– Я успел связаться с начальством бойни. Она исчезла или в тот же день, как ее задержали, или на следующий, потому что на работу больше не вернулась. Мы отправили запрос на отслеживание ее мобильника. Бюро по розыску помогает нам с опросом соседей. Маньен написал: «Мелани Мейер исчезновение» – и не стал задерживаться на этой теме. Снизу приписал: «13 трупов». – Надеюсь, что на этом и закончится. Перейдем к нашим тринадцати трупам. Сведения по ДНК понемногу поступают, одно за другим. Но то, которое считалось приоритетным, подтверждает, что одно из тринадцати тел принадлежит Летиции Шарлан, девушке с Реюньона, исчезнувшей из города Атис-Мон в мае этого года. Он добавил строку: «Многие жертвы реюньонского происхождения?» – Возможно, это связующее звено. Мы должны понять, почему Рамирес и его банда целенаправленно охотились именно на реюньонцев. Он указал на папку, которую только что положил на стол Николя: – Копия дела Шарлан из Бюро по розыску в вашем распоряжении. Ознакомьтесь с ним, и побыстрее. Исчезновение стало убийством, теперь это дело и наше объединены в одно. Я хочу, чтобы завтра кто-нибудь отправился в приемную семью Верже и сообщил им о Летиции. Заодно пусть проверит, не была ли связана девчонка с сатанистами или с экстремистскими кругами. И расспросите-ка мне того копа, который когда-то первым почуял неладное и начал расследование о Рамиресе. Может, у него есть новые данные. Николя притянул папку к себе: – Я этим займусь. Франк глянул на него краем глаза и постарался не встретиться взглядом с Люси. Маньен взялся за черный маркер и написал «Vampyre»: – Белланже, Шарко. Это за вами. Все с самого начала. Я хочу, чтобы в этом бардаке были установлены связи и внесена ясность. Факты здесь, вокруг нас, только вразброд, как малышня на прогулке. От нас требуется привести их в систему. Николя встал и примостился на краешке своего стола. – Pray Mev является анаграммой Vampyre. Мы полагаем, что речь идет о клане человек в пятнадцать, у истоков которого стояли Рамирес и тип лет пятидесяти, а создан он был года три назад. Мы также полагаем, что клан подчиняется гуру, судя по фреске, найденной у Рамиреса: большой красный дьявол, который «собирает» жертв похищений. Время от времени два отца-основателя принимают в клан новых членов. О тех, кто входит в клан, мы не знаем ничего: почему они существуют, к чему стремятся, какова их связь с тринадцатью трупами. По всей видимости и судя по той предварительной рекогносцировке, которую провел Жак в сатанистской среде, никто в их кругах не знает про «Pray Mev». – Вилли Кулом сумел проникнуть в группу, – вмешался Шарко. – Он заинтересовался сатанизмом, но, очевидно, обнаружил более высокий уровень, а именно vampyres, через игрек. Чтобы добраться до них, он использует тот же метод, что и Петер Фурмантель, журналист, который изучал vampyres в Соединенных Штатах: он начинает с круга тех, кто делает татуировки и пирсинг, потом переходит к садомазо-вечеринкам в клубах и наконец нащупывает контакт с Рамиресом… И постепенно проникает в клан… Проходит все этапы. Ищет тайну крови. – Потише, – умерил его пыл Маньен, проводя горизонтальную черту. – Мы можем набросать хронологию действий Кулома с самого начала? – Да, если сведем воедино все источники. Кулом начинает свое расследование со студий тату около полутора лет назад. Несколькими месяцами позже он бросает свою подружку: якобы должен всецело погрузиться в свои поиски, а потому желает остаться в одиночестве. Кулом обнаруживает существование vampyres, вступает в клан, проходит все этапы, больше не подает признаков жизни, не выходит на связь ни с родителями, ни с кем бы то ни было еще. Так длится несколько месяцев… никаких его следов до самого конца июля, когда он видится с Мев Дюрюэль. Он ищет тайну крови… Потом его бывшая подружка оказывается у него дома, в Фронтено, четвертого августа этого года. С пирсингом, скарификациями, в жутком состоянии, он прячется и пишет, а ей рассказывает, что почти закончил свое расследование и осталось только провести «проверки»… – …Он едет в Брест восьмого августа, – вмешалась Люси, – чтобы расследовать несчастный случай с аквалангистом, когда жертва вдруг перестала испытывать страх, как и две другие жертвы несчастных случаев, дата и место которых были написаны внизу фотографии. Маньер проставлял палочки вдоль оси, а внизу вписывал основные