Движение на Межгосударственной трассе теперь было свободнее. По всему городу появились пункты полицейского контроля, организованные накануне вечером. Патрульные машины предупреждали людей об эвакуации и настоятельно советовали покинуть город или отправиться в места, используемые в качестве убежища. В половине шестого вечера улицы должны были опустеть — на это время назначили комендантский час. Любой находящийся на улице после этого времени будет арестован ради собственной безопасности. Амайя наблюдала, как пелена дождя колышется, расходится волнами, усиливаясь по мере продвижения с востока на запад. По радио тем временем объявляли о прибытии первых внешних полос «Катрины». Зазвонил телефон. Булл уменьшил громкость радио, и Дюпри ответил на звонок. Внимательно выслушал и повесил трубку. — Булл, — сказал он, обращаясь к детективу из Нового Орлеана, а затем к остальным. — Мы возвращаемся в оперативный центр. Найдена пуля, застрявшая в черепе отца Эндрюса. Она отличается от тех, которыми убили остальных членов семьи, но это не самое главное. Техники определили, что это пуля старого образца, и как только данные ввели в систему, было найдено совпадение. И пуля, и отпечатки ствола соответствуют револьверу, использованному при убийстве семьи в Мэдисоне, штат Висконсин, восемнадцать лет назад. Они отправят нам из Квантико и Мэдисона все материалы по убийству этой семьи. Через двадцать минут у нас назначена конференция с Такер и Эмерсоном из Флориды. Глава 23 Зло Мартин Ленкс, его жена, двое сыновей двенадцати и семнадцати лет и пятнадцатилетняя дочь жили в солидном особняке в небольшом поселке недалеко от Мэдисона, штат Висконсин. С ними жила Альма, пожилая мать Мартина. Тот был единственным сыном и унаследовал дом после смерти отца, строгого лютеранского пастора австрийского происхождения, эмигрировавшего вместе с женой в Америку во время Второй мировой войны. Состояние Альмы, богатой наследницы, позволяло им вести безбедную жизнь. После смерти мужа она жила с семьей сына в комнатах, выделенных специально для нее на верхнем этаже особняка. Разложившиеся тела Ленксов были найдены месяц спустя после их смерти, когда соседи обратили внимание на то, что семья, отправившаяся навестить родственников, так и не вернулась. В доме было холодно, но вонь стояла ужасающая. Сообщая о приходе посетителей, внутри дома зазвенели колокольчики, имитируя пятую часть «Фантастической симфонии» Берлиоза. Зловонные ручейки коричневатой крови указывали путь в музыкальную комнату, где кто-то разложил трупы членов семьи головами к северу. Но не всех. Отец семейства, религиозный, не слишком заметный седеющий администратор небольшой фирмы, исчез. На кухонном столе полицейские обнаружили письмо, адресованное пастору их церкви, в котором Мартин объяснил, что семья сбилась с пути истинного. Эстетические предпочтения супруги казались ему недостойными; недавнее заявление дочери-подростка о желании стать певицей и испорченные музыкальные вкусы сыновей оскорбляли Бога. Мартин был бессилен что-либо изменить, но не мог смириться с этим. Как отец семейства, он чувствовал ответственность и знал, что должен что-то предпринять. Наконец после долгих раздумий решил, что лучшее для них — смерть; так этим он спасет их души сейчас, пока не стало слишком поздно. Через несколько недель после обнаружения тел полиция выяснила, что Мартин Ленкс переживал серьезные экономические трудности. Его замкнутость и скудные социальные навыки привели к тому, что он раз за разом упускал шанс получить приличную работу. За несколько недель до убийства Ленкс с гордостью сообщил, что ему пообещали должность в местном банке, которую он в итоге не получил. Мартин старался не показывать окружающим, насколько сильно его это задело, но следователи выяснили, что на следующий день после отказа он подал заявку на приобретение оружия. Технические характеристики и калибр, указанный в документах при покупке, совпадали с пулями, найденными в теле каждого из членов семьи Ленкс. За