Время от времени Келер интересовался у меня впечатлениями. Отвечал я уклончиво, да и не те объемы у меня намечены, чтобы такой размах сравнивать. Промышленник вызывал неподдельное уважение, чуть ли не во все нюансы погружался, своих работников знал по именам, не всех, естественно, но со старыми точно знаком. У какого-то престарелого работника интересовался здоровьем внучки, у бабки – не перестал ли пить ее дед. Хм, сложно представить, когда в моем мире кого-то из руководства интересуют проблемы в семье. Да, атмосфера царской России, пусть и альтернативного мира, между работником и промышленником вызывает удивление. Это исключение из правил или практика? – Иван Макарович, так я же напрямую от них завишу, – удивленно ответил Келер на мой вопрос насчет такого его общения с рабочим людом. – Сам посуди, если на них орать и чего-то требовать сверх меры, толку не будет, а камень за пазухой они держать станут и спиной поворотиться окажется опасно. – Тем не менее у вас штат охранителей, – укорил я его, словно не веря. – Лихие люди есть, были и будут, – пожал он плечами. – Да и конкуренты, завистники и обиженные имеются, скрывать не стану. Это ведь на поверхности я славный малый, а если работник станет брак гнать, пьяным приходить да ущерб фабрике приносить, то он у меня не задержится. – Согласен, – принял я его аргументы. – И таким образом дело поставлено на всех предприятиях, в том числе и у конкурентов? – Гм, могу за свои ответить, – улыбнулся он в усы. – Если говорить откровенно, то в центральной части империи у меня нет конкурентов. Продукцию даже за границу поставляем, а там свои правила игры и на фабриках взаимоотношения другие. Тут, дорогой вы мой Иван Макарович, в дело вступает менталитет и традиции. Наши могут на-гора выдать раз в пять продукции больше, чем немецкие, к примеру, работники, но в определенных случаях. У них там порядок больший, все чинно и рассудительно, у нас-то попроще. Эх, недоговаривает Роман Романович, но на слове его хренушки поймаешь. И вот мы приехали к зданию фабрики, которую мне предлагают купить за сто тысяч. Одноэтажное, с подвальным помещением. Часть лабораторного оборудования уже поставлена, но не разгружена, цех и вовсе пуст, если не считать каких-то чанов и труб. Гм, а они нужны или нет, эти емкости? Каким способом профессор задумал производить антибиотик – понятия не имею. Эх, сейчас бы сюда Портейга, тот бы с лету во всем разобрался. – Что-то тут народу не видать, – озадаченно сказал я. – Стройка заморожена? – Не совсем, – чуть поморщился промышленник. – Пару дней назад у меня случился пожар на одной из фабрик. Потушить-то потушили, но нужно все восстановить, туда людей перебросил. От силы там на пару недель еще работы, все в нормальное состояние приведут, тогда и сюда вернутся. – И вы готовы почти готовое мне продать, почему? – спросил я его, пытаясь отыскать подвох. – Данная фабрика заработает как минимум через год, так получилось, что, скорее всего, понадобится расширить данный корпус, – подбирая слова, ответил Келер. – А потом не все ли вам равно, из-за каких причин предлагаю? Хотите – берите, нет… – он развел руками. – Мне необходимо посоветоваться с Портейгом, возможно, нам часть оборудования не потребуется, – осторожно ответил я. – Да никто и не требует немедленного ответа! – повеселел Роман Романович. – Иван Макарович, я дам указания сторожам, чтобы вас пропустили, когда захотите тут еще раз все осмотреть. После этого уже и мне о решении сообщите, смету составим, по рукам ударим да договор подпишем! Договорились? – Принимается, – задумчиво покивал я. На этом мы и разошлись, а точнее, разъехались. Келер отправился по каким-то своим делам, а я решил посетить больницу и проверить состояние дел. Время-то к вечеру уже, а с утра ничего не ел, почему-то Келер не стал мне предлагать отобедать. Вполне возможно, что он сам-то перед нашим появлением перекусил, а я не успел. Ничего, посмотрю на состояние дел в больнице, а потом уже можно и в ресторан к Марте наведаться. Интересно, как там Катька обустроилась? Черт, вот же еще одна проблема, за которой предстоит присматривать. Что ни говори, а столица может вскружить голову любому, особенно молоденькой девушке, которая толком ничего не видала, а парни все были прямолинейными и наглыми. Ну тут мужики не менее наглые, но они своего рода дипломаты, атаки на женский пол редко в лоб