– Сейчас ты убеждаешь себя. – Я не убеждаю себя. Я в этом уверена. Можно любить человека и быть ему другом, опорой и поддержкой. – Нельзя. Ни к чему это не приведёт. – Но я не хочу, чтобы мы были друг другу никем. Коротко и горестно улыбаюсь. – Мы и были никем. Ты один раз пришла ко мне, потому что тебе было плохо. Неважно, по какой причине ты пришла именно ко мне. Совпадение, что я был там, что я вообще там живу. Я рад, что ничего не было. – Ты врешь, Эйден. Было всё, даже больше, чем секс. Это гораздо важней. – Может быть, но ничего не меняет. Её плечи опускаются, а лицо мрачнеет. – Поверить не могу, что упрашиваю парня дать мне хоть какое-нибудь общение. Почему ты не можешь хоть раз поступиться? – Потому что не хочу чувствовать себя ущербным, не хочу ущемлять себя. Не хочу понимать, что моя девушка живёт с парнем. Не хочу понимать, что она может поцеловать его, даже если он гей и это только для подтверждения их отношений. Не хочу понимать, что они могут спать в одной кровати, не имея друг к другу влечения, важен сам факт их пребывания там. Не хочу каждое утро просыпаться и засыпать с мыслью: «А что, если они…». Это не отношения, Эмма, это самоистязание и мучения, даже если для тебя это не так. Я могу чем-то жертвовать, но и себя уважаю. Я не готов быть вторым. – Ты не будешь вторым. – Зачем ты уговариваешь меня? Это я должен быть тем, кто проявляет к тебе интерес и внимание. – Потому что ты важен и нужен… Я могу забыть про гордость. – Ты видела меня пять раз за всю жизнь, и практически три из пяти ты не разговаривала и не знала меня. Формально, два, но если бы наш столик отслуживал кто-то другой, то было бы три. – Это не мешает мне что-то чувствовать к тебе. – Не мешает, но мне мешают твои отношения. Я не могу. Услышь меня: я так не могу. – Друзья, Эйден… – Не бывает таких друзей. Я не хочу поддаться соблазну, а это и есть соблазн. – Я.. больше не могу что-то сделать. Наверно, ты прав, и скоро я это пойму. Улыбка, которую она явно выдавливает силой, ничто иное, как злые шутки судьбы. Смотрю на отделяющийся силуэт Эммы, и не понимаю, что чувствую в этот момент. Словно совесть и желание уселись на плечи, и теперь шепчут на уши свои наставления. Желание метает гневные проклятия и говорит о том, какой же я идиот, а совесть поглаживает по голове, говоря, что так правильно. Но что на самом деле правильно? Глава 5 Эмма Прижатая спиной к холодной стене, я старалась не плакать, потому что это ничем не поможет. Это пройденный путь. За слёзы получу лишь вдвое больше. Даже дыхание оставалось ровным, либо я старалась держать его в прежнем ритме, пока сердце грохотало в груди. – Ты снова опоздала, Эмма, – кряхтел мой папа. – А я говорил, что ты должна приходить не позже шести. – Нас задержали на уроках, – голос не дрогнул, но вот-вот мог подвести. – Это ложь, – вскрикивает он, за словами следует пощёчина, отрезвляя и без того трезвое сознание. Кожа горит, но руки остаются в прежнем положении: по обе стороны талии. Я привыкла. Я снова вытерплю. Ещё немного, и это закончится, нужно лишь немного потерпеть. Мириться с положением было тяжело, но сейчас стойко переношу условия выживания. Я провинилась. Даже если не по своей вине, это не отменяет факта опоздания. Это за дело, – так я повторяла каждый раз, когда получала новую порцию так называемых воспитательных мер. Глаза янтарным цветом светятся от ярости. Их переполняет гнев, наливает кровь и некая доля ненависти. В такие секунды чувствую себя ничтожной букашкой. Стоит издать звук, и прилетит ладонь, добавив ещё больше боли. Глаза прожигают слёзы, но я категорически запрещаю им обнародовать себя. Я практически не шевелюсь, превратившись в предмет интерьера. – С кем ты была? – Я была на уроках. – Брехня! – вылетающие слюни остаются на моём лице, я бы с удовольствием вытерла эту мерзость, но оловянный солдатик, которым являюсь сейчас при помощи силы давления руки и ноги папы, не позволяет это сделать. Секунда, и отлетаю в сторону с такой приложенной силой, что начинает кружиться голова. Чудом удаётся удержаться на ногах. Рука горит. Её словно на живую вырывают из тела. Ещё немного, и она действительно оторвётся, если снова станет опорой для того, чтобы схватить и оттолкнуть в сторону. – Ты плачешь! – рыча и ссутулившись, произносит он. – Нет, – тут же отрицаю, но понимаю, что по щекам струятся слёзы. Не оказываюсь оленем в свете фар, бросаясь к лестнице, чтобы добежать и скрыться в комнате, но запястье оказывается в жгучих тисках. Затылком ударяюсь о стену, и