— Ладно, попробуем по-другому, — предложила она, не сдаваясь. — Если бы мне было около сорока пяти лет, как миссис Дэвис, и вы вели мою беременность, то, полагаю, вы бы назначили все виды пренатальных обследований, чтобы убедиться в моем здоровье и здоровье плода, не так ли? — Это обычная процедура. — Такие тесты, как амниоцентез, проводятся примерно на шестнадцатой неделе, и могу предположить, что вы назначали его миссис Дэвис. — Можете предположить. — Я могу также предположить, что результаты этого теста были благоприятными, поскольку беременность продолжилась. — Это вряд ли: некоторые пары готовы продолжить беременность, несмотря на то что амниоцентез показывает у плода аномалии. Религиозные взгляды и тому подобное. — Доктор Оуэн, я думаю, что такой порядочный человек, как вы, который заботится о безопасности своих пациентов, не стал бы назначать миссис Дэвис тест, который может спровоцировать выкидыш, если б знал, что она не намерена прерывать беременность даже при наихудших результатах. В глубине души доктор Оуэн явно был польщен, хотя внешне не проявил этого. — Моя задача состоит в том, чтобы обеспечить ее безопасность и безопасность ребенка, и я поступаю с ней так же, как и с прочими пациентами. — Они просили вас назвать пол ребенка? — спросила Амайя в лоб. Должно быть, вопрос застал его врасплох, потому что он так же прямо ответил: — Нет, миссис Дэвис не хотела этого знать, она предпочитает сюрприз, — сказал он, хотя от себя лично добавил: — Я не считаю, что эти мои слова навредят пациентке. Тем не менее доктор сделал это. Он сказал не «она предпочла сюрприз», а «она предпочитает сюрприз», из чего можно было сделать вывод, что миссис Дэвис еще не родила. Амайя продолжила как ни в чем не бывало: — Но пол ребенка раскрывается в тесте и появляется в результатах анализа, верно? — Верно, — подтвердил доктор. — Мистер Дэвис просил об этом? — Я не могу ответить на этот вопрос, это конфиденциально. — Хорошо, сделаем вот что: вы мне не скажете, но я продолжу свои предположения. Думаю, Дэвис с самого начала был очень обеспокоен развитием беременности. Это так? — На этот вопрос я отвечу, он не задевает ничьих интересов. Его жена уже не так молода, чтобы иметь детей. Нет ничего странного в том, что муж беспокоится о выкидыше. «А может, наоборот, мечтает о нем, — подумала Амайя. — Божья воля избавила бы его от горькой чаши». — Наверняка мистер Дэвис сделал вид, что его не задело нежелание жены узнать результаты теста помимо тех, что имели отношение к здоровому развитию плода. Но позже он все-таки попытался выведать у вас пол ребенка. Скорее всего, он сделал это наедине, и думаю, вы дали ему эту информацию. — И отец, и мать являются родителями, по закону у них равные права и обязанности по отношению к своему ребенку, — благоразумно ответил доктор. — Полагаю, пол ребенка не должен был бы настолько волновать отца, у которого уже есть мальчик и девочка; тем не менее для него он был принципиален. Могу предположить, что он не слишком обрадовался, когда вы сообщили ему, что будет еще один мальчик. Вам это показалось странным: если у человека уже есть мальчик и девочка, ему, скорее всего, должен быть безразличен пол ребенка. Его беспокойство наверняка вас озадачило, особенно потому, что так реагировал человек, который заботился о развитии беременности. Доктор Стив Оуэн тяжело вздохнул. — Если угодно, вы хорошо интуичите… Мне бы не хотелось быть на месте ее мужа. Когда она уже прервала связь и собиралась передать микрофон Аннабель, по радио донесся женский голос: — Заместитель инспектора. Прием. Заместитель инспектора Саласар, это Паула Тибодо. Прием. Амайя удивленно посмотрела на Аннабель, которая взглядом советовала ей ответить. — Саласар слушает, Паула. Прием. — Может быть, это звучит глупо, вы же знаете, что мне тоже пришлось все это слушать… Прием. — Конечно, Паула, я вам очень признательна; вы