеновский снимок на столе, и вид у него был такой, как будто с ним сейчас случится удар. Энграси вытряхнула остальное содержимое конверта. Рентгеновские снимки, фотографии, подробный отчет. — На шее у Амайи была ссадина, образовавшаяся от шнурка, на котором висел ключ, когда Росария его сорвала. Ключ со всей силы дернули вперед и назад, и Амайя получила травму шейных позвонков. Также у нее были раны на икрах, ягодицах и локтях, когда она ползла по полу, спасаясь от матери. — Ты велела сделать этот отчет, чтобы… Энграси посмотрела на него с отвращением. — Что ты несешь! Я отвела девочку к врачу, чтобы убедиться, что она в порядке, и, конечно, сохранила его. И теперь вижу, что не зря. Следующие слова брата поразили ее. Теперь она знала, в каком плачевном душевном состоянии он находится. — Если ты кому-то это покажешь, это будет иметь последствия и для тебя. — Разница между нами в том, что я готова сделать все, чтобы защитить Амайю, даже если мне что-то угрожает. Хуан тупо уставился на документы. — Можешь забрать их себе. Подруга, которой я полностью доверяю, хранит у себя копии. Он поднял встревоженный взгляд и махнул рукой, отказываясь от ее предложения. — Скажи своей жене, чтобы она показала их этому своему адвокату; посмотрим, что, по его мнению, скажет судья. Потому что каждый увидит здесь то же, что вижу я: это был не несчастный случай, а покушение на убийство. Хуан направился к двери, Энграси последовала за ним, по-прежнему держа в руке отчет. — Она подготовилась заранее: пошла за Амайей в пекарню, где в это время никого не было. Знала, что у девочки есть ключ. Она могла поговорить с ней дома, но ей было выгодно, чтобы Амайя осталась одна. Тебе она солгала, что отлучилась из дома по какому-то делу, и отправилась следом за девочкой, уверенная, что никто ей не помешает и она спокойно убьет ее. В пекарне Росария принялась избивать Амайю, и отпустила только тогда, когда решила, что та мертва. Затем закопала ее в корыте с мукой и только после этого вернулась домой. Она полагала, что наконец-то добилась того, что планировала со дня появления Амайи на свет.