Распахивается дверца со стороны Альберта. — Подожди! — зовет он. Я оборачиваюсь с какой-то нервной надеждой. Дом — А поцеловать на прощание? — спрашивает Альберт. Я на негнущихся ногах подхожу к машине, склоняюсь, тянусь к нему. Он кладет ладонь на мою шею, властно нагибает еще ближе и целует глубоко, горячо и жадно, так что комок мышц внизу живота даже начинает таять от его жара. Но через секунду он отпускает меня, дверца захлопывается и «мерседес» уезжает, оставляя только следы на свежевыпавшем снеге. Я постояла еще немного, тупо глядя на эти следы. Как будто ждала, что они сейчас исчезнут и окажется, что мне все привиделось. Но это почему-то не помогло. Так что пришлось все-таки пойти к подъезду, доставая немеющими пальцами ключи, тыкнуть «таблеткой» в домофон, вызвать лифт. И поднять глаза уже только внутри него, встретившись со своим взглядом в зеркале. Довольна? Там же отразились бледные дрожащие губы. У двери квартиры меня ожидал огромный букет темно-бордовых роз на длинных-длинных стеблях с огромными шипами. Стоял, прислоненный к двери, сверкал каплями росы на багровых лепестках, тварь. Еле хватило сил открыть дверь, втолкнуть его туда и запереть ее за собой. А потом все застелило красной пеленой. Я бросила сумку прямо на пол, с остервенением стащила сапоги, схватила этот чертов букет, обдирая с него ленты и обертки, и прямо руками принялась ломать толстые мясистые стебли. Шипы втыкались в кожу, лепестки устилали пол коридора, но мне было все равно. Ненавижу розы! Ненавижу такие вот темные жирные бордовые розы. Я ломала их по несколько штук сразу с такой яростью, что даже не чувствовала боли от раздирающих руки шипов. И не успокоилась, пока не уничтожила каждый, каждый, каждый бутон, не изломала каждый стебель. Закрыла руками лицо, размазывая по нему слезы и кровь, сделала шаг в комнату и прямо на пороге согнулась, будто кто-то ударил меня в живот. Сапфировый ад повсюду. Скомканные простыни. Коробка с макбуком на столе. Чертово это секс-онли! Я не понимаю, почему это еще больнее? Я не должна такое чувствовать, я должна радоваться и сиять как в Доминикане. Почему я вернулась, думая, что все изменилось, а моя боль поджидала меня дома? Я сама этого хотела! Вот так, без признаний, без чувств, без свиданий и разговоров. Отличный чистый секс, ну! Я сама это ему сказала! Он сделал ровно то, чего я хотела — цветы и секс, секс и цветы. Чего мне еще надо? Я перевела взгляд на свои испачканные кровью руки, на бордовый ковер лепестков на полу. Алая кровь ярче и веселее этого похоронного цвета. Намного, намного ярче… Сделала несколько шагов к кровати, стащила с нее простыню, еще пахнущую Альбертом, и с трудом удержалась от того, чтобы завернуться в нее и тереться как кошка. Вытряхнула подушки из наволочек и все-таки сломалась — прижала одну из них к лицу, вдыхая запах цитрусов и древесины. Выкинула одеяло на пол и свернулась в клубочек прямо на голом матрасе, не раздеваясь. В ладонях — согревшийся моим теплом телефон. Слезы капали на экран, а я размазывала их пальцем. Открыть контакты. Я его все-таки внесла — «Альберт», так и не осмелившись придумать прозвище или сократить имя. Нажала на новое сообщение и поняла, что не знаю, что ему написать. Хочется — «Приезжай». Но на самом деле я не верю, что он приедет. У нас неравные условия — он наверняка дико занят. А если он мне откажет, то я… Нет, не надо так. Лучше написать — «Знаешь, я подумала, и лучше нам вообще не встречаться». Тогда точно приедет. Я горько засмеялась и тут же всхлипнула. И открыла в мессенджере чат с Сашкой. Последнее сообщение — картинка про белку, которая надела хэллоуинскую маску. Очень смешная. А там выше еще с котенком, завернувшимся в туалетную бумагу. Я мотала нашу бесконечную болтовню выше, и смеялась над всеми картинками с котиками, зайцами, детьми и хаски, которые мы посылали друг друга последние полгода. Я могу ему написать, и он приедет, и чаем напоит, и свозит куда-нибудь пожрать вкусного. Но зачем тогда мы разводились? Ах да, меня никто не спрашивал. Нет. Только не ему. Поэтому последним я открыла контакт своего психотерапевта и долго на него смотрела. А потом на свои изрезанные шипами руки. «Здравствуйте, Максим Игоревич, я не справилась, мне стыдно». Нет. Я выключила телефон и уснула, не выпуская его из рук. Проснулась от холода. Все тело затекло — я так и проспала одетая и в одной позе. Подтянула к себе покрывало и завернулась