Посвящается Дженкинсу, без которого… остальное он знает сам …Для меня подмостки – кровь и мщенье, фабула – смерть; меч, обагренный кровью, – это беглое перо, а поэт – грозная, трагическая фигура на котурнах, в венке, только не из листьев лавра, но из горящего запального фитиля. 1 ВОПРОС: Твой хлеб насущный? ОТВЕТ: Ночь без сна. – Чтоб ему провалиться, Страйк, – отозвался хриплый голос в трубке, – этому титулованному кренделю. Крупный небритый человек, тяжело шагавший сквозь предрассветную мглу поздней осени, усмехнулся, прижимая к уху мобильный: – Похоже, ждать осталось недолго. – Черт возьми, сейчас шесть утра! – Полседьмого, но, если тебе нужно то, что у меня есть, выходи, – сказал Корморан Страйк. – Я недалеко от твоего дома. Тут рядом… – Откуда ты знаешь, где я живу? – насторожился голос. – Ты же сам рассказывал, – Страйк подавил зевок, – что продаешь квартиру. – Ну-ну, – успокоился его собеседник. – Хорошая память. – Тут рядом круглосуточное… – До пошло оно куда подальше. Приезжай в нормальное время ко мне в редакцию… – Калпеппер, в нормальное время у меня встреча с другим клиентом, который платит получше тебя, да тому же я всю ночь был на ногах. Если собираешься воспользоваться тем, что я раскопал, – поспеши… Стон. До Страйка донеслось шуршание постели. – Если это какое-нибудь фуфло, я за себя не отвечаю. – …кафе «Смитфилд» на Лонг-лейн, – закончил Страйк и отсоединился. Легкая неровность его походки стала особенно заметной, когда он зашагал под горку к темной монолитной глыбе Смитфилдского рынка – необъятному прямоугольному храму мяса, откуда по будням, с четырех часов утра, отгружалась, как и много веков назад, плоть забитых животных, разрубленная и разделанная для поставки в мясные магазины и рестораны Лондона. Сквозь темноту Страйк слышал громогласные команды, отдаваемые невидимыми распорядителями, а также рев и сигналы грузовиков, доставляющих туши на разгрузку. Свернув на Лонг-лейн, он слился с толпой закутанных в теплые шарфы мужчин, целенаправленно шагающих навстречу обыденному рабочему понедельнику. На углу рынка, под сторожевым каменным грифоном, сгрудились фосфоресцирующие жилеты: это курьеры, не снимая перчаток, остановились согреться обжигающим кофе. Через дорогу светилось в темноте, как открытый камин, круглосуточное кафе «Смитфилд» – забегаловка размером с чулан, где круглые сутки можно было укрыться от непогоды и утолить голод жирными закусками. При кафе даже не было уборной, поэтому владельцы договорились с букмекерской конторой фирмы «Лэдбрукс». Но букмекеры открывались только через три часа, так что Страйку пришлось свернуть в какой-то переулок и там в темной подворотне облегчиться после дрянного кофе, выпитого в ходе ночной экспедиции. Усталый и голодный, но счастливый, каким может быть только тот, кто терпел буквально до последнего, он наконец-то втянул запах разогретого жира и яичницы с беконом. Один из столиков только что освободили двое мужчин в водонепроницаемых спецовках поверх флисовых курток. Страйк неуклюже протиснулся к жесткому стулу из дерева и металла и, довольно отдуваясь, сел за стол. Хозяин-итальянец тут же поставил перед ним высокую белую кружку чая и треугольные ломтики теплых тостов с маслом. Не прошло и пяти минут, как Страйку принесли полный английский завтрак на большой овальной тарелке. Среди здоровенных грузчиков, которые беспрестанно вваливались в забегаловку и вскоре уходили, Страйк почти не выделялся. Рослый, смуглый, с жесткими, густыми курчавыми волосами, слегка отступившими над высоким, крутым лбом, он опустил широкий боксерский нос и нахмурил густые брови. На подбородке чернела щетина; под карими глазами пролегли тени, больше похожие на синяки. За едой он сонно смотрел в окно, на здание рынка. Светало; ближайший сводчатый въезд под номером два мало-помалу приобретал четкие очертания; суровое каменное лицо бородатого старца, украшавшее арочный проем, отвечало Страйку пристальным взглядом. Не поклонялись ли древние богу мясных туш? В тот момент, когда Страйк принялся за сосиски, появился Доминик Калпеппер. Журналист был почти такого же роста, как Страйк, но сохранил цвет лица мальчонки-хориста. Его можно было бы назвать по-девичьи смазливым, если бы не странно асимметричные черты, будто насильно повернутые чьей-то рукой против часовой стрелки. – Ну, если это – фигня, берегись. – Калпеппер опустился на стул и, сняв перчатки, с подозрением огляделся. – Есть будешь? – с набитым ртом спросил Страйк. – Нет, – отрезал Калпеппер. – Утром предпочитаешь круассанчик? – ухмыльнулся Страйк. – Не нарывайся, Страйк. Парень заводился с полоборота. На нем лежал неистребимый