огромным особняком, унаследованным от отца, числились две невыплаченные ипотеки. Одним словом, идеальная картинка, которую изо всех сил старался поддерживать Мартин Ленкс, скрывала кипевший в его сознании ад. Автомобиль Мартина нашли через месяц после исчезновения: его бросили на общественной парковке аэропорта Чикаго, хотя ничто не указывало на то, что Мартин куда-либо улетел. Пистолет так и не был найден. Самого Мартина Ленкса в тот же год объявили пропавшим без вести. Судебные психологи предположили, что он покончил жизнь самоубийством. Но Амайя Саласар не верила, что Мартин Ленкс покончил с собой, особенно после того, как наконец почувствовал себя свободным. Джонсон зачитал вслух письмо, которое тот оставил после убийства пастору своей церкви. Амайя внимательно вслушивалась в каждое слово, понимая, что надо учитывать не только его содержание, но и способ изложения, и что лишь всесторонний анализ может пролить свет на истинные мотивы Мартина Ленкса. Она отмечала малейшие изменения в тоне, переписывала в блокнот встречающиеся эпитеты и ключевые фразы. Мартин все время прибегал к апокалиптическим метафорам вроде «померкнет солнце, и луна не будет светить». Мрачные и пророческие слова были призваны оправдать то, что он совершил, описывая это как нечто неизбежное, поскольку иного выхода у Мартина не было. Но под слоем якобы самоотречения и самопожертвования пульсировала, как живая плоть, самая настоящая ненависть. «Звезды падут с неба, и силы небесные поколеблются…» В течение многих лет Мартин настаивал своей гнев, подпитывая его поражениями, мнимыми оскорблениями, разочарованиями и мелкими обидами, жертвой которых он себя чувствовал и которые собирал как оправдание собственной неспособности справиться со своей жизнью. И все же он чувствовал свое превосходство над остальными членами семьи. Подобно Фрейду, во всех своих неудачах Мартин винил окружающих его женщин. В первую очередь мать, некогда чрезмерно строгую с ним, а теперь одобрявшую любые поступки внучки, оправдывая их молодостью и с улыбкой взирая на ее бесстыдство. От жены он ничего другого и не ждал. Она превратилась в хрупкую запуганную женщину, которая растлевала детей, балуя их до такой степени, что Мартин не видел в них и следа очаровательных крошек, которыми некогда так гордился. Амайя затаила дыхание, услышав ту часть, где речь шла о дочери. Его ненаглядная девочка, маленькая принцесса, повзрослев, утратила его благосклонность и в конечном итоге, по его мнению, навлекла бы на семью позор своими ужасными наклонностями и бесстыжими вкусами. Казалось, именно дочь являлась основным источником его страданий. Мартин описывал свои неудачные попытки исправить ее, вернуть на путь истинный: он наказывал ее как умел — запрещал встречаться с подругами, заставлял подолгу молиться и посещать церковь. Но ничего не помогало. Мартин видел, как преображалась у него на глазах его маленькая девочка. Иногда он вставал по ночам и обходил спальни, рассматривая мирно спящих членов своей семьи, не ведавших о нависшей над ними угрозе. Он всматривался в лица, которые любил когда-то. Темные растрепанные волосы мальчиков, расплывшееся с возрастом лицо жены, обрамленное бигуди, которые укротили былую непокорность ее волос. Слушал тихий храп пожилой матери, как обычно уснувшей перед телевизором, включенным сутками напролет. Словно благочестивый Лот, он часами наблюдал за ними, пытаясь уловить в себе искорку привязанности и сочувствия. Затем входил в последнюю комнату. Рыжие волосы дочери пылали на белоснежной подушке, словно нимб. Ее он любил больше всех, на нее возлагал больше надежд — вот почему она была его самым большим разочарованием. Время милосердия закончилось. Он сделал все, что мог, и, видит Бог, он старался: работал, молился, приносил себя в жертву… Но подобное испытание слишком велико для человека, как бы ни боролся этот человек, чтобы сохранить свой очаг. Он истощил свои силы, доведя себя до изнеможения; но, наблюдая за тем, как спит его дочь, снова обретал