в него. Бросила взгляд на телефон — четыре утра. И еще — исходящий вызов. Исходящий! Длительностью две минуты сорок три секунды. Альберту. Меня окатило волной ужаса. Наверное во сне я случайно разблокировала экран и тыкнула в контакт. Две минуты сорок три секунды он слушал, что тут происходит. Господи, надеюсь, я не храплю! Работа Звонить в четыре утра чтобы извиниться за предыдущий звонок — это не выход. Вообще не выход. Сердце теперь так бьется, что заснуть уже вряд ли получится. Придется вставать. Я сходила в душ, переоделась, наложила тонну макияжа, чтобы замаскировать вчерашние рыдания и круги под глазами. По коридору приходится ходить на цыпочках, но шипы время от времени все равно втыкаются в ступни. Руки исцарапаны так будто подралась с кошкой. И главное — я так ничего и не решила. Может быть, свернуть вообще всю эту историю в самом деле? Все стало слишком реальным, надо вписывать Альберта в свою жизнь, а я на самом деле и не представляю, как живут люди в этих самых секс-онли отношениях. Такого, чтобы мне на самом деле хотелось только секса — такого и не было никогда. Мне всегда хочется кого-то конкретного. Абстрактно хочется только человеческого тепла, но таких отношений, «тепло онли», люди еще не придумали. Сейчас мне хочется конкретно Альберта, и это опасно близко к влюбленности. И то, как я на него реагирую, эти мои истерики — тоже не показывают ничего хорошего. Я только-только восстановилась и стала спокойно жить. Без слез и боли. Не хочу обратно. Да и ему это все незачем — тридцатилетняя истеричка с тяжелым разводом не идеальной фигурой и комплексами. Конечно, у меня комплексы! Я никогда не хотела выйти замуж за принца, потому что с детства знала, что искать партнера надо в своем социальном слое. А вот эти вот ужины с министрами — это вообще не мое. На работе никто моего состояния не заметил, потому что у девчонок было еще хуже — все трое страдали от чудовищного похмелья. Потому что два литра рома на троих даром не проходят. Я даже немного злорадствовала, хоть и не совсем справедливо. Но почему-то казалось, что они могли меня вчера остановить. Или не пустить. Или сделать хоть что-то, чтобы изменить то, что случилось. Я весь день смотрю на телефон, но он нем и тих. К счастью, занятые своими страданиями девчонки не замечают этого или игнорируют. Я в итоге просто положила его у монитора, и мне достаточно переводить взгляд чуть ниже чтобы убедиться, что никто не звонил. Я все вычисляю, когда будет вежливо позвонить и извиниться за ночной звонок. В семь утра слишком рано, в девять он может завтракать, в одиннадцать у него наверняка какое-нибудь совещание, в час оторву от обеда, в четыре… в четыре подходит, и я беру телефон в дрожащие руки и иду на улицу, только там меня никто не заметит. И чуть не роняю его по дороге, когда он начинает вибрировать и на экране светится «Альберт». — Привет. А я как раз хотела позвонить тебе. — Да? — хриплый низкий голос становится, кажется, еще ниже, и в нем просыпаются мурлыкающие интонации. И от вибрации в нем у меня начинает в такт дрожать что-то внутри. — И что же ты хотела мне сказать? — Я хотела…. — ужасно тянет сказать «приезжай». Пусть будет как вчера, наплевать. — И все еще хочешь, — уточняет Альберт, и в голосе появляется смех. — Хочу… — шепчу я завороженно. — Мммм, чего же?.. Я стою на улице на морозе, но мне жарко. Тут хлопает дверь и туда же вываливаются ребята из АХЧ. Галдят, достают сигареты. — Где это ты? — интересуется Альберт. — В курилке, — вздыхаю я. Ах, черт, не продолжить нам этот разговор. — Я хотела извиниться, случайно ночью нажался звонок. — Я понял, — смеется он. — Но понадеялся… — На что? — шепчу я и думаю, неужели я могла все-таки… — Кстати, у меня к тебе вопрос, — резко меняет тему Альберт. — Приглашаю тебя на выходные в дом за городом. Там камин, бассейн, баня, лыжи и красивый лес. У тебя телеграм есть? Сейчас скину фото. И прежде чем успеваю что-то сказать, на телефон начинают сыпаться фотографии — с бассейном, камином и всем, что положено, включая заснеженные елочки как с картинки. Но я просматриваю их мельком, там ничего интересного. А вот его аватарка… На ней синеглазый мужчина, чьи волосы гораздо меньше посеребрены сединой, смотрит на кого-то за кадром и хохочет так, словно у него вообще нет забот. Не могу оторваться, смотрю и смотрю. — Ну что? — прерывает меня голос в телефоне. — В пятницу после работы едем? — Ой… — Что?