Вот она, мама, которую я знала и любила. Эту привычку болтать сама с собой я получила от неё. Мы обе делали так постоянно. Иногда мне даже было жаль отца, потому что он постоянно переспрашивал «Что?», будто мы с ним разговаривали. Я очень любила их обоих за это. Как только я добралась до своей комнаты, то бросила сумку у двери и осмотрелась. Словно увековеченное пространство, к которому родители никогда не прикасались: точно такое, каким я его оставила. Правда, даже прикроватный столик всё ещё был открыт после того, как я, собираясь перед отъездом в колледж, прихватила из него гигиеническую помаду. По крайней мере, мама немного смахнула пыль. Мои награды всё ещё висели на стене. Плакат с изображением Майли Сайрус на разрушающем шаре, ударяющемся о кучу миньонов, висел над кроватью, напоминая мне о мелочах, которые я находила комичными. Шторы были отдёрнуты, пропуская свет в комнату. И хотя это, возможно, должно было чувствоваться прекрасно — сидеть на кровати, которую любила, в комнате, в которой я жила большую часть своей жизни — мне было грустно. Грустно от того, что при виде окружения всё казалось прежним, только не я сама. Я совсем не была той, что раньше. Я поднялась и прошлась по комнате, вспоминая о мелочах. Вот моё зеркало в полный рост: я практиковала перед ним свои речи. Часто это были разговоры, которые я просто придумала, которых никогда бы не случилось. Большинство, конечно, с Ригли. Кое-какие с девчонками, которых я терпеть не могла. Я прикоснулась к прохладному стеклу, прежде чем перейти к комоду, на котором всё ещё стояли мои лаки для ногтей. Я раздумывала, какой оттенок выбрать, и какой наряд будет ему соответствовать, в надежде, что Ригли заметит и похвалит меня за мой превосходный вкус. Затем взгляд упал на шкаф, где хранилась моя небольшая коллекция бейсбольных мячей. Я открыла дверцу и заглянула внутрь, чтобы просто проверить. Да, коробка все ещё была там. Любой, кто нашел бы ее, подумал, что у меня просто была коробка с бейсбольными мячами. Но это было не так. Это были мячи, с которыми Ригли тренировался и после забывал забрать. Я ходила на поле и подбирала их на протяжении многих лет. Их было не так много, всего девять, но я любила каждый из них. Очень девчачья и глупая вещь, но для меня это было важно. Моя влюблённость. Взглянув на них и их изношенную кожу, я не ощутила того же, что раньше. Почему? Почему я чувствовала себя столь иначе? И почему ощущала себя чужой в своём собственном доме? Это всё ещё был мой дом, и я знала, что, если мне когда-нибудь понадобится, я всегда смогу вернуться и жить тут. Но я начала задаваться вопросом, не заставляет ли колледж меня взрослеть раньше, чем я предполагала. Или, может быть, всё из-за отношений, которые возникли у нас с соседом по улице. Он менял меня. Я узнала, что моя влюблённость была сумасшедшей, и провела годы, тоскуя по парню, который, вероятно, не заметил бы меня в этом смысле, пока не увидел позже. Всё происходило тогда, когда должно было произойти. Это была не судьба, а реальность. Я взрослела и росла. Мне не нужно было коллекционировать старые бейсбольные мячи и красить ногти из ложной надежды. Прихватив коробку, я спустилась по лестнице, мама заметила меня, когда я добралась до нижней ступеньки. — Эй, что там у тебя? Она чистила целый мешок картошки. — Хочу выбросить немного хлама. Мама кивнула. — Что это? Я взглянула вниз и улыбнулась. — Просто вещи, которые мне больше не нужны. — Ладно. Когда закончишь, не против помочь мне приготовить запеканку из бобов? — Конечно. Следующие два часа мы с мамой болтали без умолку. Она хотела знать каждую деталь о колледже и о том, как у меня обстояли дела