уверенность в том, что Бог не оставит его, что Господь укажет ему, что делать. Прежде чем вернуться в постель, Мартин склонялся над дочерью и шепотом обещал: «Я спасу тебя, папа тебя спасет». Амайя внимала каждому слову, прочитанному Джонсоном. Сила угрозы, гнет осуждения, отягощавшие каждое из них, находили живой отклик у нее внутри. Она судорожно вздохнула. Все посмотрели на нее удивленно, а Амайя чувствовала, как земля уходит у нее из-под ног и она проваливается в темную, до ужаса знакомую бездну… Откуда-то издалека донесся голос Такер: — Заместитель инспектора Саласар была права. — Она сделала паузу. — Поздравляю, Саласар. Постоянные намеки на Бога и Священное Писание в письме не оставляют сомнений в том, что это убийца апостольского типа, у него есть своя миссия и Бог на его стороне. Как только мы получили доступ к полному тексту, Эмерсон приступил к анализу и поиску цитат, которые, как мы подозревали, относятся к Евангелию — в частности, к Евангелию от Марка, где речь идет о конце света. Я отправила вам сопоставленные фрагменты. Особенно наше внимание привлекло то место, где Ленкс рассуждает о силах небесных и о том, как они обеспокоены и разгневаны. Думаю, эти небесные силы вполне можно приравнять к ураганам, штормам и торнадо. В своих рассуждениях о гневе он подчеркивает непосредственную связь между грехом и его последствиями; гнев небес указывает Композитору на тех, кто должен умереть. Эмерсон полагает, что это может быть случайность и гипотеза ненадежная, но я думаю, что этими словами Ленкс еще восемнадцать лет назад подготовил почву для нынешних преступлений. — Эмерсон, — окликнул Дюпри. — По-моему, мы слишком спешим, — в голосе Эмерсона чувствовалось раздражение. — Прежде чем составлять профиль убийцы на основе информации о Мартине Ленксе, мы должны точно установить, что Мартин и Композитор — одно и то же лицо. — Пуля и отпечатки, оставленные на черепе Джозефа Эндрюса, совпадают со следами оружия, которое Ленкс использовал при убийстве своей семьи восемнадцать лет назад, — заметил Джонсон. — Это может быть подражатель; более того, это может быть ученик. Думаю, наличие ученика вполне соответствовало бы профилю убийцы-апостола, — возразил Эмерсон. — Давайте перечислим аспекты, указывающие на то, что это может быть Мартин Ленкс, — предложил Дюпри. — Хорошо, — начал Джонсон. — Во-первых, совпадение возраста. Когда была убита его семья, Мартину Ленксу было тридцать семь. С тех пор прошло восемнадцать лет, так что, если он жив, сейчас ему пятьдесят пять. Активный мужчина, наверняка сохранивший форму. Мы не знаем, чем он занимался эти восемнадцать лет, но возраст сделал его более уравновешенным, осторожным и скрупулезным. Все это вписывается в почерк Композитора. — Во-вторых, револьвер, — добавила Такер. — Тот факт, что он не оставил его на месте преступления, говорит о намерении сберечь его, возможно в качестве сувенира или для дальнейшего использования. Он мог бросить его рядом с трупами или в машине, где остались его вещи; поскольку он во всем признался в своем письме, оружие перестало быть главной уликой. Голос и тон Эмерсона сделались ледяными. — Профили семей совпадают с профилем семьи Ленкса, возраст отличается, но не слишком, — заметил он. — Однако вашей гипотезе противоречит то, что вместе с остальными Композитор убивает отца. А если Мартин Ленкс — Композитор, то очевидно, что он не стал бы совершать самоубийство, это не его задача. Дюпри взял слово: — Полагаю, все вы обратили внимание на то, что Мартин Ленкс перетаскивал трупы по дому, собирая их в том месте, которое полиция Мэдисона назвала «музыкальной комнатой». Я только что говорил с шефом Картером из убойного отдела Мэдисона. Он в то время был ребенком, зато оказался сыном предыдущего шефа, и помнит, что много раз слышал истории об этом. Большой особняк, в котором произошли события, был снесен, однако он рассказал, что семья Ленкс действительно устроила себе специальный зал, где стояло пианино и имелся набор других