хотите что-то добавить? Прием. — Слушая этого доктора, я вспомнила, что жена нашего кузена Тима тоже не хотела знать пол ребенка, когда родилась наша племянница. Нам было неловко навещать ее в больнице без подарка; мы же не знали, мальчик это или девочка. В итоге позвонили в цветочный магазин при больнице, в котором есть список всех мальчиков и девочек, рожденных в конкретный день, и номер палаты; нужно просто назвать имя матери. Мы принесли детские вещички, плюшевые игрушки и цветы, все розовое… Невестка до сих пор удивляется, как мы узнали, — сказала она, смеясь. — Если хотите, я могу попробовать. Прием. — Конечно, Паула, — сказала Амайя, улыбаясь. — Она должна быть в Сетон Фэмили Хоспитал. Прием. Она подождала несколько секунд, пока не услышала гудки и голос, прозвучавший в ответ. — Здравствуйте, я хочу отправить пациентке две дюжины роз и несколько воздушных шариков, но не знаю, в какой она палате, и мальчик у нее или девочка. — Как зовут пациентку? — Миссис Дэвис, Натали Дэвис, она должна была поступить на плановые роды. — Что ж, дорогая, вы немного поторопились; ваша подруга поступает только послезавтра. Но если хотите, можете оплатить цветы, и мы отправим их ей, как только она родит. — Не надо, послезавтра я заеду в больницу и выберу их лично. А еще куплю воздушные шары и красивую открытку, — ответила Паула. — Как пожелаете, мы к вашим услугам, — попрощалась флористка, и Паула отключила связь. — Что вы думаете? Прием. — Вы гений, Паула. Прием и конец связи. Глава 68 В Базтане уже ночь? Болота Дюпри снова посмотрел на Амайю, которая все еще держалась за перила корабельного мостика, словно именно там скрывался источник ее прозрений; он подошел к ней, протянул руку и развернул перед глазами лист бумаги, на котором она нарисовала сердце. — Красивый рисунок. — Я начала рисовать такие сердечки, когда мне было двенадцать. Меня научил врач. — Мое, вероятно, должно быть пережато в центре, как японская ловушка для осьминогов. — Такоцубо, — вспомнила она. Дюпри улыбнулся, глядя на нее тем взглядом, который раньше так беспокоил Амайю. На этот раз она не встревожилась. — Скажите, если б вам пришлось выделить какой-то один аспект, один нюанс, определяющий то время, что это было бы? Я имею в виду ваше детство. Амайя ответила не раздумывая: — Ночь… — Она сделала паузу, во время которой, подумал Дюпри, искала подходящие слова. — Днем было еще ничего, но когда в Базтане темнело… — А сейчас в Базтане ночь, Саласар? — Там всегда ночь… Дюпри улыбнулся грустно, но мягко: — Вы боитесь, Саласар. Она открыла рот, собираясь ответить, но не знала, что сказать. — Вот почему вы оставляете включенным свет, когда спите. Она промолчала. — Вы боитесь, но и в темноте, и при свете готовы встретить своего врага. Вы боитесь, но ждете его, и это делает вас необычайно храброй. Она опустила глаза. Но Дюпри бережно дотронулся до ее подбородка, заставив взглянуть на него. — Я знал это с самого первого раза, когда увидел вас на той конференции в Лойоле. Вы тогда были юной студенткой. Я сразу узнал вас, когда снова увидел в Квантико. Вы — прирожденный следователь. Укротите вашу гордыню, только не слишком, потому что если вы не позволите себе следовать за инстинктом, то станете как все. И слушайте свое сердце. Вы станете одним из лучших следователей, с которыми мне посчастливилось иметь дело. Слушайте свое сердце, в этом мы одинаковы — Скотт Шеррингтон, вы и я. У нас троих остановилось сердце, но мы втроем почему-то вернулись к жизни. Всем троим пришлось умереть, чтобы научиться возвращаться из ада. Наше преимущество в том, что теперь мы не только знаем дорогу, но и узнаем тех, кто по ней идет. — Проклятая привилегия, — пробормотала она. — У меня к вам просьба. В Ноле есть один человек, Нана… Она мне как мать. Она живет в Треме. Я знаю, что этот район сильно пострадал, но Нана сказала, что укрылась в «Супердоуме».