проводят, если только дамы этого не ждут. Слышал я, как один прапорщик знакомился с графиней в ресторане. Дамочке лет под тридцать, а прапорщику от силы двадцать пять, он ее как бы случайно толкнул, потом принялся извиняться, не сводя глаз с волнующего бюста. А та ему в ответ – что, мол, она ножку подвернула и теперь такому наглецу миловидному (так и заявила, губки языком облизнув и глазками стрельнув) придется ее до дома провожать, а то муж, какая жалость, в родовом поместье порядки наводит. Они сразу же сделали заказ на вынос и, весело болтая, под ручку покинули ресторан. Дама, естественно, и не думала хромать. Как говорится, нашли друг друга на пару раз. Голодный, но в приподнятом настроении, так как решил, что предложенная строящаяся фабрика Келера самое то, что требуется, и ее стоит купить, вошел в здание нашей больницы. Первое, что смутило, – не было на месте дворника Михаила, а в коридоре толпа народу ругалась на чем свет стоит. – Саша, – обратился я к подручному Анзора, – ты свою миссию выполнил, можешь к пахану отправляться. – Иван Макарович, он вас просил зайти после того, как приедем, – не делая попытки удалиться, ответил тот. – Чуть позже, – отмахнулся я и стал пробиваться к кабинету. Раздались крики, что «меня тут не стояло», «морду наел и лезет наглец», пришлось гаркнуть: – Еще несколько оскорблений – и приема сегодня не будет! – Так его и нет, – пожал плечами мужик с замотанной тряпкой рукой, сквозь которую видна кровь. – Сперва был, а потом сестричка милосердия прибежала и доктора с собой утащила, почитай, уже час сидим, и никаких известий, – пожалилась дородная тетка, держа за руку бледную и тощую девчушку лет семи. – Разберусь, – ответил я и вошел в кабинет. За столом сидела Сима и что-то писала, устало произнесла не поднимая головы: – Доктор занят, покиньте кабинет, когда он освободится – прием продолжится. – Что случилось? – подозревая недоброе, спросил я. – Ой, Иван Макарович! – подняла она на меня глаза. – Простите, думала, больные, время от времени в кабинет ломятся, а я-то им помочь не могу. – Профессор где? – В операционной, что-то с мальчиком, которого машина сбила, – ответила Сима. – Узнавать пыталась, где-то минут двадцать назад ходила, но профессор оперирует, на мои вопросы никто ничего не ответил. – Пойду гляну, – подумав, сказал я и снял с вешалки халат. Надевать на свою одежду чистый и накрахмаленный белоснежный халат не слишком хочется – испачкаю, но сам настаивал, чтобы в операционную не заносили грязь на одежде. Подумав, скинул с себя френч и остался в нательной рубашке, из-под которой проглядывал бинт. Ну, если халат застегнуть, уже совсем вид другой. Вышел из кабинета и объявил: – Прием в скором времени продолжится, прошу извинить за ожидания, но, – развел руками, – ничего не поделать. Меня попытались о чем-то спросить, но я шаг ускорил, а Жало ринувшимся следом больным дорогу заступил и шикнул сквозь зубы: – Лепилу слышали? Сели и хавальники прикрыли. Хотел на него наорать, но не стал, заметил краем глаза, что народ послушался и смирно встал у стеночки. – Зажим! – орал Семен Иванович. – Тампон! Кровь останавливай! Что с пульсом?! Черт! Откуда тут еще кровотечение?! Руки профессора мелькали, марлевая повязка закрывала его рот, но приказы так и сыпались. На операционном столе лежал паренек, он в данный момент без сознания, над ним склонилась одна из сестер милосердия, держащая пальцы на его шее и следящая за каротидным пульсом на сонной артерии. – Редкий и слабый, брадикардия, – доложила она. – Черт! Ну же, что же у тебя?! – воскликнул профессор, у которого халат весь в крови. – Пульса нет! – выкрикнула сестра. – Массаж сердца! – заорал Семен Иванович и, увидев меня, кивнул: – Вперед! Помогай, Иван Макарович! Подбежал, на ходу вспоминая, как правильно действовать в такой ситуации. Одну ладонь положить на нижнюю половину грудины больного так, чтобы пальцы были ей перпендикулярны. Поверх поместил другую руку. Приподнятые пальцы не касались тела. Прямые руки расположил перпендикулярно грудной клетке пострадавшего. Массаж производят быстрыми толчками, тяжестью всего тела, не сгибая рук в локтях. Частота сжатий сто – сто двадцать в минуту. Грудина больного при этом должна прогибаться на одну треть. – Одной рукой! – зашипел Семен Иванович. – Так ты ему можешь ребра переломать! Наизусть следовало учить такие основы! Профессор в своем