Сама она оказалась в армии по менее романтическим причинам, но со временем перековалась в солдата. Загвоздка состояла в том, как ей теперь повернуть все вспять – к нормальной жизни. – У тебя все будет в порядке, – сказала она, надеясь, что это правда. – Я стану героем? – спросил он с ухмылкой и похлопал рукой по пикапу. – О’кей, ну, ты меня прямо смутила. Такая сексуальная да еще и ветеран войны. Но я все равно буду стоять на своем. Я хочу десять тысяч. И ни цента меньше. Сексуальная? Вот это уже совсем смешно. На нынешнем этапе жизни она с трудом могла представить себя подружкой девятнадцатилетнего парня. Хотя – еще бы! – такой комплимент всегда приятно услышать. Она снова переключилась на автомобиль. Выглядит прилично, сравнительно новые шины и лишь парочка вмятин. Пробег тоже не слишком большой; это позволит ей спокойно проездить несколько лет, не думая о ремонте. – Десять – офигенно много, – ответила она. – Я плачу налом. Меня устроит что-то ближе к восьми. – К восьми? – Он прижал руки к груди. – Ты меня убиваешь. Неужели ты хочешь убить меня, будущего героя? – Ладно тебе, детка, – засмеялась она. – Давай прокатимся и заедем к моему приятелю-механику. Если он скажет, что машина хорошая, я дам тебе девять с половиной и можешь считать себя в выигрыше. – Дело говоришь. * * * Через два часа Мишель высадила парня – Брендона – возле его дома. Знакомый механик осмотрел грузовик и показал большой палец, после чего она рассталась с аккуратной пачкой новеньких банкнот. Взамен забрала документы и ключи. Теперь, отъезжая от дома Брендона, Мишель поглядывала на серое небо. Она вернулась в штат Вашингтон, на его запад, где дожди шли так часто, что солнечный день становился сенсацией и о нем писали газеты. Везти вещи в кузове было рискованно, они легко могли намокнуть, но она решила, что тучи выглядят скорее ленивыми, чем зловещими, и она доедет до дома без дождя. Дом. Он был так далеко от места, где она провела последние десять лет. Ежевичный остров, настоящий островок[1] в заливе Пьюджет-Саунд, соединенный с материком длинным мостом, может, технически и находился недалеко от Сиэтла, но это был совсем другой мир. Единственный городок на острове гордо именовал себя «Новой Англией Западного побережья». Мишель никогда не понимала зачем. Тихий туристический остров с разнообразными магазинчиками и неторопливым течением жизни славился в первую очередь ежевикой. На нем было полно глупых традиций, а ритм сезонов всегда казался ей досадно нелепым. Во всяком случае, раньше. Но то, что она когда-то не ценила, теперь выглядело вполне привлекательным. Она поерзала на сиденье; боль в бедре никогда не исчезала. Физиотерапевт клялся, что все быстро пройдет и что Мишель поправится быстрее, чем думает. Ей уже надоел сам процесс выздоровления – он тянулся чертовски долго. Но торопить тело было совершенно незачем. Она выбралась на приличную дорогу, потом на автостраду. Вписалась в поток и поехала на север. Ее удивило количество машин. И порядок на дороге. За последние годы она привыкла к «Хаммерам» и десантным боевым машинам, а не к спорткарам или внедорожникам. Успела она забыть и здешний сырой, холодный воздух. Она включила печку и пожалела, что не вытащила из рюкзака куртку. Неважно, что на дворе май. В этой части страны погода не для неженок. Лето наступает поздно. К счастью, туристы его не ждут и заявляются раньше. Она знала, какими будут ближайшие четыре месяца. Со Дня поминовения в конце мая и до Дня труда в сентябре остров будет набит туристами. Они приезжают ради знаменитых журавлей Пьюджет-Саунда, катания на лодках и ежевики. Ежевичный остров, как всем известно, жемчужина Западного побережья. Туристы наполнят рестораны, магазинчики, будут покупать всякие поделки. И есть ежевику. Они будут добавлять свежую ежевику в оладьи, салаты и вообще в любые блюда, известные человеку. Будут покупать в ларьках ежевичное мороженое и пирожки с ежевикой, кухонные полотенца и кружки с ежевичными рисунками и пробовать сомнительные результаты ежегодного кулинарного состязания «Ежевика с перцем». И что лучше всего – они займут все свободные комнаты в радиусе пятидесяти миль. Включая номера в отеле «Ежевичный остров». Мишель буквально услышала радостное гудение гостиничного счетчика банкнот. Как и почти любой бизнес на острове, отель каждый год зарабатывал почти все деньги за эти четыре драгоценных месяца. Дни будут длинные, часы – бесконечные, от работы будет разламываться спина, но после долгого отсутствия Мишель не терпелось включиться в жизнь отеля. Вернуться в то место, где ничего и никогда не меняется. * * * – Она уже здесь? – спросила Дамарис, остановившись в дверях кабинета. Карли Уильямс оторвалась от гостевой карточки, на которой писала приветствие. Отель «Ежевичный остров» предлагал своим гостям персональный сервис. Перед