— Поднимите её! — приказал я, подходя ближе. Дашу подняли с пола, и я заметил ссадину на её щеке и разбитую губу. Ну, как так-то? — Вы чё её отпиздили? — разорался я с досады. — Вы чё охерели совсем? — Шеф, да она бешеная! — гундосо протянул Мишаня, роняя кровавые сопли на ковёр. — Еле заломали! Даша больше не трепыхалась. Смотрела затравленно, понимая, что ей пиздец. — Крест зачем взяла? — наклонился я к ней, нос к носу. — Я не брала! — Вот чё ты пиздишь стоишь? — скривился я. Так противно стало, ужас! — Он под подушкой. Я хотела сначала… Не по-людски это. Почему-то я сразу ей поверил. Как позорный лох, каким Даша меня и считала. Но проверить всё равно нужно. Для порядка. — Мишаня, метнись, под подушкой у меня шухерни! — не отрывая взгляда от козы, приказал я своему бойцу. — А сбегать по-людски? Что делать с тобой прикажешь? А, Даша? — Да делай, что хочешь! — Что хочу? Ладно! Я прошёлся по гостиной, пытаясь рассуждать трезво. Насильно мил не будешь, я понял уже, только вот и козу отпустить я не мог. Не мог, и всё тут! Пусть предательница она неблагодарная, но я жизни своей без неё не представлял! Есть в ней что-то такое, чего у других нет. Говна полно, кто ж спорит? А в ком его нет? Вместе с тем и нежность в ней есть, и ранимость, а главное — стержень! Стержень какой! Да, именно это! Если меня убьют, она наших детей будет защищать также бесстрашно и рьяно, до последнего вздоха! С такой мамкой они не пропадут! — Я же просила по-хорошему взять меня на работу! — подала голос Даша. Ни капли раскаяния в голосе. Только ненависть, злость и упрёк мне. — Трудно тебе было? На хер я тебе нужна, здоровяк? Ты же меня не любить собрался, а играться. Тебе же вообще плевать, что на душе у меня! Когда любят, насильно не заставляют в койку ложиться. Думал, я за тряпки-брюлики тебя любить буду? Я — человек! Живой! Ясно тебе? — Заткнись! — рявкнул я на девчонку. — А то что? — с вызовом бросила мне в ответ. — Я северян не боялась, а тебя и подавно не боюсь! — Шеф! — окликнул меня вернувшийся Мишаня, протягивая мой крест на цепочке. Я был очень рад, что девочка не взяла его. Пусть собиралась, даже сняла его с меня, но это не преступление, раз оставила мне моё добро. Значит, не всё с ней худо. Остались в Даше правильные принципы. — Не оценила ты меня курица безмозглая! Даже не попыталась! У меня тоже душа имеется, между прочим. И ты в неё семь куч навалила сдуру! Я мужик терпеливый, но обидчивый и за базар свой привык отвечать со всей ответственностью. Я обещал тебя наказать, Даша? Так вот послушай, что я решил… Завтра вечером продам тебя вместе с твоими землячками в шлюхи! И дело с концом! Есть, что сказать в оправдание? Может, прощения хочешь попросить? Будешь ласковой? Отсосёшь мне, как следует в знак примирения? — Пф… Сам себе отсоси, козёл вонючий! — выплюнула Дашка. — В шлюхи, так в шлюхи! Там и пососу! Только не у тебя, урод! Ничего другого я от козы и не ожидал. Грустно и предсказуемо в этом случае. Что я ей плохого сделал, что она меня так ненавидит? Хоть убейте, ничего не понимаю! — Заприте её в подвале! Глаз с неё не спускать! Дашу уволокли с моих глаз, а я присел на диван, устало опустив локти на колени. Все рёбра мне пересчитала, зараза такая! Нет, ну надо же такому приключиться! Долго я очухаться не мог, прокручивая в голове последние события. Охрана тоже эта… Зачем они ей всекли? Разве я приказ такой давал? Три здоровенных кабана не могли с бабёшкой сопливой справиться. Полдома разнесли и ковёр теперь в кровище. А я? Огрёб от цибульки сисястой, как пацан. Дрожащими от адреналина руками я надел на шею крест, пригладил его рукой на груди, там, где подошва Дашиного ботинка отпечаталась. Больно было, пиздец, но сердце болело ещё сильнее. Что этой козе нужно? Она же намекала мне, чего хочет, но я слушал только себя. Все поцелуи козы показались мне фальшивыми, как и её ласка. Сколько волка не корми… Пришла служанка, которую разбудил шум, и спросила, может ли она уже убрать погром. Я извинился, за то, что мы её потревожили, и ушёл к себе, чтобы не мешать. Отнести Даше одеяло? В подвале прохладно, а у неё женские дни. Застудит же пиздёнку? Нет. Не пойду! Пусть сидит, как есть. Поесть у неё полный рюкзак, и времени подумать над своим поведением почти сутки, остальное лишнее. 