звук бьющегося стекла дребезжит по обе стороны головы. Это рамки. Стекло из них снова разбилось вдребезги, а деревянные оправы скорее всего могли треснуть из-за очередного удара о лестницу. Жмурюсь и немного приоткрываю глаза. Быстро скольжу взглядом по стенам с цветочным принтом, расписанным вручную, и стираю капли пота со лба. Это не был удар о стену. Я упала с кровати и ударилась, тем самым, порождая воспоминания. За дверью шум, напоминающий сбор осколков с помощью веника и совка. Поднимаюсь на ноги и выглядываю из-за двери. – Я сегодня же куплю новую, Эмма, – подняв голову на скрип петель двери моей комнаты, Жак с сожалением смотрит на меня. Обращаю взгляд к его ногам, и наблюдаю осколки моей бывшей любимой кружки. – Прямо сейчас, – добавляет парень. – Есть другие, – жму плечами, коротко улыбаясь. Выпрямляясь, Жак окидывает меня быстрым взглядом синих глаз. Держа в одной руке совок, а в другой веник, он собирает остатки с пола и находит опору в наконечнике, словно эта хрупкая и неустойчивая вещица способна выдержать массу его тела. – Я всегда говорил, что ты должна быть наглее и настойчивее. – Какая есть, – говорю я. – Давай же, Эм, это твоя любимая кружка. Ты почти не расстаёшься с ней, она всегда в твоей комнате. Потребуй её с меня. Ты должна сказать, что тебе нужна точно такая же, чтобы я оббегал весь город в её поисках, даже слетал на другую планету, если необходимо. – Ты придаёшь этому слишком большое значение. – Ты пытался, – вступает Алестер, проявляясь из ванной комнаты с полотенцем на бёдрах. На его губах играет легкая беспечная улыбка, которая говорит только об одном: они хорошо провели время, пока я спала. Взгляд его серых глаз прикован ко мне. Я могла бы сказать, что дождливая погода – это мрачность и депрессия, но, когда заглядываю в глаза Алестера, думаю совсем иначе. Даже в полной темноте можно отыскать свой лучик света. Таковым является он – мой фиктивный парень, который ярче солнца, согревающего в морозные будни. – Давай же, Эм, – не успокаивается Жак, – скажи это. – Это же всего лишь кружка, – мнусь я. – Господи, пресвятые гномики, когда-нибудь я смогу. Ободряюще похлопав по плечу Жака, Алестер делает несколько шагов в мою сторону и притягивает в объятия. Тепло его тела и знакомый аромат заставляют меня встрепенуться. – Ты снова брал мой шампунь, – больше утверждаю, чем спрашиваю, смотря на парня. – Ничего не могу поделать, он первым попадает под руку, – моментально оправдывается Алестер с неприкрытой улыбкой. – Он же стоял в самом дальнем шкафчике и в самом конце! – Да, давай, – озаряется Жак. – Теперь скажи мне про кружку. Устремляю взгляд в сторону парня, который решительно продолжает требовать и ждать от меня ответ. Не знаю, почему в эту секунду язык вновь прилипает к нёбу. Я бы могла что-то возразить, но слова предательски теряются по пути. – Она боится обидеть твои чувства, – констатирует Алестер, целуя мою макушку, а следом положив на неё щёку. – Я раньше обидел твои чувства, Эмма, – говорит Жак. – Я разбил твою любимую кружку. Ты должна держать ответ. Даже если я сделал это нехотя, ты должна потребовать от меня новую. По двери начинают стучать кулаки. Они вовсе не настойчивые и требовательные. Обычный стук, который периодически пугает меня, и никак не воздействует на обычного человека. Я всё ещё боюсь, что на пороге появится кто-то, кого не желаю видеть. Кто-то из прошлого. Кто-то, кто вновь причинит боль не только физическую, но и моральную. Кто-то, кто вновь подчинит себе и своей воле. – Ты опять вздрагиваешь, – очень тихо шепчет Алестер, крепче сжимая моё плечо. – Неожиданно, – в свою очередь оправдываюсь я. – Ты кого-то ждёшь? – Нет, – улыбается он, – если только Амура. – А, по-моему, тебе хватит. – Никогда не будет много. Закатываю глаза и скрещиваю руки под грудью, не выдерживая силы, которую прикладывает улыбка, желая поднять уголки губ. В моей жизни присутствует много секса. Не моего секса. Я заложник обстоятельств. Каждый месяц я знакомлюсь с новым избранником Алестера. Но Жак по странным причинам знаком мне уже два месяца, хотя почему-то я вовсе не против. Несмотря на его твёрдую решительность вбить в мой характер каплю жестокости, все попытки терпят провал. Конечно, его это не останавливает. Я знаю, почему не хочу быть такой, наверно, причина кроется в её ужасной стороне. Я не хочу причинять кому-то боль. Мне проще и легче принять удар на себя, чем бросить на другого. Жак трактует это бесхребетностью, я же мыслю иначе, говоря, что это сочувствие.