инструментов, достаточный для того, чтобы это помещение без лишнего пафоса можно было назвать музыкальной комнатой. Это напоминает о скрипках, найденных в пяти местах преступления; о скрипке вспомнил сотрудник похоронного бюро Кейп-Мей, инструменты были обнаружены на складах, где хранились предметы, вывезенные с ферм Джонсов и Мейсонов. Добавим к ним те, что обнаружили у Эндрюсов и Сэмюелсов… Появление скрипки не настолько аномально, чтобы считать ее визитной карточкой, к тому же ее присутствие не превращает обычную комнату в музыкальную; тем не менее это неотъемлемый реквизит, с помощью которого Мартин Ленкс оформляет свои мизансцены. Вы согласны, Саласар? Амайя, не сводившая глаз с Дюпри, перевела взгляд к центру стола, сосредоточив внимание на мерцающем огоньке включенного телефона. — Думаю, Эмерсон прав, — сказала она, заставив Джонсона повернуться к ней, удивленно подняв брови. — Я согласна со всем вышесказанным, но прежде всего мы должны точно знать, является ли Ленкс Композитором. Дюпри тоже казался удивленным. — Я вас не понимаю. Мартин Ленкс идеально вписывается в профиль, который вы сами обозначили. — На данный момент мне не хватает данных, чтобы прийти к такому заключению, — уклончиво ответила она. — Невероятно… — пробормотал Джонсон, адресуя упрек Дюпри, словно это была его вина. Тот нахмурился. — С одной стороны, — продолжала Амайя, разглядывая на экране посланные Такер тексты и сравнивая их со страницами Библии, — это и правда может быть он. Здесь есть еще один стих: «Видишь сии великие здания? Все это будет разрушено, не останется камня на камне»[13]. Одна из характеристик убийцы-апостола — зацикленность на библейских сюжетах либо же на мистических или якобы священных посланиях. В своем прощальном письме Ленкс рассказывает об усилиях, которые он приложил для спасения своей семьи и дома, и о том, как ему жаль, что они все равно разрушаются. Убивая семьи после природной катастрофы, уничтожившей их дом, он метафорически отсылает к разрушению собственного дома, при этом выбирая семьи, которые считает живущими во грехе. Он выбирает этих людей, чтобы спасти их, — так же, как спас своих близких, убив и отправив прямиком на небеса. Джонсон и Дюпри одобрительно кивнули. Из динамика донесся голос Такер: — Итак, заместитель инспектора Саласар, вы собираетесь сказать мне, что у вас имеются аргументы против вашей же собственной гипотезы? Не пойму, в чем проблема… — Проблема в том, что Мартин Ленкс в первую очередь убил свою собственную семью, своих близких. Жену, свою мать, сыновей и дочь, — ответила Амайя. — Что делает его аннигилятором. Он соответствует по крайней мере двум из четырех категорий, присущих убийцам собственных семей: претензия на моральное превосходство, отчуждение, разочарование, паранойя. Четверо из пяти таких убийц после преступления совершают самоубийство — за исключением тех, кто чувствует себя морально оправданными, что, возможно, произошло в случае с Ленксом. Но даже если он выжил, что за причина подвигла его восемнадцать лет спустя начать убивать другие семьи, которые, за исключением перечисленных общих черт, совершенно разные, проживают в разных местах страны и не имеют друг к другу ни малейшего отношения? Вторая проблема: если это действительно Мартин Ленкс, то чем он занимался последние восемнадцать лет? Убийство целой семьи настолько необычно, что даже если оно случается в самом удаленном уголке страны, на него обращает внимание как минимум пресса. Но никто, включая ФБР и полицию, не знает о подобных случаях за последние годы. Мы прочесали всю страну и нашли только Джозефа Эндрюса и его родных, убитых восемь месяцев назад. Либо Мартин Ленкс убил свою семью, сбежал и не имеет никакого отношения к действиям Композитора, либо, если он и есть Композитор, как ему тогда удавалось контролировать такой мощный импульс? Насколько мне известно, когда сумасшедший убежден, что бог, демон или любая другая высшая сущность руководит его действиями, по своей воле он сам никогда не остановится. Как