– Хватит, отец. Мне надоело собирать информацию по крупицам. Отвечай, кто моя мать?! – Хочешь знать? – не выдержал Сайвер, мгновенно изменившись в лице. – Слушай… Тебя подбросили в плетёной корзинке холодной зимой прямо к воротам колледжа. Тебя нашла Маффи и тут же передала Хитроу, а он мне. Леонора открыла рот, вникая в шокирующую информацию о своём появлении в доме профессора: получается, что она, при всем её высокомерии и претензиях на аристократичность, всего лишь подкидыш? Она смотрела на отца взглядом, полным боли и страха. – Я тебе неродная? – Экспертизу я не делал. Но ты моя в любом случае, что бы там ни было! – отрезал Маерс. – К тому же ты себя в зеркале видела, или объятия гадёныша Литтелтона теперь переносят кретинизм? Наше с тобой сходство очевидно. – Как это – подбросили? – с трудом переваривая услышанное, невпопад переспросила девушка. – Тебе не было и двух месяцев, – Сайвер грустно посмотрел на Лео. – И ты была завернута в нелепый сиреневый шарф, а сверху накрыта тонким одеяльцем. Мы сразу отвезли тебя в центральный госпиталь, тебя с трудом спасли – когда Маффи внесла корзинку в профессорский корпус, ты уже посинела от холода. Сайвер вспомнил, как отнёс еле живой ледяной комочек с иссиня-чёрными глазами в санчасть, и словно наяву услышал, как ахнула Хадди, как приехали неонатологи, как он нёсся под вой сирен за машиной детской реанимации в какой-то госпиталь. Десять дней подряд Кэтрин и Хадди покидали колледж, чтобы по очереди ухаживать за малышкой, борясь с тяжелейшим воспалением лёгких. Маерс дежурил около неё ночами, ни на минуту не сомкнув глаз. В день, когда болезнь отступила, он попросил Хитроу написать ему характеристику и обратился к юристу, чтобы тот подготовил документы об удочерении на имя Леоноры Ирис Маерс. Связи сделали своё дело, Сайверу разрешили удочерить девочку. По молчаливому согласию в графе «мать» органы опеки поставили прочерк – «неизвестна», а на возражение Маффи, которая догадывалась о том, кто родившая её женщина, Сайвер ответил коротко: «Не лезь. Правда никому не нужна». Для отчётности приюта составили документ, что ребёнка удочерила христианская семья, пожелавшая остаться неизвестной. – Я всего лишь последствие твоих любовных похождений? И ты не говоришь мне, кто она, потому что просто не знаешь? – очередной вопрос прервал воспоминания профессора. – Отчего же, прекрасно знаю. – Тогда почему ты не пытался найти её? – Не хотел… – Почему?! Мне всю жизнь чего-то не хватало, может быть?.. – с надеждой в глазах спросила Леонора. В этот момент Сайвер вспомнил такой же взгляд, полный надежды на взаимность, которым когда-то одарила его Надин – только сейчас он понял, как сильно они похожи. И так же, как и много лет назад, Сайвер однозначно ответил: – Нет, Лео. Не может быть… – он достал пачку сигарет, вытряхнул одну и начал крутить её в руке. – Отдать тебя, а вернее вышвырнуть, как ненужную вещь, она решила сама. Ни разу за восемнадцать лет мисс… – он осекся, – твоя мать не поинтересовалась тобой, не соизволила объясниться. Она даже не удосужилась сообщить мне, что беременна, хотя у неё была возможность открыться мне. У нас не было романа, скорее – скоротечная связь. Мне неведомо, сколько ещё мужчин побывало в её постели, но повторю: ты моя, и это навсегда. Леонора спокойно забрала сигарету, скомкала её и бросила в корзину для бумаг: – Ты десять лет не курил, и она, – Лео имела в виду свою мать, – того не стоит! Ты знаешь, почему она отдала меня? – Наверняка – нет, – Сайвер пожал плечами, скривив уголки губ в гримасе недоумения. – Ты не представляешь, сколько невыносимо долгих ночей я думал над этим, анализировал, пытался понять ее поступок, но так и не понял… – Это из-за неё у вас не сложилось? – Леонора обратно протянула отцу фотографию Ирен, которую до сих пор держала в