Часть 46 из 52 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Я знаю. Итак, вы узнали, что…
– …они оставили Роксану в своем гостевом домике и ушли. Чтоб не мешать ей выспаться, вроде того…
– Это вы тоже узнали от сына?
Ее глаза резко сузились. Чувствовалось, что любое упоминание Ромки вызывает в ней настороженность. Меньше всего ей хотелось хоть как-то втягивать сына в это дело.
– Не помню. Кто-то сказал во время очередного семейного обеда.
– И адрес вам сын назвал? – невинным тоном поинтересовался Григорий.
«Если она подтвердит, это можно расценивать как подстрекательство к убийству с Ромкиной стороны, – Артур начертил очередной кораблик и пририсовал ему парус. – Он понимал, как его мать ненавидит Роксану… Если это он сообщил, где находится девушка, что она абсолютно беззащитна, у него все же будут проблемы посерьезней сто двадцать седьмой статьи. Хоть он и не принимал непосредственного участия в убийстве, может схлопотать по статье сто пятой части второй лет восемь».
Упорно глядя на листок, чтобы Светлана не считала подсказки в его глазах, он ждал ответа. И надеялся, что эта женщина достаточно умна, она почует подвох…
– Нет, – четко ответила она, и Логов с облегчением перевел дух.
– Нет? А кто же?
– Мы с Викой… Это жена моего деверя. Я не помню, как называется такое родство…
– Неважно, – поторопил Левчук. – Вы с Викторией Колесниченко…
– Да, мы с ней вместе выбирали жилье для Артура Александровича с его… помощницей. Юра нас попросил. Поэтому я знала адрес и номер домика.
Григорий что-то вписал в протокол, пробормотав:
– Понятно. Итак, вы пришли в этот гостевой домик.
– Там дежурил ваш мент… То есть полицейский. Пришлось отвлечь его.
– Как?
– На парковке никого не было. Я разбила камнем лобовое стекло полицейской машины. Сработала сигнализация.
– И он оставил пост, – проворчал Левчук. – А вы…
– Я быстро открыла дверь в домик…
Прервав создание линкора, Артур почти утвердительно произнес:
– А ключ вы стащили из моей борсетки?
Об этом он заговорил впервые, и взгляд Левчука так и обжег ему щеку. Но теперь Артур мог признаться в том, как облажался, это уже ничего не меняло.
– В какой момент?
– Пока вы допрашивали Милу в саду.
– И никто этого не заметил?
– Я улучила момент, – Светлана бесстрастно продолжила, глядя в стену над головой Левчука и обращаясь уже к нему. – Нож я взяла на их же кухоньке. Только перчатки на этот раз у меня были свои. И хирургический халат.
– Зачем?
Она посмотрела на следователя почти с жалостью:
– Разумеется, чтобы одежду не забрызгать. Мне хотелось перерезать горло этой суке.
– Оргазм испытали? – не удержался Артур.
– Представь себе, – огрызнулась она.
– Впервые?
Григорий выпучил глаза:
– Артур Александрович!
– Да. Извините, – он уткнулся в листок с корабликами.
Но не выдержал:
– А пусть теперь расскажет, как расправилась с мужем!
Было очевидно: Левчук силится понять, что он задумал, но пока замысел Логова ускользает от него. Вздохнув, Григорий проговорил:
– Хорошо. Расскажите нам теперь…
– Нет! – перебила Светлана, и в глазах ее вспыхнул настоящий цыганский огонь – такая проклянет, и покроешься язвами. – Мне обещали, что моего сына отпустят, если я сделаю чистосердечное признание. Я уже в двух убийствах созналась. Вам что, мало?!
Артур сжал карандаш: «Чертова кукла! Из нее ведь ни слова больше не вытянешь…»
– Отпустите пацана под подписку о невыезде, – проговорил он вполголоса. – Под мою ответственность, я подпишу.
– Вы уверены?
– Никуда он не денется. Хотя пусть за ним понаблюдают на всякий случай.
Артур специально сказал это в полный голос, чтобы Светлана особенно не расслаблялась. Крючок, который она заглотила, должен был бередить внутренности, не позволяя ей молчать.
И все же она упрямо дождалась, пока Артуру на подпись принесли документ об освобождении Романа Колесниченко из-под стражи. Через десять минут Логов созвонился с ним и передал трубку Светлане.
Она засветилась, услышав голос сына:
– Сыночек, ты на свободе? Тебя отпустили?
– Да… Мам, где ты? Почему с этого номера?
Артур не дал ей ответить. Отбив звонок, он положил телефон экраном вниз: Ромка наверняка будет дозваниваться. Звук Логов всегда выключал во время допроса.
– Ну что? – обратился он к Светлане. – Теперь мы можем продолжить?
* * *
Сведения, которые Артур заказал уточнить оперативнику, лежали перед ним. Ему было достаточно пробежать распечатку взглядом, чтобы убедиться: все именно так, как он думал. Можно было не ломать комедию и отправить ее в камеру, но ему было любопытно выслушать версию Светланы.
Шел второй час допроса, но она не выглядела утомленной. Интерес двух мужчин точно подзаряжал ее, хоть и был совсем не того рода, какой нравится женщинам. Из-под темных густых ресниц искрами проскальзывал лихорадочный блеск, узкие ноздри беспокойно подрагивали, острый кончик влажного языка то и дело проходился по губам. Артуру начало казаться, что Светлану возбуждает происходящее и ее волнение горячей пульсацией расходится по комнате. Если ее так же будоражили убийства, то упечь эту Медею стоит надолго… Ему даже не удавалось припомнить, кого еще на его веку так радостно взвинчивали допросы.
– Вы утверждаете, что второго июля текущего года, – монотонно начал Левчук, – убили супруга Павла Владимировича Колесниченко. Расскажите, как это произошло?
Уголки ее губ потянулись кверху, но Светлана удержала улыбку. Артур не сводил с нее глаз, следя за любыми изменениями мимики.
– Утром мы нашли от него записку…
– Мы?
– Мы с сыном. С Романом.
– Что в ней было написано?
– Это было… как бы прощальное письмо. Паша… Павел просил у нас прощения за то, что не справился… со своим чувством. Внезапно вспыхнувшим, это он так написал, – ее рот презрительно дернулся. – Он сообщил, что улетает далеко и, скорее всего, навсегда.
Она помолчала, глядя на крышку стола:
– Понимаете, он не был уверен, что навсегда… Но это не играло роли. Я все равно не приняла бы его обратно.
– А Павел понимал, что вы не простите его, если он вернется?
Артур удивленно покосился на Григория: «А разве не ясно, что не понимал? Мы ведь уже выяснили, что Пашка передумал в последний момент и собрался вернуться к этому чудовищу в женском обличье… Лучше б он улетел с Роксаной. По крайней мере, был бы жив».