данные. Николя принял участие в подведении итогов: – Его пытают, убивают и увечат тридцать первого августа. Превращают в анонима. Первого сентября его обворовывают, все результаты расследования исчезают. Вилли Кулома больше нет, и все его связи с vampyres стерты. Маньен кончил писать и оглядел получившуюся композицию: – А эти vampyres, как к ним подобраться? – У нас ни одной серьезной ниточки, – ответил Шарко. – Флоран Леяни, татуировщик с Клиньянкура, может послужить входной дверью, но мало шансов, что vampyres рискнут снова к нему обратиться теперь, когда Рамирес мертв и они знают, что ведется расследование. – А что касается «B & D бара», там тоже непросто, – добавил Жак. – Отвязное местечко, но никаких проблем с законом. Нам нечего им предъявить. Те парни, если и бывают в таких заведениях, наверняка проходят как тени. Шеф бросил взгляд в свои заметки и добавил: «Кровь?» – Расскажите, что у них там с кровью… – Кровь, по всей видимости, остается важнейшим двигателем всей деятельности клана, – начал объяснять Николя. – С ней связаны тайна, секс, удовольствие, боль. Кровь объединяет их, служит своего рода договором. Нам известно, что «Pray Mev» прибегает к кровавым ритуалам благодаря присутствию рядом с Рамиресом Мелани Мейер, «черного лебедя», добровольного жертвователя крови, подчиненного группе. Я проверил у врача из судебно-медицинской службы: группа крови Мейер та же, что у Рамиреса, – А, резус положительный. Может, потому он ее и выбрал. У Мейер анемия, в последнее время ей несколько раз делалось дурно на работе. Эта сволочь Рамирес и, возможно, другие регулярно ее обескровливали. Она постепенно умирала. Шарко снова увидел клетку с бритой кошкой в подвале Рамиреса. И пиявок, которые высасывали ее до смерти. – А вдруг все жертвы, которых мы нашли в лесу, тоже были «черными лебедями»? Вопрос вызвал долгое молчание: каждый на свой манер пытался сложить кусочки пазла. Маньен наклонил голову: – Уточни. – Может, это звучит нелепо, но что, если этих жертв использовали для «питания» членов группы? Жак со вздохом откинулся в кресле и скрестил руки: – Жертв вроде Летиции Шарлан, ты хочешь сказать? – Например. – А почему они в большинстве своем реюньонцы? И зачем их убивать, если достаточно найти добровольных «черных лебедей», как сделал Рамирес с Мейер? Всегда найдутся чокнутые, готовые отдать свою кровь. – Это всего лишь предположение. Возможно, они уже на таком уровне извращения, когда получают особое удовольствие, если жертвы не добровольные. Или когда они реюньонцы… поди узнай. – А Рамирес был чистильщиком в клане? – спросила Люси. – Выбрасывал использованное? Шарко встал и ткнул пальцем в одну из фотографий, развешенных на стене: – Неизвестно. Но давайте вспомним эту фреску, нарисованную на втором этаже. Два дьявола, которые тащат своих жертв третьему, прожорливому, в глубине. Маленькие фигурки, исчезающие в его пасти. Если хорошенько подумать, в этой картине все сказано. Маньен уже возился с новой сигаретой. Он засунул ее в рот, не прикурив, потом написал «Мев Дюрюэль» на новой строчке: – Пока ты в боевой форме, Шарко, просвети нас на ее счет. – У Мев Дюрюэль параноидальная шизофрения, причем очень сильная, ее преследуют галлюцинации, в основе которых кровь. Есть вероятность, что более пятидесяти лет назад ее нашел в джунглях, а потом привез во Францию один специалист по паукам. Предположительно она родом из Папуа – Новой Гвинеи. После смерти приемного отца помещена в психиатрическую клинику в Виль-д’Аврэ. С нашим делом ее связывают три пункта. Во-первых, ее имя. Во-вторых, картины. И в третьих, кровь. Очевидный и неоспоримый факт: vampyres знают ее и сделали все возможное, чтобы уничтожить любую связь между ней и Куломом, украв картины, которыми он владел. Другими словами, они не желали, чтобы наше следствие вышло на нее, они хотели, чтобы она так и оставалась в изоляции, запертая в своей лечебнице, несомненно потому, что она знает тайну крови. Маньен записывал наиболее существенные данные: – И сдается мне, нет ни малейшего представления, что это за тайна? Он вгляделся каждому в лицо. Робийяр снова пожевывал свой леденец и только покачал головой. – А из нее можно вытянуть эту информацию? – Учитывая ее состояние, довольно трудно. Можно расспросить персонал, попробовать получить медицинскую карту, но и это будет сложно, как всегда с такого рода