Мартин Ленкс так долго жил спокойно? Ей ответила Такер: — Самые частые причины молчания серийного убийцы — смерть, затяжная болезнь, пребывание за границей или в тюрьме, где он отсиживает срок за другое преступление. Если исходить из того, что Мартин Ленкс жив, трудно поверить, что человек, перенесший тяжелую болезнь, которая вычеркнула его из жизни на восемнадцать лет, способен противостоять целым семьям с довольно крепкими родителями и детьми-подростками. А добропорядочный гражданин, которого изображал из себя Мартин Ленкс, вряд ли попал бы в тюрьму за какой-то проступок. Вариант отъезда из страны может быть вполне правдоподобным, но почему-то я не представляю себе Мартина Ленкса, живущего за границей. Учитывая его высокое самомнение, он не выглядит как человек, способный приспособиться к кардинально новой жизни или даже рассмотреть возможность побега. В свое время следствие пришло к выводу, что брошенный в аэропорту автомобиль был не более чем ложным следом. Кто-то предположил, что Ленкс мог вернуться на родину своих родителей, однако выяснилось, что у него не осталось родственников в Австрии. Я бы сказала, что он поселился где-то в США, но в другом штате, придумал себе новую личность и новую жизнь — ту, к которой всегда стремился и которую семья, по его мнению, не позволяла ему вести. Дюпри наблюдал за реакцией Амайи на слова Такер. Та недовольно поморщилась, и, хотя вслух ничего не сказала, было очевидно, что она не согласна с чужими выводами. — Давайте подытожим, — встрял Джонсон. — Итак, хотя способ, которым Мартин Ленкс убил свою семью, состав семей, размещение тел на полу, выбор помещения, наличие револьвера и пули соответствуют его почерку, вы предлагаете, чтобы мы вычеркнули его из подозреваемых всего лишь по той причине, что не знаете, чем он занимался последние восемнадцать лет… Амайя опустила голову. — Ответьте, Саласар, — попросил Дюпри. — До тех пор, пока у меня не будет веской причины, которая побудила бы его снова совершать преступления, я вынуждена считать, что Мартин Ленкс и Композитор — разные люди. Повисла неловкая пауза, нарушаемая лишь жужжанием интеркома, который они использовали в качестве динамика. Тишину нарушил Дюпри: — Хорошо, за работу. С этого момента у нас будет два фронта расследования: с одной стороны, мы продолжим относиться к Композитору как к независимому субъекту, с другой — будем разрабатывать профиль Мартина Ленкса и возобновим его розыск по всей стране. Попытаемся найти связь между убитыми семьями и Ленксами. Выясним все о Мартине Ленксе, его личных взаимоотношениях вне дома, на случай если он известен в качестве апостола кому-то еще: бывшим коллегам, прихожанам церкви… Из интеркома отчетливо донесся голос Эмерсона, и на этот раз в его тоне звучали победные нотки. — Не мешало бы иметь в виду, что он мог вести двойную жизнь: у него могли быть другие подруги или жены, внебрачные дети, гомосексуальные отношения… Что-то, что способно заставить человека, желающего быть непорочным, чувствовать себя виноватым; это могло подтолкнуть его к насилию, а заодно навести нас на след его последователя. На этом встреча была окончена, и Дюпри встал. — Саласар, за мной, — сказал он, покидая конференц-зал и направляясь к лестнице. Это было единственное место, где они могли бы побеседовать наедине, но далеко не самое комфортное. Лестница поднималась на четыре этажа, которые занимали подразделение экстренного реагирования и пожарная часть, и сильный сквозняк пробирался снизу, свистя и завывая в оконных щелях. Однако Дюпри не обращал на него внимания. — Не объясните мне, что только что произошло? Амайя дернула плечом и сжала губы. — Не понимаю, о чем вы. — О чем я? Я о том, что вы снова колеблетесь, что снова не уверены. В один момент вы поражаете удивительной ясностью суждений, а через минуту поддакиваете Эмерсону. Почему? Я привел вас сюда не для того, чтобы вы соглашались с остальными, и не для того, чтобы скрывали причину своего несогласия, — сказал он, имея в виду то, как она