их приездом Карли узнавала, кто они такие, и оставляла в номере приветственные карточки. Немолодые супруги Баннеры, регулярно приезжавшие на остров полюбоваться на журавлей и отведать вина, как-то обмолвились, что очень любят воду. С тех пор Карли следила, чтобы они жили в номере с окнами на запад, а на их приветственной карточке было фото залива Блэкберри на закате. На листе бумаги валялись обрезки ленточек и тесемок и погнутый пинцет. Там же стоял клеящий карандаш. Карли машинально стряхнула с ладони маленькую блестку. – Еще нет, – ответила она и улыбнулась. – Я ведь сказала, что дам тебе знать, когда она приедет. Дамарис вздохнула. Очки сползли на кончик носа, придавая ей вид рассеянной особы. Новички из обслуги не раз жестоко обманывались, надеясь, что она не заметит опоздания или оплошности официантки, не предложившей гостю кофе. – Я надеялась, что она уже здесь, – сказала Дамарис. – Я так соскучилась по Мишель. Так давно ее не видела. – Это верно, – пробормотала Карли; ей не хотелось думать о том, как изменится ее жизнь после возвращения Мишель. Как бы она ни напоминала себе, что Мишель ранена, у нее все равно жгло и тянуло под ложечкой. Теперь все стало по-другому, уговаривала она себя. Последние три месяца она разумно управляла отелем, совсем одна. Она была ценным работником для отеля. Вот только поймет ли это Мишель? Дамарис зашла в кабинет и села возле стола. – Я до сих пор помню, как она наняла меня, – вздохнула пятидесятилетняя повариха. – Сколько ей тогда было? Шестнадцать? У меня дети были старше ее. Она сидела вот там же, где ты сейчас. Такая перепуганная. Я видела, как она дрожит. – Узкие губы женщины растянулись в улыбке. – Она взяла в библиотеке книгу с советами, как проводить собеседование. И пыталась спрятать ее под бумагами, но я все видела. Улыбка сползла с ее лица, а темные глаза прищурились. – Ее матери, Бренде, тоже не мешало бы в свое время заниматься такими вещами, но она никогда этого не делала. А Мишель любила этот отель. Карли вздохнула. Они с Дамарис много раз спорили на эту тему. Карли соглашалась, что да, у Бренды имелись недостатки, покойница была не подарок. Но ведь она спасла Карли. Дала ей работу и цель в жизни. Так что Карли в долгу перед ней. А что до Мишель… – Надеюсь, ей понравятся перемены, – отрешенно пробормотала Карли. Грудную клетку стянуло напряжение, причем настолько сильно, что ей пришлось заставлять себя расслабиться, чтобы сделать глубокий вдох. Ей больше не нужны стрессы в жизни. – Ведь ты написала ей о том, что мы сделали, да? – Я писала ей каждый месяц, – ответила Дамарис и всхлипнула. – А вот ее мать никогда этого не делала. «Ну вот, опять она за свое, забалтывает меня», – подумала Карли. Но сдаваться не собиралась. – Гостям нравятся твои булочки с ежевикой. Я вот что подумала. Может, нам по воскресеньям продавать их в упаковке? Чтобы наши гости могли увозить их домой в качестве сувениров. Как ты думаешь? Или это слишком хлопотно? Дамарис выпрямилась: – Я могу печь и больше. Разница небольшая. – Мы можем продавать их упаковками по четыре и по восемь штук. А завертывать в декоративную пищевую пленку, которую недавно купили. Дамарис уже знала себестоимость каждой булочки, так что рассчитать цену было довольно легко. Карли хотелось положить к выпечке еще и бумажку с рецептом, но она знала, что лучше даже не заикаться об этом. Дамарис защищала свои рецепты, как тигрица своих тигрят, – зубами и когтями. – Я загляну к тебе еще раз. Может, она к тому времени уже приедет, – сказала Дамарис, вставая. Карли кивнула и с неохотой вышла из кабинета. Мало что в отеле осталось прежним – отрицать невозможно, как ни старайся. Бренды нет, а Мишель возвращается. Уже этого было достаточно, чтобы нарушить баланс, но ведь наверняка появятся и новые сложности. Десять лет отсутствия изменят любого, и Карли знала, что Мишель вернется совсем другой. Вот только насколько другой – это вопрос. Люди не всегда меняются в лучшую сторону. Она остановилась в коридоре. Как можно измениться в лучшую сторону? Может, и ей хватит уже читать библиотечные книги с разными советами, а вместо этого завести приятный роман и расслабиться? Она прошла в вестибюль и шагнула за высокую темную резную стойку администратора. Погладила знакомую, слегка потертую поверхность, и это прикосновение ее успокоило. Она знала каждую царапину, каждое пятнышко. Левый нижний ящик всегда застревает в дождливую погоду, а ручка правого верхнего разболталась. Она знала, где уборщицы прячут лишние полотенца и в каких номерах может барахлить сантехника. Она даже с завязанными глазами найдет любое помещение. Даже в полной темноте она скажет, где находится, по запаху, по скрипу половиц, по выключателям. Десять лет этот отель был ее домом и убежищем. Ее ужасно пугало, что Мишель одним движением руки