Там за дверью – тепло! Там долгожданный отдых! Она протянула руку к звонку, но не успела тронуть его, как дверь открылась. В маленькой, тускло освещенной передней, предназначенной только для того, чтобы не впускать в дом холод, стоял человек, в котором Лира сразу узнала Торольда, слугу лорда Азриэла, и рядом с ним был его деймон, пинчер Анфанг. Лира устало откинула капюшон. – Кто… – начал было Торольд, но потом разглядел ее. – Лира? Маленькая Лира? Мне снится? Он протянул руку назад и открыл внутреннюю дверь. Холл, в каменном камине пылает уголь; теплый свет ламп, ковры, кожаные кресла, полированное дерево… Лира не видела ничего подобного с тех пор, как покинула Иордан-колледж, и чуть не задохнулась от удивления. Деймон лорда Азриэла, снежный барс, зарычал. Отец Лиры стоял тут же; на его властном лице было написано свирепое торжество и нетерпение; но когда он узнал дочь, оно стало белым, черные глаза расширись от ужаса. – Нет! Нет! Он попятился и схватился за каминную полку. Лира не могла пошевелиться. – Уходи! – закричал лорд Азриэл. – Прочь отсюда, уходи, прочь! Я не посылал за тобой! У Лиры отнялся язык, она открыла рот, еще раз и еще и, наконец, выдавила: – Нет, нет, я приехала, чтобы… А отец все не мог опомниться; он тряс головой, махал руками, точно хотел отогнать ее; Лира не понимала его отчаяния. Она шагнула вперед, чтобы успокоить его, и напуганный Роджер вместе с ней. Их деймоны немного оживились в тепле, а через несколько секунд лорд Азриэл провел рукой по лбу и как будто пришел в себя. Он перевел взгляд с нее на Роджера, и щеки его слегка порозовели. – Лира? – сказал он. – Это Лира? – Да, дядя Азриэл, – ответила она, решив, что сейчас не время выяснять их родственные отношения. – Я привезла вам алетиометр от Магистра. – Да, конечно, – сказал он. – А это кто? – Роджер Парслоу. Он – кухонный мальчик из Иордан-колледжа. Но… – Как ты сюда попала? – Я как раз хотела сказать – там, на дворе, Йорек Бирнисон. Он нас сюда привел. Мы были вместе с самого Троллезунда и перехитрили Йофура… – Кто такой Йорек Бирнисон? – Бронированный медведь. Он нас сюда привел. – Торольд, – крикнул дядя, – сделайте для детей горячую ванну и приготовьте поесть. Потом им надо выспаться. Одежда на них грязная; найдите им что-нибудь. Займитесь сейчас же, пока я разговариваю с этим медведем. У Лиры кружилась голова. Может быть, от тепла, а может быть, от облегчения. Слуга с поклоном удалился, а лорд Азриэл вышел в прихожую и закрыл за собой дверь. Лира повалилась в ближайшее кресло. Не прошло, казалось, и минуты, как она услышала над собой голос Торольда: – Пойдемте со мной, мисс. Она с трудом поднялась и вместе с Роджером вошла в теплую ванную, где на горячей трубе висели мягкие полотенца и над водой поднимался пар. – Ты залезай первым, – сказала Лира. – Я посижу рядом, поговорим. Морщась и пыхтя, Роджер влез в горячую воду и стал мыться. Они часто плавали голыми и шалили с другими ребятами в Айсисе, но теперь все было по-другому. – Я боюсь твоего дядю, – сказал Роджер через открытую дверь. – То есть твоего отца. – Пока что зови его дядей. Иногда я его тоже боюсь. – Когда мы вошли, он меня сперва не увидел. А только тебя. И был страшно испуган, пока не увидел меня. Тогда он сразу успокоился. – Это просто от неожиданности, – сказала Лира. – Любой опешит, если увидит человека, которого не ждал. Последний раз он видел меня тогда в Комнате Отдыха. Как тут не удивиться? – Нет, это неспроста. Он смотрел на меня, как волк или кто-то такой. – Тебе показалось. – Нет. Честное слово, я его больше боюсь, чем миссис Колтер. Он окатил себя водой. Лира достала алетиометр. – Хочешь, я у алетиометра спрошу? – Не знаю. Есть такое, чего не хочется знать. По-моему, с тех пор, как Жрецы пришли в Оксфорд, я ничего, кроме плохого, не слышал. Больше чем на пять минут ничего хорошего не хватало. Вот сейчас, например, что я вижу? Ванна хорошая, а там вон теплые полотенца, через пять минут буду ими вытираться. А когда высохну, подумаю: поесть бы чего-нибудь вкусного – а дальше неизвестно что. А когда поем, подумаю: хорошо бы сейчас в мягкую постель. А что потом, не знаю, Лира. Мы же страшные вещи