руке. – Нет. Она тут вообще ни при чём. Не задавай мне больше вопросов, – удивительно искренне попросил Сайвер. – Я знаю, что мать Алана умерла очень давно. Она до сих пор для тебя так важна? Маерс хотел огрызнуться – даже собственной дочери он не позволял лезть к себе в душу, но, помолчав немного, он всё же ответил: – Она была единственной женщиной, которую я любил. Леонора вдруг обнаружила, что совсем не знает своего отца: что у него на душе, нравится ли ему кто-то, с кем он бывает, когда уезжает из колледжа, какие цвета предпочитает или какую музыку слушает… – А эту… теперь называть её матерью у меня язык не поворачивается, ты любил? – задала она один из тысячи возникших вопросов. Сайвер только ухмыльнулся: – На сегодня всё. – Отец… – Всё! – Маерс поправил пиджак и степенным шагом покинул гостиную, растворившись в полумраке длинного коридора. Глава 43 Прошло чуть больше четырёх месяцев после того, как Алан случайно встретил мисс Маерс в кондитерской Patisserie Valerie – в той самой, где когда-то встретились Сайвер и Надин. Леонора выбирала сладости и случайно, засмотревшись на марципановый рояль, наткнулась на Алана. От неожиданности она ойкнула и выронила выбранные «лолли попе». – Совсем молодежь от рук отбилась, – проворчал мистер Свиттен. – Вы всё равно заплатите! – показывая на Леонору пальцем, продолжил управляющий кафе. – Не волнуйтесь, мистер Свиттен, это моя вина… Я заплачу, – Алан улыбнулся девушке и выразительно уставился на толстого продавца в нелепом колпаке. – Простите, господин министр, я и не знал, что вы… Вы же обычно по вторникам… – договаривать было бессмысленно, потому что всё внимание известного политика было устремлено на Леонору. – Не переживайте, мисс. Всё бывает, – сказал Алан, взяв её за руку. Девушка кротко улыбнулась, кокетливо опустила глаза и промурлыкала: – Жаль, на балу нам не удалось поговорить – вы тогда так скоро нас покинули, мистер Литтелтон. – Мы можем восполнить этот пробел, мисс Маерс. – Просто Леонора, господин министр… Была ли это любовь с первого взгляда? Для Алана – однозначно да. Уже поспешно покидая бал в «Звёздочках», он понял, что одна минута в обществе дочери Маерса всколыхнула в его сердце новое чувство, а неожиданная встреча в кондитерской, уютная атмосфера романтического французского кафе и тепло её руки вскружили ему голову окончательно. С тех пор он жил от свидания к свиданию, наслаждаясь каждой минутой, проведённой в обществе Леоноры. Её же чувства раскрывались постепенно. Конечно, ей было страшно, но нежелание отступать от первоначального плана – закрутить роман назло отцу – разрушило все опасения. Сначала Алан не хотел интимных отношений – за время брака он ни разу не изменил Алисии, однако эмоции били ключом, и Лео, сыграв на том, что все влюблённые теряют голову, ловко сломила сопротивление. Леонора стала его любовницей, мастерски имитируя бурные чувства. Но в какой-то момент сценарий изменился, и игра в любовь перестала быть игрой, Леонора увлеклась Аланом по-настоящему… Дальше всё случилось настолько быстро, что они и не думали о последствиях. Лавина ощущений накрыла их с головой; первым опомнился Алан, но останавливаться было бессмысленно: он безнадёжно влюбился в молодую девушку, отвечающую ему взаимностью. Литтелтон никак не мог поверить, что надменная и властная Леонора в постели окажется чувственной и полностью отдающей себя любовницей. И уж совсем в его затуманенном внезапным романом сознании образ холодной и сдержанной девушки с вполне сформировавшимися взглядами и уверенной жизненной позицией не вязался с её возрастом. Но об этом Алан старался не думать, равно как и о том, что будет, когда про их отношения узнают его жена и профессор Маерс… Для свиданий с возлюбленной министр снял двухкомнатную квартиру в непритязательном квартале на окраине