отпечаток дорогой частной школы. С вызывающим видом он заказал себе чай, обратившись к равнодушному официанту «братан», чем немало повеселил Страйка. – Ну? – потребовал Калпеппер, сжимая горячую кружку длинными бледными пальцами. Вытащив из кармана пальто конверт, Страйк бросил его через стол. Калпеппер вытащил содержимое и начал читать. – Твою ж мать, – пробормотал он некоторое время спустя и лихорадочно перебрал листки бумаги, частично исписанные почерком Страйка. – Откуда ты это взял? Уминая сосиски, Страйк ткнул пальцем в какой-то адрес, нацарапанный на одном из листков. – От личной секретарши этого деятеля – у нее на босса зуб, – выговорил он, проглотив наконец еду. – Он крутил шашни и с ней, и с двумя другими, уже тебе известными. До бедняжки только теперь дошло, что ей не светит заделаться очередной леди Паркер. – Но как ты это раскопал, черт тебя дери? – спросил Калпеппер, в упор глядя на Страйка поверх дрожащих в руке листков. – Произвел оперативные действия, – промычал Страйк, опять набив рот. – Разве ваша братия не делала то же самое, пока не доперла, что нужно пользоваться услугами таких, как я? Но учти, Калпеппер, женщине придется подыскивать новую работу, поэтому она не хочет, чтобы газеты полоскали ее имя, это понятно? Калпеппер фыркнул: – Раньше надо было думать, а то сперла… Ловким движением Страйк выхватил у него записи. – Ничего она не сперла. Вчера, под конец рабочего дня, он сам велел ей это распечатать. Единственный ее грех в том, что она показала это мне. Но если ты, Калпеппер, собираешься вывернуть наизнанку ее личную жизнь, то это без меня. – Дай сюда. – Калпеппер попытался вырвать улики из волосатой руки Страйка. – Ладно, умолчим об этой дамочке. Но он все равно догадается, откуда у нас эти сведения. Он же не полный идиот. – И что он сделает – потащит ее в суд, где она прилюдно выложит все, чего насмотрелась за эти пять лет? – Ну что ж, – вздохнул Калпеппер после недолгого размышления, – отдай. Я не буду разглашать ее имя, но мне ведь придется с ней побеседовать, ты согласен? Проверить – может, она врет. – Документы не врут. А беседовать с ней тебе ни к чему, – твердо сказал Страйк. Дрожащую, обезумевшую, бессовестно обманутую женщину, от которой он только вышел, нельзя было знакомить с Калпеппером. В своем неудержимом желании поквитаться с человеком, который обещал ей детей и брачные узы, она могла нанести непоправимый вред себе самой и своему будущему. Страйку не составило труда завоевать ее доверие. Ей было почти сорок два года; она мечтала родить детей лорду Паркеру; теперь ею владела только жажда кровавой мести. Страйк провел у нее не один час: женщина в слезах раскачивалась вперед-назад на диване, загораживая лицо кулаками, потом металась по гостиной и неумолчно изливала душу. В конце концов она согласилась на это предательство, которое похоронит все ее надежды. – Значит, ее имя в газете фигурировать не будет, – повторил Страйк, сжимая бумаги в кулаке размером вдвое больше, чем у Калпеппера. – Усек? Этот материал и без нее станет бомбой. Помедлив и скривившись, Калпеппер сдался: – Ладно, как скажешь. Давай сюда. Журналист сунул документы во внутренний карман, залпом допил чай, и недолгая досада на Страйка, похоже, отступила перед радужной перспективой стереть в порошок члена палаты лордов. – Лорд Паркер-Пенниуэлл, – радостно прошептал он, – вы увязли по самые помидоры, сэр. – Надеюсь, твой редактор возьмет это на себя? – Страйк указал на положенный между ними счет. – Да, конечно… Калпеппер бросил на стол купюру в десять фунтов, и мужчины вместе вышли из кафе. Страйк тут же закурил. – Как ты ее разговорил? – полюбопытствовал Калпеппер, когда они шагали по морозу, мимо мотоциклов и грузовиков, по-прежнему сновавших у мясного рынка. – Я ее выслушал, – ответил Страйк. Калпеппер недоверчиво покосился в его сторону: – Все другие частные сыщики, которые на меня работают, прослушивают телефоны. – Это незаконно, – сказал Страйк, выпуская дым в светлеющий воздух. – Но каким образом… – Ты же не разглашаешь свои методы, позволь и мне не разглашать свои. Какое-то время оба молчали; хромота Страйка делалась заметнее с каждым его шагом. – Это будет бомба. Бомба, – радостно заговорил Калпеппер. – Лицемерный старпер что-то блеял насчет алчности корпораций, а сам двадцать лимонов заныкал на Кайманах… – Рад служить, – перебил его Страйк. – Счет пришлю мейлом. Калпеппер в очередной раз бросил на него подозрительный взгляд: – Читал на той неделе про сынка Тома Джонса? – Тома Джонса? – Ну да, певца, из Уэльса, – уточнил Калпеппер. – А, этого, – равнодушно бросил Страйк. – У нас в полку тоже был Том Джонс.