Вик рьяно и с большим количеством ругательств на испанском пытался отговорить меня. – Ты даже не пытаешься побороться за Алекс? – настаивал он. – Ты позволишь ей выйти замуж за другого? И вернешься к Джорджии? Зачем? – Ради Кэлли. Зачем еще? Спорить с этим было бессмысленно. Вику пришлось меня отпустить. Теперь, у подножия бетонной лестницы, ведущей к дому Джорджии, я хотел бы, чтобы мой друг отговорил меня. Я вцепился в железные перила с облупившейся краской, не в силах сделать больше ни шага. «Ты будешь с Кэлли. Каждый день. Попытайся все наладить, и у вас, возможно, будет какое-то подобие настоящей семьи». Я попытался представить себе жизнь на Аляске. В моем сознании всплыла картина: деревенский дом на фоне заснеженного леса, мороз, пробирающий до костей, и ночи длиною в месяцы. И Алекс… Алекс за сотни миль оттуда, и казалось, что все тепло и весь огонь мира рядом с ней, а со мной лишь холод и пустота. Может, Вик прав и я даже не пытался бороться? Но что, черт возьми, мне оставалось делать? Схватить Алекс, встряхнуть ее и потребовать, чтобы она любила меня? Моя гордость не позволила бы мне этого, а сердце бы не выдержало, если бы ответ был отрицательным. Я проглотил ком в горле и поднялся по лестнице с ощущением, будто к моим ногам прикованы свинцовые гири. Джорджия открыла дверь, ее глаза были красными, а голос хриплым. – Привет. – Ты в порядке? – встревоженный, я вошел внутрь. – Как Кэлли? Где?.. – Она в порядке. Я в порядке, – Джорджия раздраженно развела руками. – У нас все в порядке. Она спит, так что давай потише, пожалуйста. Я не хочу, чтобы она проснулась, – она вздрогнула от этой мысли. – Хочешь чего-нибудь выпить? Чай? Или, может быть, пива? – Пиво, спасибо, – я сел на диван, настороженно наблюдая за ней. Я подумал о том, что Джорджия обычно не была такой заботливой, если только ей чего-то не хотелось. Я вздохнул. Она могла бы не притворяться. Она бы получила все, что хотела. Она вернулась из кухни с двумя банками пива «Хайнекен» и села в кресло напротив дивана. Она не стала пить свое пиво, а поставила его на стол слегка дрожащими руками. Ее взгляд метнулся к настенным часам. – Ты не уходишь? – спросил я. – Еще нет. Я хочу… сначала поговорить. – Да, я тоже, – я сделал большой глоток пива и поставил банку на стол. – Я должен тебе кое-что сказать. – Хорошо, – ее взгляд снова метнулся к часам. Как только я заговорю, назад уже ничего не вернешь. Пути назад нет. Не в Лос-Анджелес, не к Алекс… Я сделал медленный вдох-выдох. – Я хотел сказать тебе, что я отказался от проверки. Я не буду сопротивляться переезду на Аляску. На самом деле я… перееду с тобой. Я жен… – слово застряло у меня в горле. – Я женюсь на тебе, если ты этого хочешь. Я хочу все наладить. Ради Кэлли. Что бы ни случилось, я хочу, чтобы я мог сказать, что сделал все, что мог, чтобы у нас все было хорошо. Джорджия уставилась на меня, будто видела впервые. – Я понимаю, ты, наверное, шокирована таким поворотом событий после того, как я провел тебя через слушание… В любом случае я должен придумать что-нибудь для отца. Возможно, потребуется немного времени, чтобы устроить его, но потом я приеду, и мы сможем начать все сначала. Хорошо? Джорджия смотрела на меня еще целых десять секунд, а затем разрыдалась. Она закрыла лицо руками, ее длинные светлые волосы рассыпались по плечам. – Что? Эй, все в порядке, – я нахмурился, сбитый с толку. Джорджия подняла заплаканное лицо. – Что со мной не так? – начала она напряженным и высоким голосом. – Что со мной не так, что я не могу полюбить тебя? Ты хороший человек. Снова и снова вселенная дает мне шансы быть такой же хорошей, как ты, полюбить тебя. И вот сейчас. Ты все бросил, чтобы поступить правильно, но вместо радости или облегчения я ничего не чувствую. – Я не понимаю… – Что случилось с той девушкой, Алекс? У вас не сложилось? Поэтому