может отобрать у нее все. И никого не смутит, что это будет несправедливо с точки зрения высоких моральных ценностей. Карли опасалась, что о них уже мало кто помнит. – Вон! Гляди! – закричала Дамарис и показала на окно. Карли посмотрела на чисто вымытые стекла и увидела поначалу лишь их блеск и белую раму и только потом – подъехавший маленький грузовик. Она перевела взгляд на зеленую траву и россыпь ромашек. Цветы были ее хобби, ее страстью. Там, где другие мало что замечали, она видела герберы, шасту, нивяник, «огни Бродвея», «голд раш», гелиопсис и, конечно, уникальную ежевичную ромашку. Ромашки были символом отеля. Они были изображены на вазах, стоявших на ресторанных столах. Они танцевали на обоях номеров, украшали стены коридоров и фирменные блокноты отеля. Она думала о цветах в саду отеля, когда помогала Бренде выбрать цвет для новой крыши. Теперь на крыше лежала темно-зеленая композитная черепица, и этот цвет повторялся в ставнях и парадной двери. Дамарис бежала по лужайке; белый фартук трепетал, словно крылья бабочки. Карли смотрела ей вслед, хотя и без особого желания, и прислушивалась к возгласам, хотя мало что слышала. Пожилая повариха раскинула руки и обняла женщину, гораздо более высокую и худую, чем помнила Карли. Мишель выпрямилась, усмехнулась и тоже обняла Дамарис. Ее прическа изменилась и была уже не такая короткая, как когда-то. Теперь на голове Мишель была темная грива волос, почти кудрявых. Лицо утратило прежнюю округлость. И вообще она выглядела словно после долгой болезни. Конечно, Карли знала про ее ранение. Мишель казалась слабой и хрупкой, но Карли не доверяла тому, что видела. Мишель была не из тех, кто позволяет себе слабость. Ее скорее можно было сравнить со страшными инопланетянами из фильмов, которые никогда не сдаются. Она и Мишель были практически ровесницами – с разницей всего в несколько месяцев. Когда-то давно, до того как все переменилось, Карли знала лицо Мишель лучше, чем свое собственное. Она знала на нем каждую царапину и историю ее появления. В ее жизни были три переломных момента: день, когда она прочитала прощальную записку сбежавшей из дома матери; вечер, когда Карли увидела, что ее лучшая подруга спит с ее женихом, и утро, когда Бренда увидела в магазине рыдающую Карли, потому что у нее не было денег даже на бутылку молока, которое она должна была пить каждый день по настоянию акушерки. Если сложить эти эпизоды вместе, едва ли получится и четверть часа. Минута тут, две минуты там. Но все-таки каждый из этих эпизодов изменил ее жизнь, разбил все, что было ей дорого, швырнул Карли на пол и оставил лежать хватая ртом воздух. От ее прежнего мира, частью которого была и Мишель, остались лишь жалкие клочки. Затаив дыхание, Карли глядела на подходившую к отелю женщину. Снова ее налаженная жизнь висела на волоске. Снова Мишель будет решать ее судьбу, и Карли ничегошеньки не могла с этим поделать. От такой несправедливости у нее перехватило дыхание, но она велела себе расслабиться, потому что бывало и хуже. Она переживет и это. Зазвонил телефон. Карли повернулась к стойке администратора и взяла трубку. – Отель «Ежевичный остров», – сказала она чистым, уверенным голосом. – Сейчас посмотрю, – продолжала она и заглянула в компьютер. – Да, у нас есть свободные комнаты на это число. Записывая информацию, подтверждая время прибытия и номер кредитной карточки, она чувствовала приближение Мишель. Охотник вернулся. Карли оставалось лишь гадать, станет ли она его очередной добычей или отпразднует вместе с Мишель их совместный успех. Глава 2 Знать и видеть – вещи разные. Мишель смотрела на фасад отеля и понимала, что впереди ее ждет еще не одно разочарование. – Как хорошо, что ты вернулась, – сказала Дамарис и снова обняла ее так, что у Мишель захрустели кости. Что ж, по крайней мере, это было знакомо, как и запах корицы и ванили от булочек, которые пекла повариха каждое утро. Но все остальное было ужасным. Начиная с крыши – отвратительного зеленого цвета – до таких же ставень. Изменился даже силуэт здания, в котором выросла Мишель: отель утратил прежнюю стройность линий, казался потяжелевшим. Как будто на нем лежали булочки с ежевикой, и теперь их нужно было убрать оттуда и помочь зданию «прийти в форму». Слева, где прежде был ресторан, из стены торчала пристройка, врезавшаяся в боковую лужайку и склон, по которому Мишель каталась ребенком. Справа, словно бородавка, примостилось яркое и кричащее недоразумение с витринами, где была выставлена обычная островная дребедень – куколки и маяки, ветряные колокольчики и мелкие витражи. – Там теперь сувенирная лавка? – спросила она, вернее, прорычала. Дамарис пожала плечами и вздохнула: – Это была идея твоей матушки. Или, может, Карли. Не знаю, не слышала их разговоров. Они как птички. Чирикали, щебетали, ничего не понять.