отреагировала на предположения Такер. — Сначала вы противостоите всем, чтобы защитить свою теорию, даже если ваше мнение не совпадает с мнением группы, заставляете себя выслушать, принять ваш взгляд, — а когда добиваетесь успеха, теория подтверждается и все вроде бы встает на свои места, вы идете на попятную. — Я изложила свое мнение, но уважаю и мнение коллег… Он посмотрел на нее оценивающе. — Это из-за семьи Ленкса, верно? Вам легче признать, что некий серийный убийца по неведомой причине уничтожает целые семьи, чем согласиться с тем фактом, что Мартин Ленкс убил свою семью первой? — Дюпри кивнул сам себе, будто бы подтверждая собственное подозрение. — Преступников, убивающих родственников, особенно собственных детей, понять труднее всего. То, что он говорит о своей дочери… — Агент умолк, словно вдруг осознав то, о чем не задумывался раньше. Он молчал пару секунд, пока Амайя мысленно умоляла его не касаться этой темы. Однако затем продолжил: — Но вы должны это сделать, должны принять это, если не понять, — поскольку я знаю, что последнее невозможно или… — Он снова остановился. Она прикрыла глаза и сделала глубокий вдох, пытаясь совладать с эмоциями. Конечно, все из-за Ленкса, Мартина Ленкса, а заодно и ее собственной матери, потому что таинственные причины, побуждающие отца или мать уничтожить одного или всех членов своей семьи, превосходят уровень любого убийцы и открывают врата прямиком в мир демонов. Потому что месть Ленкса своим близким и характер остальных преступлений выходят за пределы простого изучения профилей и уводят в глубь территории, которую осмеливается исследовать лишь тот, кто сам побывал в этой части ада. Разве не об этом говорил Дюпри за ужином? И если Мартин Ленкс и Композитор — один и тот же человек, перед ними не убийца-апостол, искореняющий грех, не аннигилятор семей, мстящий другим за жестокое обращение, пережитое в детстве. Если Мартин Ленкс и Композитор — один и тот же человек, он всего лишь репетирует свою пьесу, а множество репетиций одного и того же действа подразумевают единственную цель: грандиозную премьеру. Да, она побывала в аду и знала природу демона, который, подобно самому дьяволу, обретает силу, заставляя других думать, что его не существует. По тому, как смотрел на нее Дюпри, Амайя догадывалась, что рано или поздно он докопается до ее прошлого. Истинный следователь, он учуял добычу, еще не зная, что она собой представляет. Саласар была уверена, что Дюпри пойдет по следу, потому что каким-то таинственным образом именно в этом заключалась настоящая причина того, почему она здесь. Ветер продолжал завывать в окнах у них за спиной. Этот раздражающий звук отвлек Дюпри от своих мыслей. Недовольный, он подошел к окну и подергал раздвижные створки, пытаясь отрегулировать их. Снаружи ветер гнул стоящие рядком молодые деревья, окружавшие аварийную станцию. По поверхности озера рябью бежали волны с белыми гребешками. Дюпри дернул изо всех сил, и окно закрылось плотнее, однако свист ветра не прекратился. Оставив непокорное окно в покое, он снова повернулся к Амайе. — Почему вы так упорно выдаете себя за соломинку? Она посмотрела на него непонимающе. — Соломинку в стоге сена. Я знаю мужчин и женщин, готовых убить за то, чтобы быть иголкой. Множество людей в какой-то момент жизни пытаются выдать себя за нее. Но вы — эта самая настоящая иголка. Блестящая и острая. Ваша судьба — выйти на поверхность, а не быть еще одной соломинкой. Амайя не знала, что ответить. — У вас не получится быть обычной, Саласар. Скорее всего, вы никогда и не пытались. Нет ничего нормального в том, чтобы вытащить двенадцатилетнюю девочку из дома и отправить ее учиться на другой конец света. Я ошибаюсь? Амайя промолчала. Ловко он ее подловил… Она посмотрела в сторону, чтобы не видеть его глаза. — У вас есть только один вариант: использовать ваши способности ради общего блага. Несколько секунд она стояла неподвижно, словно задетая его словами, но потом подняла голову, посмотрела ему в глаза и кивнула.