ты здесь, обещаешь жениться на мне? – она хрипло рассмеялась, а затем понизила голос, полный слез. – Ты так сильно хочешь семью, что готов на все, чтобы ее завести. Даже если это будет стоить тебе несчастной жизни со мной. – Джорджия, я просто пытаюсь… – Поступить правильно, да, я знаю. Вот что ты пытаешь сделать. Ты что-то строишь и чинишь, и ты пытаешься починить наши отношения, но нас нельзя отремонтировать, Кори. Нам уже ничем не помочь. Она села рядом со мной и взяла мое лицо в свои руки, слезы текли по ее щекам. Я ожидал, что сейчас из ее уст польется нескончаемый словесный поток, и был готов услышать массу всего. Но я совсем не был готов к тому, что она мне сказала. – Кем бы мы ни были, кем бы я ни была, но я знаю, что я не ужасная мать. Нет. Именно поэтому я хочу сделать все возможное для нашей малышки, – она сглотнула слезы. – Я еду на Аляску. Сегодня вечером. Но без тебя. И без Кэлли. Время замедлилось, а затем и вовсе остановилось, когда ее слова проникли в меня, как ножи, медленно вонзающиеся в мою грудь. Руки Джорджии соскользнули с моего лица, я ошеломленно наблюдал за тем, как она подошла к окну и дрожащими пальцами закурила сигарету. – Джорджия… – Не надо, Кори. Ничего не говори, – в ее голосе снова появилась жесткость, как будто воздвиглась железная стена. – Ты не заставишь меня передумать, так что не утруждайся. Я поднялся на ноги, потому что, сидя на диване, чувствовал себя, будто погружаюсь в зыбучие пески. Боль сдавила мне грудь так, что я едва мог дышать. – Ты уезжаешь. Одна. – Машина будет здесь примерно через десять минут, – сказала она ровным голосом. – Ты бросаешь Кэлли, – я с трудом верил в произнесенные мной слова. – Нет. Это безумие, – я истерически рассмеялся. – Конечно, нет. Перестань, Джорджия. – Я серьезно, Кори. И я не сошла с ума. Это самое разумное, что я когда-либо делала. – Разумное? – я потер лицо руками. – Разумное? Как… как долго ты это планировала? Ты боролась за то, чтобы забрать ее… К чему были все эти слушания, если все это время ты собиралась просто исчезнуть? – мои глаза широко распахнулись, когда меня осенило. – Ты собиралась исчезнуть вместе с ней? У Джорджии хватило наглости выразить возмущение. – За кого ты меня принимаешь? Я собиралась уехать на Аляску, чтобы жить со своей тетей, я же говорила. Но чем больше я думала о том, чтобы поехать туда в одиночку, тем больше эта мысль укреплялась в моей голове. Несколько недель назад я получила известие о смерти тети. Моя тетя умерла и оставила мне немного денег. Не огромное состояние, но этого достаточно. Достаточно для меня, чтобы начать свою жизнь, и именно тогда я поняла, что это действительно возможно. И я клянусь Богом, Кори, я знаю, что это правильное решение, потому что с тех пор, как я его приняла, я чувствую… словно что-то внутри меня встало на свое место. – И что, Джорджия? Я должен радоваться за тебя? – воскликнул я. – Я должен вздохнуть с облегчением от того, что ты уезжаешь без Кэлли? – Черт возьми, говори потише. Не буди ее, – слезы снова навернулись на глаза Джорджии. – Я уже попрощалась с ней. Я не смогу сделать это снова. – Ты… ты сказала ей? – я втянул в себя воздух. – Конечно, нет, – Джорджия потушила сигарету в пепельнице из зеленого стекла. – Я сказала ей, что люблю ее, и… поцеловала ее на ночь, – слезы уже текли, но она смахнула их. – Это лучшее решение. Да. – Нет, – возразил я, когда прошла волна шока, оставив жгучую ярость. Мой пульс грохотал в ушах, так что я едва слышал собственный голос. – Нет. Ты не можешь так с ней поступить. Ты что, с ума сошла? Ты хочешь бросить свою малышку и… и что? Просто никогда больше ее не увидеть? Бросить ее? Джорджия резко повернулась ко мне, тыча пальцем мне в грудь. – Перестань драматизировать, черт возьми! Я не бросаю ее! Она будет с тобой, так что перестань давить на чувство