21. Виктор 21. Виктор Давно я не получал пизды. Обидно это. А от бабы получить — обидно вдвойне. Какой-то я обидчивый стал, не хуже тёлки нюни распустил, и это тоже меня бесило. Два часа ворочался, охал и вздыхал. Не спится мне, хоть об стену уебись. Скрипя зубами, я повернулся на ноющий бок, обнял подушку обманщицы, втянул ноздрями запах её женский и закрыл глаза. Плохо мне без неё, ох, как плохо! На душе такой осадок, хоть на стенку лезь! Что она там делает в подвале? Плачет? Замёрзла? Запер девочку в подвал, а сам лежу, как мудак, переживаю. Нет, это невыносимо! Я сел и включил ночник. На тумбочке Даши лежала её мазь. Отнести ей? Такую мордашку мои коновалы попортили, зла на них не хватает. Себя заодно полечу. Я взял тюбик и намазал себе бочину и грудак. С сожалением отметил, что тюбик почти пустой. Надо Айболиту сказать, чтоб ещё привёз этой херни вонючей. С запасом. С такой жизнью без неё, как без рук. Натянул я снова штаны, обулся, сдёрнул одеяло с кровати и понёс Даше мазь. — Не буянит? — спросил я у своих бойцов, прислушиваясь к тому, что происходит за дверью подвала. — Да, нет. Я открыл дверь и вошёл в помещение, озираясь по сторонам. Боялся я теперь её на полном серьёзе. Я Дашу бить не могу, а вот она меня — запросто! Подвал у меня большой, размером почти с этаж. Тут я хранил старую мебель, сам не зная зачем, а в углу стоял бильярдный стол. Я его купил, думал, интересно будет шары на досуге погонять. Пару раз сыграл с пацанами, и весь кураж прошёл. Вот я его и спихнул подальше, чтобы об него не спотыкаться. Может, мне рояль купить? Он поинтереснее бильярда. Кому я на нём играть буду? Сам себе? Мне зрители нужны, точнее, слушатели. Даша лежала на столе, свернувшись клубочком, подложив под голову рюкзак. Она переоделась в свою форму зачем-то, а её костюм небрежно валялся на полу. Это типа протест? В чём пришла, в том и ушла? Трусы тоже на свои переодела? Заметив меня, Даша села, свесив ноги со стола, и напряглась. — Чё пришёл? За добавкой? — криво ухмыльнулась она. — Перестань, пожалуйста! Вот не стыдно тебе? — Честно? Нет. Стерва! Я протянул Даше одеяло, но она даже не пошевелилась. Тогда я положил одеяло рядом с ней и присел на край. Мы немного помолчали, не смотря друг на друга, потом я вспомнил, что держу в руке тюбик с мазью, и сунул его Даше. Снова ноль реакции. — Давай, я тебе щёчку смажу? — предложил я, не зная, как ещё исправить косяки своих бойцов. Даша ничего не ответила, но повернулась ко мне лицом, подставив ссадину. Я принял этот жест за согласие, выдавил капельку мази на палец, другой рукой взял девушку за подбородок. — У кошки боли, у собаки боли, — приговаривал я, осторожно касаясь пальцем Дашиной щеки. — А у Дашуни заживи! Она не смогла сдержать улыбки, и я тоже. — Передай своему врачу, что мазь его — полная залупа! — сказала Даша. — Не помогает она. Но ею можно смело пытать! Так что не выбрасывай, вдруг пригодится. — Кого пытать? — Да откуда я знаю? — Вы пытали пленных? — Не-а. Мы их просто не брали. От них одни проблемы. Ты разве ещё не заметил? Я ничего не ответил, потому что сказать было нечего. Что тут скажешь? Выкупил я себе огромный геморрой. Я думал, что вообще всё по-другому будет. Хотя бы без трешака. Даша развязала свой рюкзак и достала пакет с пирожками. Запахло так вкусно, что слюнки потекли. — Будешь? — протянула она мне первому пирожок.