— Ты слабак. Папа бы этого не сделал. — Эмма, он слишком тебя опекает. Помнишь, когда нам было по тринадцать, и я впервые пришел к тебе домой? Тогда ты мне даже не нравилась, а он достал свою мясорубку и начал разделывать половину тушки ягненка. Тогда он напугал меня до чертиков, особенно, когда продолжал смотреть на меня, перекручивая мясо. Я не могла не засмеяться, потому что в тот год мы с Сальваторе должны были приготовить проект для средней школы. Он пришел, чтобы мы смогли начать, и папа сошел с ума из-за него. Он говорил с ним по-французски, что-то типа: «Если ты прикоснешься к ней хоть пальцем, твои эти пальцы окажутся в этом пироге». Конечно же, Сальваторе был итальянцем и понятия не имел, что говорил папа. Я посмеялась, поцеловала папу и сказала ему, что мы только готовим вместе проект для школы. — Спасибо за поддержку, — говорю я в телефонную трубку. Сальваторе делает глубокий вдох. — Ладно, я скоро буду. Но если он убьет тебя или меня, не говори, что я тебя не предупреждал. — Хорошо, скоро увидимся. Мы оба вешаем трубку, и я иду в ванную и готовлюсь к сегодняшнему сражению. * * * — Я накрыла на стол внутри, потому что снаружи немного прохладно, — говорю я папе, пока поправляю столовые приборы. На самом деле, я делаю это потому, что надеюсь, что стены заглушат крики, когда мы с Сальваторе выложим наши новости. — Сальваторе тоже придет на ужин? — спрашивает он, двигая кастрюлю на печи. — Да. Сальваторе проводит здесь много времени. Мама и папа знают, что мы встречаемся уже давно, и они нормально к этому относятся. Папа до сих пор пугает Сальваторе, но это всего лишь папа. Закончив с сервировкой, я смотрю на стену с семейными фотографиями. Здесь фотография бабули — она улыбается, пока я сплю у нее на коленях. На следующей — мама, папа и я, когда они поженились. Рядом с ней почти такая же большая — на ней папа и Ева, а на другой стороне — мама, мой биологический папа и я. Мама никогда не позволяла мне забыть моего настоящего папу, и в течение года мы ходим навестить его могилу. Иногда мы с мамой ходим одни, но чаще всего папа сопровождает нас. Я также узнала, что первая жена отца, Ева, умерла от рака яичников. Папа рассказал мне о ней, и мы навещаем и ее могилу. Сначала некоторые из моих друзей не понимали, почему мы навещаем ее, но вскоре приняли это. Она настолько же мне близка, как и мой биологический отец. Я никогда не встречала ее, но такое чувство, будто я знаю ее. — Эй, — говорит мама, когда заходит с четырьмя стаканами и кувшином воды. — Да, что такое? — Если у твоего отца появится еще одна грандиозная идея покупки чего-нибудь, то я его задушу. Я усмехаюсь. Два года назад папа решил, что хочет расширить бизнес, поэтому купил небольшой отель. Мама была так зла на него, потому что первое — он не обсудил это с ней, а второе — потому что потом он убедил ее, что это будет здорово. С тех пор они купили второй отель и третий. Папа управляет кухней и думает, что управляет семьей, но мама довольно упряма и по большей части не терпит его властность. — Привет, красавица, — говорит Сальваторе, когда заходит в столовую. Он подходит ко мне и оставляет целомудренный поцелуй на моих губах. У него итальянские корни, поэтому он наделен красивыми европейскими чертами — темные волосы, широкие плечи и страстные, глубокие, сексуальные глаза. — Сальваторе, помоги мне на кухне, — громко зовет его папа. Я смотрю на Сальваторе, и наши взгляды встречаются. Папа кажется разозленным. — Что происходит? — спрашиваю я маму. — Спроси отца, — отвечает она, пожимая плечами. Через несколько минут заходит папа, в руках у него форма для выпечки, а следом за ним Сальваторе с корзиной свежего хлеба. Мы все садимся за стол, и папа начинает раскладывать еду. После того как папа начинает есть, смотрю на Сальваторе и ударяю его по колену под столом. Сейчас или никогда. — Папа, — начинаю я, а затем окунаю хлеб в свою тарелку. — Oui, — говорит он, не поднимая головы. — В чем дело, солнышко? — спрашивает мама. — Как вы знаете, я работала помощником повара на кухне отеля. Сальваторе сжимает мое бедро под столом. — Конечно же. Я нанял тебя. — Папа дует на ложку с едой, прежде чем попробовать. — Я вроде как подала документы кое-куда. — Я смотрю вниз, избегая взглядов родителей, хотя все еще вижу их периферийным зрением. Папа кладет ложку, откидывается на спинку стула и скрещивает руки на груди. О боже, я в беде. Мама смотрит вверх и улыбается. Я не говорила ей, что происходит. Ну, кое-что она знает, но не об этом предложении, которое я получила. — Где? — спрашивает папа, его челюсть напрягается. Он смотрит на Сальваторе, как будто это его вина. — Эм, вроде как в очень хорошем ресторане. — Это не ответ. Я спросил тебя «где»? Я с трудом сглатываю. — Это в городе, — медленно говорю я, не сообщая о том, в каком городе. — Что за место? Если оно мне не понравится, то ты не получишь моего разрешения, — он потирает подбородок рукой. — Я... э… это… э… — Говори уже, Эмма! — Он встает, достает свой телефон из кармана и смотрит на меня, ожидая ответа. — Что ты делаешь? — спрашиваю я, указывая на его телефон. — Я должен поговорить с владельцем и убедиться, что они знают о том, кто ты. — Папа, ты не можешь этого сделать. — Oui, конечно, могу. — Он хмурится и проводит рукой по волосам. — Пьер, — предупреждающе произносит мама, продолжая есть свой ужин на удивление спокойно. — Ну, что за место? Была не была! Я знаю, что он с ума сойдет. — Это «Кюпидитэ», — шепчу я. Ложка мамы ударяется о тарелку, а рот папы открывается по мере того, как его глаза округляются. — «Кюпидитэ»? — спрашивает папа, усаживаясь на стул. — Да, — шепчу я, пока Сальваторе сжимает мое бедро. — «Кюпидитэ»? — повторяет папа, уставившись на меня диким взглядом. — Да. — Но... это... но... — первый раз в моей жизни папа и мама потеряли дар речи. — Это в... вроде... как в Париже. И это один из двадцати лучших ресторанов в мире. Я разговаривала с ними по скайпу, и они предложили мне годовую стажировку. Я уезжаю во Францию через две недели. Мама и папа смотрят друг на друга. Мама несколько раз открывает рот, но ничего не произносит. Папа смотрит на меня. Сначала он кажется злым. Но потом черты его лица меняются, плечи расслабляются, и он улыбается мне. — Мы будем скучать по тебе, — наконец-то умудряется сказать мама, прежде чем папа успевает сказать хоть слово. Папа смотрит на стол, пока сам светится от радости и счастья. После долгой паузы он делает огромный вдох и смотрит на меня. — Я думал, вы собираетесь сказать мне о своей помолвке. Фух, я рад, что это не так. Не то чтобы я был против, но только через несколько лет, а пока вы слишком молоды. Я смотрю на маму, и теперь ее очередь выглядеть робкой и обеспокоенной. — Ну, папа, есть еще одна новость… Конец…