праве, виноват, каюсь. Делал я пареньку массаж сердца, а сам вспоминал про то, как его увидел первый раз. Черт, ведь не должно было быть таких серьезных повреждений! Переломы – да, но ведь внутренние органы не могли с такой задержкой по времени отреагировать. Или имелось небольшое кровотечение, переросшее в то, что мы в данный момент имели? – Есть пульс! – воскликнула сестра милосердия. Мля, у меня вся спина от пота промокла, дышал словно загнанный зверь. Профессор уже в открытую матерился, чего за ним никогда не наблюдалось. Потеря крови у паренька большая, это даже на глаз видно, но пока причина не установлена, а следовательно, и исход операции неутешителен. – Пульса нет! – выкрикнула сестра милосердия. – Иван! – скомандовал профессор. И вновь искусственный массаж сердца, и вентилирование легких изо рта в рот. Еще два раза сердце паренька оживало, а потом замерло – как я ни старался, признаки жизни не появились. – Ваня, все, – потряс меня за плечо профессор. – Все, остановись. – Ну же! Давай! – хрипел я и продолжал делать массаж сердца. – Заводись, мля! – Иван Макарович! Оставь мальчика, мы ему уже не поможем, – приобнял меня Семен Иванович и неожиданно сильно отпихнул в сторону. Голова кругом, на душе погано, сестрички милосердия не сдерживали слез, профессор уже снял марлевую повязку и рукой веки пареньку прикрыл. Не смогли помочь, умер пацан. Будь тут аппарат искусственного дыхания и современная диагностика моего мира… да хотя бы переливание крови… за его жизнь поборолись бы. Он же просто-напросто кровью истек, а мы ничего не смогли сделать. – Но как же так? – растерянно сказал я. – По нему нельзя было сказать, что такие серьезные травмы. – Вероятно, внутренние повреждения, – тяжело выдохнул профессор, а потом спросил сестер милосердия: – Паренек-то ведь в себя пришел и разговаривал. Кто за ним ухаживал? – Я, – ответила одна из девушек, глотая слезы. – Он еще шутил, что после такого ему сам черт не страшен. Собирался на завод устроиться, родне в деревню деньги отсылать, а то ртов-то их много у отца с матерью. – Не про то спрашиваю, – прервал ее профессор. – Судно за ним выносила? Крови не заметила? – Так он сам до туалета ковылял, ни разу в судно не сходил. Стеснялся, – ответила сестра милосердия. Блин, настроение – ниже некуда, а ведь еще больные нас ждут. Где же доктора, обещанные господином Плеве? Сейчас лишний раз убедился, что призвание медика не для меня, но, раз за дело взялся, его необходимо до конца довести. – Иван Макарович, выпей, а то на тебе лица нет, – протянул мне профессор стакан. Медленно пил и понимал, что Семен Иванович мне чистого спирта дал. Тем не менее допил до конца, но почти сразу почувствовал, как меня повело. Стресс, да еще на голодный желудок, – неудивительно. И надо же, в этот самый момент, когда за стену держусь, в операционную вошла Сима и что-то говорила, но слов ее мой мозг расшифровать не мог: простой набор звуков. А тут еще и головокружение подоспело, умом понимал, что стена не может шататься, но я ее постарался удержать. Глава 11 Предложения Каким образом я оказался в одной из палат – не помню. Странно, но голова не болит, в отличие от простреленного плеча. Даже ребра – и те не ноют, а вот рана тревожит, вчера ее никто так и не обработал, по повязке вижу. Н-да, еще ко всему прочему и лихорадит, что-то пошло явно не так. Скорее всего, какая-то грязь осталась, и теперь придется вскрывать рану и прочищать. Но сперва необходимо понять причину: вдруг банально плечо застудил. Такое возможно, но сам себя в данном случае не осмотришь, в палате зеркало отсутствует, да и со стороны спины в любом случае ничего не увижу. Кстати, рана – раной, а привести себя в порядок необходимо. Щетиной оброс, если в моем мире это считалось пусть не нормой, то модным, здесь же это моветон. Да и зубы нужно почистить, а то привкус во рту противный. Стараясь не вспоминать вчерашние события, которые случились в операционной, добрел до туалетной комнаты, где кое-как себя в порядок привел. Зубы не почистил, щетину не сбрил, зато облегчил мочевой пузырь и умылся. Н-да, сразу же встал вопрос еды – организм молодой, да и с болячками бороться ему нужно. Побрел на кухню. – Митрофановна, дай чего-нибудь пожевать, – после приветствия попросил кухарку. – Сей момент, – улыбнулась она мне и загрохотала у плиты. – Семен Иванович-то меня предупреждал, да и диету назначил.