на самом деле. Я засмеялась и сказала, что она уже всё это знает. Словно мы не разговаривали несколько раз в неделю. Для неё это не имело значения, она рвалась услышать «новые» новости. — А как насчёт парней? Кто-нибудь уже привлёк твоё внимание? Я накрывала на стол и уронила вилку на обеденную тарелку. — Парни? Она посмотрела на меня скептически. — Да. Ну, ты знаешь, мужчины? Противоположный пол? — Секс? (прим. пер.: игра слов в оригинале, пол и секс на английском звучат одинаково — sex). Я кашлянула. Соберись, Хэдли. — Я имею в виду, нет. Никаких парней. В моём художественном классе есть один интересный, но я даже не знаю его имени. Мы сидим слишком далеко друг от друга, чтобы вести разговор, а урок состоит в основном из слайдов. Я лгала прямо сквозь зубы. Интересно, рассказывал ли Ригли о нас своим родителям, и упоминала ли Донна что-нибудь моей маме? Не потому ли она спрашивала? — Ну, разве ты не можешь поймать его вне класса или что-то в этом роде? Ты же не стесняшка, Хэдли. — Мама, я не собираюсь преследовать парня, как сталкер. Я имею в виду, что мне сделать, подойти к нему и сказать: «Привет, моё имя Хэдли Мартен. А твоё?». Кажется немного примитивным. Она закатила глаза. — Ну, было бы смешно, если б ты сделала это в таком тоне. Но не вижу причин, по которым ты не можешь подойти к кому-то и представиться. Кто знает, потенциально он может быть любовью всей твоей жизни. Я засмеялась. — Мама, это не эпизод «Дней нашей жизни». Был ли у меня когда-нибудь парень в старшей школе? — Нет, но это потому, что ты всегда была без ума от Ригли Брукса. Мои глаза расширились, и я споткнулась, возвращаясь на кухню. — Как ты узнала? Она бросила на меня свой мамин взгляд. Знаете, такой, который как бы говорит «Я все знаю». — Ты это спрашиваешь всерьёз? Дорогая, ты, возможно, никогда не приходила и прямо не говорила своему отцу или мне, что он тебе нравится, но это было довольно очевидно, когда ты просила пойти на каждый из его бейсбольных матчей… и носила футболку с его номером. Я надменно убрала волосы с лица. — И мне было десять лет, мама. Её брови взметнулись вверх. — Мама, вот как? Ну, просто знай, что мама знает всё. Возможно, это была правда, но, похоже, она была не в курсе, что сейчас я встречалась с тем самым парнем, в которого втрескалась ещё в десять лет. — Итак, ты видела Ригли в кампусе? Я прошла мимо неё, проверила таймер на духовке и готовность запеканки. Оставалось ещё десять минут. — Кого? О, нет. Наш кампус слишком большой. Я и не думала, что увижу его в любом случае. Теперь я нагло врала, и для этого не было абсолютно никаких оснований. Как и словесный понос. Стоило ему начаться, и я не могла его уже остановить. Поэтому я продолжала лгать. — Кажется, я видела его однажды, но, честно сказать, мы никогда не разговаривали в школе, поэтому у нас нет причин говорить и в колледже. Понимаешь? Снова этот мамин косой взгляд. — Хорошо, как скажешь. — Дамы, дамы, что же мои две любимые девушки готовят? Мой папа зашёл на кухню и положил какую-то странную деталь на стойку. Почти бегом я кинулась к нему и прыгнула в его ожидающие объятия. — Папа! Он крепко обнял меня. — Привет, принцесса, как дела? Он внимательно посмотрел на меня. — Всё хорошо. Мы с мамой почти закончили готовить. Похоже, тебе не помешает немного индейки. Он усмехнулся и повернулся в сторону, пыхтя и поглаживая живот. — Да, я занимался собой. Похоже, сработало. Я потерял несколько фунтов. — Да, это заметно, — восторженно заявила я. — Ты выглядишь сказочно, папа! — Спасибо, детка. Он взъерошил мои волосы, которые отросли, став на несколько дюймов ниже плеч. — Ты тоже хорошо выглядишь. Тебе нравится в колледже?