видели, правда? И похоже, что-то еще будет такое. Так что лучше о будущем не думать. Что-то есть сейчас, и ладно. – Да, – устало согласилась Лира. – Иногда у меня такое же чувство. Она еще немного подержала алетиометр в руках, но скорее для успокоения; головок она не трогала, за длинной стрелкой не следила. Пантелеймон молча наблюдал за ними. После того как оба вымылись, поели хлеба с сыром и выпили вина с горячей водой, слуга Торольд сказал: – Мальчик пойдет спать. Я провожу его. А вас, мисс Лира, лорд Азриэл просил зайти к нему в библиотеку. Лорда Азриэла Лира нашла в комнате с широкими окнами, откуда открывался вид на застывшее море. В камине с широкой полкой горел уголь, фитиль гарной лампы был привернут, и людей в комнате ничто не отвлекало друг от друга и от унылой, освещенной только звездами панорамы внизу. Лорд Азриэл полулежал в глубоком кресле возле камина и жестом предложил ей кресло напротив. – Твой друг Йорек Бирнисон отдыхает на дворе, – сказал он. – Предпочитает на морозе. – Он сказал вам о своем поединке с Йофуром Ракнисоном? – Без подробностей. Но я понял, что он теперь король Свальбарда. Это правда? – Конечно правда. Йорек никогда не врет. – Кажется, он взялся быть твоим хранителем. – Нет. Джон Фаа попросил его позаботиться обо мне – он так и делает. Выполняет приказ Джона Фаа. – Каким образом тут замешан Джон Фаа? – Скажу, если вы мне кое-что скажете, – ответила она. – Вы мой отец, верно? – Да. Ну и что? – А то, что должны были об этом сказать. Такие вещи от людей не скрывают, потому что, когда это выясняется, человек чувствует себя глупо, и это обидно. Ну, узнала бы я, что вы мой отец, – что в этом плохого? Вы могли давным-давно это сказать. Могли сказать и попросить меня, чтобы я держала это в секрете, и я бы держала, даже маленькая. Никому бы не сказала, если бы вы попросили. Я бы так гордилась, что из меня никакими силами этого не вырвали бы, если бы вы велели держать в секрете. А вы молчали. Другим людям говорили, а мне нет. – Кто тебе сказал? – Джон Фаа. – Он сказал, кто твоя мать? – Да. – Тогда мне почти нечего добавить. Я не желаю, чтобы меня допрашивал и упрекал нахальный ребенок. Я желаю знать, что ты увидела и что ты делала по дороге сюда. – Я привезла вам чертов алетиометр, так? – взорвалась Лира. Она чуть не плакала. – Я тащила его сюда из Иордана, прятала его, берегла, – а с нами чего только не было, – я научилась его понимать, тащила его в эту чертову даль, хотя могла бы плюнуть на него и сидеть себе спокойно, а вы даже не сказали «спасибо», и хоть бы немного обрадовались. Сама не знаю, зачем я это сделала. Но сделала, не отступила, даже у Йофура Ракнисона в вонючем дворце не отступила, одна, среди этих медведей, и подбила его на драку с Йореком, чтобы добраться сюда ради вас… А когда вы меня увидели, вы чуть в обморок не упали, словно я какое-то чудище, – прогоняли меня. Вы не человек, лорд Азриэл. Вы мне не отец. Отец так со мной не обошелся бы. Отцы ведь, кажется, любят своих дочерей? Вы меня не любите, и я вас не люблю, вот что. Я люблю Фардера Корама и люблю Йорека Бирнисона; медведя больше люблю, чем отца. И Йорек, точно, любит меня больше, чем вы. – Ты сама мне сказала, что он только выполняет приказ Джона Фаа. Если собираешься тут сентиментальничать, я не буду тратить на тебя время. – Тогда забирайте свой чертов алетиометр, а я возвращаюсь с Йореком. – Куда? – Во дворец. А появится миссис Колтер со своим Жертвенным Советом – он будет с ними воевать. Если они победят, я тоже умру, мне плевать. А если он победит, то пошлет за Ли Скорсби, и я улечу с ним на шаре… – Кто такой Ли Скорсби? – Аэронавт. Мы прилетели с ним сюда, а потом была авария. Вот, берите ваш алетиометр. Он в исправности. Лорд Азриэл не протянул к нему руки, и она положила его на медную решетку камина. – Наверное, надо вам сказать, что миссис Колтер летит на Свальбард и, как только узнает, что случилось с Йофуром Ракнисоном, полетит сюда. На дирижабле с кучей солдат, и они всех нас убьют по приказу Магистериума. – Они до нас не доберутся, – безмятежно ответил лорд Азриэл. Он был настолько спокоен и невозмутим, что ярость в ней слегка остыла.