вины. – Ты должна чувствовать вину! – я кипел. Я изо всех сил старался не кричать и не злиться; несмотря на то что в тот момент я ненавидел Джорджию – ненавидел ее с такой яростью, на которую, как мне казалось, я не был способен, – меньше всего на свете я хотел, чтобы Кэлли стала свидетелем этой сцены. Я поднял руки и попытался успокоиться. – Хорошо, теперь подожди. Просто подожди. Давай поговорим об этом… – За мной приедут через пять минут. – Нет! Пожалуйста, Джорджия. Прости. Это все моя вина. Прости, что я давил на тебя с этим слушанием. Я не понимал, как тебе было тяжело. Все можно исправить. Мы можем разделить опеку. Или… придумать еще что-нибудь, – я сделал шаг к ней, умоляя. – И прости, что я предложил пожениться вот так. Нам не обязательно жениться. Нам не обязательно жить на Аляске вместе. Я могу найти себе собственное жилье. Мы можем это решить. Ладно? Пожалуйста. – Слишком поздно, Кори, – Джорджия грустно улыбнулась. – Но спасибо тебе. Спасибо за то, что ты готов пойти на все. Ты всегда был таким ответственным, даже когда я обвиняла тебя в обратном. Даже когда мы были молодыми и глупыми, думая, что одна ночь не доставит нам проблем. Даже тогда ты был готов двигаться дальше, – она покачала головой и посмотрела в потолок. – Но я забеременела, когда мы были слишком молоды. Я не была готова в девятнадцать лет и все еще не готова семь лет спустя. Я планировала такую жизнь, которая… совсем не такую, как была у нас. И не такую, как у меня сейчас. И я больше так не могу. Я пыталась. Я стараюсь каждый день, и с каждым днем мне становится все хуже и хуже. Это словно болезнь, – она умоляюще посмотрела на меня полными слез глазами. – Я постоянно срываюсь на ней. Это не дисциплина или проявление строгости, это отчаяние. Ты можешь себе представить? Эта милая маленькая девочка стала объектом такой злобы? Об этом даже думать ужасно. Она этого не заслуживает, но я ничего не могу с собой поделать. И не думай, что она не замечает, – она замечает. Она все понимает, и я не могу смотреть, как я, я отравляю ее счастье, ее доброту. Так больше продолжаться не может, – Джорджия тяжело вздохнула и вытерла глаза, точно сбросив тяжкую ношу. – Аляска – это только начало, так что не ищи меня. Не пытайся выследить меня, потому что ты меня не найдешь, я обещаю. Я хочу затеряться на некоторое время, чтобы меня не искали. Я был слишком шокирован, чтобы что-то сказать, и просто наблюдал за тем, как она пошла в свою спальню и вернулась, таща огромный рюкзак, каким обычно пользуются студенты, путешествующие по Европе. На ее телефон пришло сообщение, и она взглянула на него. – За мной приехали, – она взвалила рюкзак на свои худые плечи. – Я не платила за аренду весь месяц. Чтобы сэкономить деньги. Надеюсь, у тебя есть куда отвезти Кэлли. Пляжный домик, верно? Ей там нравится. Она мне сказала. У меня перехватило дыхание от услышанного. Все рушилось, и я ничего не мог сделать – совсем ничего, – чтобы остановить ее. – Джорджия, не делай этого, – мой голос дрогнул. – Ты не можешь так поступить. Ты не можешь бросить ее. Она ведь совсем малышка. Она твоя малышка. – Я никогда не думала, что буду такой матерью, которая бросит своего ребенка, – Джорджия грустно улыбнулась. – Никогда. Но разве ты не понимаешь? Это не самое худшее, что я могу для нее сделать, – она придвинулась ко мне, погладила по щеке. – И я оставляю ее в хороших руках. В самых лучших. Я схватил ее за запястье, крепко сжимая. Она посмотрела на наши руки. – Ты хочешь устроить сцену? – спокойно спросила она. – С угрозами, полицией и Кэлли, просыпающейся от всего этого дерьма? Этого ты хочешь? Моя хватка ослабла, но я не отпустил ее. Я не мог отпустить ее. – Она подумает, что это ее вина. Ты же знаешь, именно так она и подумает, – слезы затуманили мне зрение, ком подступил к горлу. – Джорджия, что я ей скажу?