Лондона, Хаверинге, где проживало много приезжих. Чтобы обезопасить себя, он, как шпион из бульварных детективов, нацепил очки, парик и назвался другим именем, когда вносил аванс за три месяца вперёд; последнему хозяин квартиры так обрадовался, что не стал задавать лишних вопросов. Алан пользовался обыкновенным такси, водитель забирал Леонору из близлежащей к колледжу деревушки и привозил к «Звёздочкам» уже затемно. Сначала они встречались раз в три-четыре дня, но желание не расставаться друг с другом ни на минуту поглощало их с каждым свиданием всё больше и больше. Алан собирался серьёзно поговорить с отцом Леоноры и объясниться с женой, но всё время находил предлоги отложить «разбор полётов» на потом. – Триста двадцать девять слонов, триста тридцать слонов, триста тридцать один слон… Пользуясь дурацкой уловкой, Алан уже битый час пытался уснуть. Рядом по-домашнему посапывала Алисия, а дети давным-давно видели десятый сон в частной школе Брайтона – Roedean School. Воспоминания о Леоноре вытеснили размышления о рутинном браке, серых буднях и разборке, учинённой сегодня Маерсом. – Одной проблемой меньше – с профессором поговорил. Хотя кто ещё с кем «поговорил». Осталось признаться Алисии, – он почесал затылок и взглянул на спящую рядом супругу. Перед глазами тут же возникла одна из встреч с Леонорой, оставившая яркие впечатления, каких Алан не получал уже давно. Он машинально оттянул вбок напрягшийся пенис, пытаясь избавиться от эрекции, и попытался отвлечься, но образ любовницы никак не шёл из головы. Томление, поднимаясь от пальцев ног, словно окутывало его, разливаясь по телу и отдавая приятной тяжестью в паху. …Она целовала пальцы на его ногах, то вбирая один из них во влажный горячий рот, то обдавая потоком прохладного воздуха. Она заводила его, рисуя узоры на коленях и икрах. Возбуждение усиливалось, и когда Леонора лизнула внутреннюю сторону бедра, Алан издал протяжный стон нетерпения, желая поскорее перейти к более откровенным ласкам. Первый раз за долгие годы он занимался сексом при свете дня, чувствуя себя абсолютно раскованным и не стесняясь своей наготы. Леонора, прогнувшись, словно кошка, устроилась между его ног. Алан, опершись на локти, с упоением наблюдал, как она обхватила основание пениса большим и средним пальцами и, очертив контур кончиком языка, потёрлась щекой об эрегированный орган. Такой гаммы чувств – от гордости до вожделения – Алан, пожалуй, не испытывал никогда в своей жизни. – Что ты делаешь со мной?.. – хриплым голосом спросил изнывающий от желания мужчина. – Люблю… Девушка чуть-чуть подалась вперёд и прикоснулась маленьким соском к самой чувствительной части фаллоса. От увиденной картины Алан вздрогнул, понимая, что ещё чуть-чуть – и он кончит от одной прелюдии. Леонора потянулась навстречу… Её приоткрытые губы оказались так близко, что он облизал их, едва сдерживаясь, чтобы сию секунду не овладеть девушкой, а она в это время продолжала ласкать член, совершая поступательные движения. – Остановись, а то всё закончится, не успев начаться, – сминая простынь в руке, прошептал Алан. – Я хочу доставить тебе удовольствие. Он расслабился, полностью вверяя себя и свои ощущения Леоноре. Неожиданно она повернулась спиной и перекинула через него ногу. Её бедра оказались почти у лица Алан… Поза «шесть-девять» была его мечтой долгие годы, и вот наконец она осуществилась. Лео чуть-чуть подалась назад, прогибая спину и открывая себя для него. От этой откровенной картины веяло похотью; вожделение пересилило стыд, и Алан ещё сильнее развел ее ноги и страстно припал к влажному естеству. Требовательный язык Леоноры дразнил уздечку, а нежные пальцы ласкали яички. Возбуждение достигло апогея, когда она несколько раз энергично втянула пенис в себя, и Алан кончил, извергая вязкое семя в рот любовнице.