заведениями. – Посмотрю, что можно сделать, – буркнул Маньен. – Ладно… Отдельная проблема – история с несчастными случаями. Давай, Энебель. Ясно и емко. – Все начинается с фотографии, найденной в мусорной корзине Вилли Кулома. Она приводит к списку из трех трагедий, фигурирующих в хронике происшествий: авария автобуса в Арьеже, отрезанная рука на фабрике в Сен-Маритим, черепица, упавшая на голову в Сомме. Вследствие этих совершенно случайных событий жертвы несколько месяцев спустя начали терять чувство опасности и, соответственно, чувство страха, что толкнуло их на безрассудные поступки. Первый порезал себе ладонь, находясь в аквариуме с акулами в… – она сверилась со своим блокнотом, – марте две тысячи пятнадцатого. Второй упал со скалы в ноябре две тысячи четырнадцатого, и третья оказалась в инвалидном кресле, проехав на автостраде по встречной в июне две тысячи четырнадцатого. – Дай мне хоть время записать. Маньен так быстро, как только мог, вносил нужную информацию. Места, даты, имена… – Сегодня я съездила повидаться с той женщиной. Она направила меня к специалисту по страху, который заинтересовался ее случаем. Завтра я съезжу в университет Кюри, чтобы… Личный мобильник Шарко зазвонил. Он посмотрел на высветившийся номер и нахмурился: он такого не знал. Извинившись, он отошел в сторону и ответил на вызов. Вопль вонзился в его барабанные перепонки. Крик женщины, орущей изо всех сил. Такой оглушительный, что коллеги услышали и взглянули в его сторону. Он включил громкую связь. На другом конце – пронзительные мольбы, слезное хлюпанье, звуки страдания в его чистом виде. Люси прижала обе ладони ко рту, ее коллеги, в том числе Маньен, застыли неподвижно. – Это она, – выдохнул Николя. – Это Мелани Мейер. Они ее взяли. Наверно, ей удалось включить свой мобильник в надежде на помощь. У Николя первого сработал рефлекс полицейского: он включил запись на собственном телефоне. Робийяр спешно дозванивался до коллеги, который занимался отслеживанием мобильников. Шарко держал аппарат кончиками пальцев с ощущением, что на том конце линии испускает дух животное, – такая мука билась в криках молодой женщины. Они различили также звуки сосания, рычание. Кто-то был с ней. Какой-то зверь. Или несколько. Потом все внезапно прекратилось. Рука с худыми пальцами, покрытая черными волосами, нажала отбой. На грани беспамятства Мелани Мейер из последних сил открыла глаза. В чередовании тьмы и ярких вспышек на сетчатке ее расширенных глаз отпечатался лик самого ужаса. Морда с длинными, наполовину обнажившимися зубами и грибовидным черепом с кроваво-красными радужками глаз приблизилась и коснулась ее затылка. Молодая женщина почувствовала холодную ласку смерти и среди возобновившегося рычания, отражающегося от стен прямо позади нее, взмолилась, чтобы последние секунды ее жизни были как можно короче. 50 Они действовали с максимально возможной быстротой. Благодаря информации, снятой с мобильника Мейер во время ее задержания, – марка, модель, номер линии – техники без труда вышли на приложение, позволяющее локализовать аппарат. По всей вероятности, система отслеживания была сознательно активирована за четверть часа до того, как Шарко получил звонок. Клан vampyres использовал телефон Мейер, чтобы приманить их. Им назначили встречу. С бригадой быстрого реагирования во главе, четыре полицейские машины летели во весь дух к городку Карьер-сюр-Сен, расположенному всего в нескольких километрах от Центрального управления полиции Нантера. Источник постоянного сигнала находился северо-западнее города, на границе полей, где в прошлом располагались грибные плантации. Сегодня там оставались многокилометровые заброшенные подземные галереи. Николя смотрел на дорогу с заднего сиденья машины, за рулем которой сидел Шарко. Вопли, подземелья, куда они направлялись, страдание, звучащее из телефона… Словно все снова пошло по кругу – такое ощущение, будто пытаешься сохранить равновесие на ленте Мёбиуса, чтобы постоянно возвращаться в исходную точку. Двумя годами раньше Николя мчался в таком кортеже, и целью было такое же мрачное место. И в конце туннеля – любовь его жизни, распятая, со вскрытой грудью… В темноте салона он выставил перед собой ладони и молча их разглядывал. Эти руки схватят тех психов, помешают снова причинять зло. Николя наизнанку вывернется. Он поднял глаза и посмотрел на Шарко в зеркало заднего вида: