Ему во всем нужно было стать первым. Он считал это делом чести, ведь он на год был старше Артура и на три брата. Потому от Пашки часто пытался отделаться: – Иди домой, мы на дальнюю горку пойдем. Устанешь, ныть будешь. Только Пашка никогда не ныл. Его смешная мордочка с большим ртом и необычно вытянутыми к вискам глазами всегда сияла улыбкой. Он мог плюхнуться в сугроб, для потехи высунув язык, посидеть так немного, вытянув ноги в высоких валенках, а потом бросался их догонять. Юрка любил повторять, что его младшему брату, как собаке, хватает пары минут для отдыха. Артур с сомнением подумал: «А сейчас пацаны носят валенки?» Но опомнился и отогнал эту мысль – нашел время для ностальгии! А потом вспоминал эту минутную тоску по детству вместе с Пашкой как сигнал, посланный Вселенной, ведь в следующую секунду раздался звонок: – Артур Александрович, вы интересовались неопознанными трупами… Нашли один на берегу. Хотите взглянуть? У него вдруг перехватило горло – связки отреагировали первыми. Прокашлявшись, Артур расспросил, куда приехать, и пообещал прибыть через полчаса – в Евпатории до всего рукой подать… – Мне нужно съездить по делу, – он поочередно посмотрел на Сашу и Ромку. – Вам придется мне помочь: Роксану берем с собой, ее должен осмотреть наш врач из органов. – Думаешь, она была изнасилована? – не дрогнув, уточнила Сашка. Он покачал головой, показывая, что могут быть варианты: – Не исключаю. К тому же надо сделать анализ крови – чем там ее нашпиговали… – А если она сама? – вдруг вмешался Ромка. – Мы же не знаем… Может, она давно на игле! – Тоже может быть, – согласился Артур. – Думаю, медик разберется. Но Сашка уже подхватила: – Поссорились с Павлом, и она сорвалась. На видео-то она адекватной выглядела. Ромка быстро обернулся к ней: – На каком видео? – Ой, – она виновато взглянула на Артура. – Ну, мы отсматривали записи с камер в аэропорту. – Вы видели па… отца? Логову показалось, что мальчишка побледнел, и на всякий случай он придвинулся поближе – еще грохнется в обморок… А пытается делать вид, будто плевать ему на то, что случилось с Павлом. «Все мы такие в этом возрасте, – подумал Артур. – Стесняемся себя настоящих, своих чувств, даже их проблесков… А потом оказывается, что мы разучились быть такими». – Видели. В тот момент, – отозвался он сухо. – Все, поехали. Мы теряем время… Берем девушку. По лицам ребят было заметно, что им до смерти не хочется даже притрагиваться к Роксане. И в себе Артур находил отголоски их брезгливости, только ему деваться было некуда: грязная, дурно пахнущая, она все равно оставалась самым важным и, скорее всего, единственным свидетелем происшествия. Он не позволил себе даже мысленно произнести слово «убийство». Пусть там на берегу это будет не Пашка… Только не Пашка. Там был он. Артур почувствовал это издали, еще находясь метрах в двадцати от трупа, лежащего на каменистом берегу. В Евпатории кругом был песок, а здесь, за городом, начинались пляжи, усыпанные галькой. Она беспардонно хрустела под ногами, сообщая всему миру об их приближении – Артур взял парня с собой, ведь сын лучше знал, как выглядит Пашка сейчас. Это не казалось Логову жестоким: опознание всегда производят родственники… Полицейские обернулись к ним, удивившись, что кто-то из отдыхающих забрел в это пустынное место под скалой, живописно нависавшей над морем. Если бы не мертвое тело человека, которого, судя по всему, сбросили с этой скалы, от дикой красоты ее грубой лепки захватило бы дух. Оперативник, с которым Логов уже был знаком, отделился от толпы и пошел им навстречу с таким видом, словно заранее извинялся за то, что потревожил московского сыщика. На нем были перчатки – обошлось без рукопожатий, они только кивнули друг другу. В аккуратной бородке его застряла крошка, видно, недавно он перекусывал, но Артур не стал делать ему замечания: обычно такое сразу настраивает человека против тебя. Никому не нравится компания свидетелей их конфуза. – Это я вам звонил, – сказал опер. – Михаил Скороходов. Вы оставляли фотографию. Есть сходство. Хотя пролежал он тут довольно долго, так что… Артур взглянул на мальчика: – Ты сможешь? – И пояснил Михаилу: – Это сын… того человека, которого я разыскиваю. – Может, не он еще, – оперативник поглядел на Ромку с сочувствием. «А парень-то крепче, чем я думал», – признал Артур, когда тот произнес, раздув ноздри: – Я смогу. – Ладно, – отозвался Михаил с сомнением. – Пошли? «Всего несколько шагов, и я, возможно, навсегда лишусь старого друга. А Ромка отца. Пусть это окажется не он… Не Пашка», – Артур держался рядом с его сыном, пытаясь хоть этим выразить поддержку. Это не имело смысла. Он давно знал, что в такие минуты человек испытывает ощущение бесконечного одиночества, сколько бы людей ни окружало его. Так было с ним самим, когда он опознавал тела родителей после той аварии… Артур даже не запомнил, кто еще в те минуты находился в морге. Патологоанатом? Следователь? Или он действительно был один, как и осталось в памяти? Полицейское оцепление разорвалось перед ними, и они остались наедине с тем чудовищным, в чем с трудом угадывались признаки человека. «Это он», – Артур стиснул кулаки, глядя на почерневшую правую руку: на мизинце не было фаланги. Ее оторвало Пашке, когда они в детстве экспериментировали с химикатами, которые Юрка стащил в школьном кабинете. Только у него уже началась химия. Выдрала его Тамара Прохоровна после этого или нет? Это уже забылось. – Папа… Да, это он. Ромкин голос прозвучал не плаксиво и не хрипло – очень ровно, как механический. И это встревожило Артура: он уже знал, что дольше всех потрясение переживают те, кто не впадает в истерику, увидев родного человека мертвым. Другие, прорыдавшись, успокаиваются. – Все, давай отойдем, – Артур приобнял его за плечи. – Остальное предоставь нам. Посиди тут немного… Он отвел его на расстояние, которое должно было поглотить голоса, ни к чему Ромке слышать их разговоры. Пусть поглядит на море… «Убийца знал это место, – Артур посмотрел вверх: тяжелый уступ отсюда загораживал верхушку скалы, откуда столкнули Пашу. А с нее не была видна эта часть берега. – Никто не заметил бы труп еще сто лет, если б не эта собака». Ему не давало покоя только то, что и преступник не мог с вершины разглядеть, жив ли Павел. Все это время сомнения сводили его с ума. И он мог творить глупости. Или она… Чтобы столкнуть человека со скалы, много силы не требуется. * * * В первый момент я удивилась, что Артур отправил меня за Ромкой, хотя вполне мог привести его сам. Потом догадалась: он решил, что рядом со мной тот скорее соберется. Или вообразил, будто у меня найдутся какие-то особые слова, способные утешить, только потому что я сама недавно потеряла родителей? Нет таких слов. Не существует их в природе. И для себя я не нашла никакого утешения, просто забила голову другими мыслями, чтобы не думать о главном. Погрузилась в расследование, и как раз это помогало держаться днем, хотя ночи подкарауливали меня адским мраком. И тогда я начала загонять себя еще больше, чтобы просто падать вечером в сон и в беспамятстве дожидаться утра. А что сказать себе, я так и не придумала… Когда я увидела Ромку издали, сидящего на берегу, он показался мне таким маленьким и одиноким, что сердце наполнилось абсолютно материнской жалостью. И я расплакалась, еще не дойдя до него… Трудно объяснить, почему его боль оказалась настолько ощутимой, я ведь едва знала его самого, а Павла вообще в глаза не видела. Но я опустилась рядом с Ромкой на камни и разрыдалась, сгорбившись от горя, навалившегося на плечи всей тяжестью. И это заставило его очнуться… Он придвинулся ко мне, обнял за плечи, начал что-то говорить (слов я не разбирала), потом всхлипнул и уткнулся в мою шею. Из-за того, что заплакал он, я начала приходить в себя, хотя несколько минут мы просто цеплялись друг за друга и ревели в голос – двое осиротевших детей… Только сейчас я поняла, до чего он любил отца. И как разрывалось его сердце, когда Павел решил уйти из семьи. – Он хотел вернуться, – все еще захлебываясь слезами, проговорила я. – К вам. К тебе. В аэропорту он купил твоей маме серьги с рубинами. Их нашли при нем… Она любит рубины? Отстранившись, Ромка шмыгнул и попытался вытереть мокрое лицо: – Да. Откуда ты… знаешь? Голос его еще срывался, и он судорожно хватал воздух, но уже начал возвращаться на этот берег к этому морю… – Он понял, что вы ему дороже. Ромка, он был бы сейчас с тобой, если б кто-то не… – Это она, – его лицо внезапно помертвело. – Кто же еще?! Отец решил вернуться к нам, и эта тварь его убила! Не могу сказать, что сама не подозревала Роксану, но эта версия была слишком очевидной. Артур говорил: истина никогда не лежит на поверхности, а уж он-то знал в этом толк. – Она должна была понимать, что станет первой подозреваемой. Тебя это не смущает? Как-то слишком уж глупо с ее стороны… Правда, Ромке это не показалось убедительным. У него так сверкали глаза, что мне было страшно возвращаться с ним к машине, в которой дремала Роксана, сейчас он запросто мог устроить суд Линча. Только этого нам не хватало… – Погоди минутку. Я подбежала к бородатому оперативнику, к которому направил меня Артур, и спросила, может ли он подбросить нас до города? Он удивился, конечно, но согласился. К тому же ему тут больше было делать нечего… Труп уже увезли, свидетель, собака которого случайно обнаружила тело, опрошен. Сейчас этот парень был без своего пса, и ему явно было не по себе: многие собачники без своих любимцев выглядят половинчатыми существами. Перед тем как вернуться к Ромке, я сбросила Артуру сообщение: «Увози ее подальше от Ромки». Я была уверена, что он поймет. Заслышав мои шаги, по гальке не подкрадешься незамеченной, Ромка чуть повернул голову, ткнувшись подбородком в плечо, и посмотрел на меня снизу каким-то собачьим взглядом. Словно это он и был тем несчастным псом, обнаружившим на берегу мертвое тело. Для собаки это может стать потрясением? Или их расплющивает только смерть своего человека? Огорчились бы мои лохматые друзья из приюта, если б я исчезла навсегда? Вспоминают ли они маму? Или мы все для них временщики, которые появляются лишь тогда, когда им самим удобно? А если холодно и моросит дождь, никто из добровольцев и не приходит выгулять псов… Так они и жмутся друг к другу по клеткам, тут же едят и гадят. С какой стати они должны думать о нас, если мы о них не вспоминаем в промозглые времена? – О чем ты думаешь? – неожиданно спросил Ромка. – О собаках… Он помолчал, пытаясь уловить ход моих мыслей. Я села рядом, но так, чтобы не мешать ему загребать рукой камешки. Ромка проделывал это снова и снова, просеивал их сквозь пальцы и набирал новых.