Воспользовавшись туалетом, они вышли на мороз, сощурились от встречного ветра со снегом и побрели к машине. На крыше их «тойоты-лендкрузера» успела образоваться наледь. – Ты на вокзал успеваешь? – спросил Страйк, глядя на часы. – Если заторов не будет. – Робин тайком постучала по деревянной отделке дверцы. Когда они выехали на трассу М4, где повсюду установили предупреждающие знаки, а разрешенную скорость снизили до шестидесяти миль в час, у Страйка зазвонил мобильный. – Илса? Как у вас дела? – Привет, Корм. Бывает и хуже. Ее не арестовали, но допрос провели довольно жестко. Страйк включил громкую связь, чтобы слушать вместе с Робин, и они ловили каждое слово, пока автомобиль продирался сквозь бьющие в стекло снежные вихри. – Ее точно считают виновной, – сказала Илса. – На каком основании? – У нее были все возможности, – объяснила Илса. – Да еще она так держится, что сама себя топит. Брюзжит, зачем к ней привязались, постоянно ссылается на тебя, а они звереют. Ко всему прочему, она твердит, что ты-то наверняка найдешь убийцу. – Вот черт! – Страйк был раздосадован. – А что обнаружили в чулане? – О, это самое главное. В куче всякого хлама валялась прожженная, окровавленная тряпка. – Фигня! – отрезал Страйк. – Эта тряпка могла там проваляться сколько угодно. Экспертиза покажет, но я считаю, этого недостаточно, пока не найдены внутренности. Ты про внутренности знаешь? – Про внутренности уже каждая собака знает, Корм. В новостях передавали. Страйк и Робин быстро переглянулись. – Когда? – Сегодня днем. Полицейские, мне кажется, пронюхали, что готовится такой выпуск, и решили допросить ее с утра, чтобы вытянуть как можно больше, пока подробности не получили огласку. – Значит, информацию слил один из них, – вскипел Страйк. – Это серьезное обвинение. – Один мой знакомый журналист платит «кроту», чтобы тот держал его в курсе. – Интересные у тебя знакомства. – Работа такая. Спасибо, что позвонила, Илса. – Не за что. Постарайся, чтобы ее не упекли за решетку, Корм. Чем-то она мне симпатична. – Кто это? – спросила Робин, когда Илса повесила трубку. – Старая знакомая из Корнуолла, бывшая одноклассница. Адвокат. Вышла замуж за моего лондонского приятеля, – объяснил Страйк. – Я свел с ней Леонору, поскольку… черт! За поворотом они уперлись в огромный хвост автомобилей, застрявших в пробке. Робин затормозила и остановилась позади «пежо». – Черт! – повторил Страйк, косясь на сосредоточенный профиль Робин. – Опять авария, – сказала Робин. – Вижу мигалки. Она представила, какое лицо будет у Мэтью, когда он услышит, что она опоздала на ночной поезд. Похороны его матери… как можно не приехать на похороны? Ей бы следовало уже быть на месте, в родительском доме Мэтью, помогать с приготовлениями, утешать. Дорожная сумка уже должна была бы стоять в спальне у нее дома, а отглаженная траурная одежда, необходимая для краткой церемонии прощания, – висеть на плечиках в старом платяном шкафу. Накануне похорон миссис Канлифф, без пяти минут ее свекрови, она помчалась куда-то со Страйком, да еще в такую непогоду, и застряла в пробке за двести миль от церкви, близ которой упокоится мама Мэтью. «Он меня не простит. Он никогда меня не простит, если я не приеду на похороны. Я пошла на это…» Ну почему, почему именно сегодня перед ней встал такой выбор? Почему началась метель? У Робин внутри все переворачивалось от волнения, а машины не двигались. Страйк молча включил радио. В машину ворвались Take That с песней о том, что нынче виден прогресс, где прежде его не было{24}. Робин только изводилась от этой музыки, но вслух ничего не говорила. Машины продвинулись на несколько метров вперед. «Господи, помоги мне успеть на поезд!» – безмолвно молилась Робин. Минут сорок пять они ползли сквозь снежные заносы. Уже смеркалось. Казалось бы, у них изначально был вагон времени, но сейчас все шло к тому, что ей придется коротать ночь на опустевшем вокзале. Им уже было видно место происшествия: полиция, огни, смятый в лепешку «поло». – Вот теперь успеешь, – заговорил Страйк впервые с того момента, когда включил музыку: они ожидали сигнала регулировщика. – В последнюю минуту, но успеешь. Робин не ответила. За Страйком никакой вины не было: он предлагал ей взять выходной. Она сама напросилась с ним в Девон, она соврала Мэтью, что в дневном поезде уже не было мест. Да лучше бы она простояла на ногах всю дорогу от Лондона до Харрогейта, чем вообще не появиться на похоронах миссис Канлифф. Страйк прожил с Шарлоттой шестнадцать лет – и то их разлучила его работа. А она не хотела разлучаться с Мэтью. Ну зачем она это сделала, зачем предложила Страйку свои водительские услуги? В плотном потоке машин они тащились еле-еле. Около пяти, аккурат в час пик, добрались до Рединга – и снова застряли. По радио передавали новости. Страйк сделал погромче. Робин старалась вникнуть в сообщения об убийстве Куайна, но сердцем была в Йоркшире, как будто разом перемахнула через все заторы, оставив позади снежные мили. «Полиция подтверждает, что писатель Оуэн Куайн, чье тело обнаружили шесть дней назад в лондонском районе Бэронз-Корт, в принадлежавшем покойному доме, был убит таким же способом, как и герой его последней, неопубликованной книги. Задержаний пока произведено не было. Выступивший сегодня перед журналистами инспектор уголовной полиции Ричард Энстис, который ведет следствие, заявил…» Энстис, как отметил Страйк, говорил натянуто и шаблонно. Вряд ли он по доброй воле выбрал такую манеру. – Нас интересуют свидетельства всех, кто имел доступ к рукописи последнего произведения мистера Куайна… – Инспектор, вы можете нам сказать, как именно был убит мистер Куайн? – спросил нетерпеливый мужской голос. – Мы ждем полных результатов судебно-медицинской экспертизы, – ответил Энстис и тут же был атакован репортером-женщиной: – Вы подтверждаете, что убийца вырезал некоторые части тела мистера Куайна? – С места преступления исчезла часть внутренних органов убитого, – сказал Энстис. – В настоящее время отрабатывается несколько версий, но мы просим общественность сообщать нам любую информацию. Мы имеем дело с тяжким преступлением и считаем, что убийца крайне опасен. – Боже, опять! – в отчаянии проговорила Робин, и Страйк, подняв голову, увидел впереди вереницу красных стоп-сигналов. – Неужели и здесь авария? Резким щелчком Страйк выключил радио, опустил стекло и высунул голову на снегопад. – Нет! – прокричал он ей. – Кто-то на обочине увяз… в сугробе… сейчас поедем, – заверил он. Однако помеху устранили только минут через сорок. Все три полосы были полностью забиты, и движение возобновилось с черепашьей скоростью. – Нет, не успею, – пересохшими губами прошептала Робин, когда они добрались до окраины Лондона. Было двадцать минут одиннадцатого. – Успеешь, – сказал Страйк. – Заткни ты эту фигню… – он сам отключил навигатор, – и не вздумай сейчас сворачивать!.. – Но я должна довезти тебя до… – Да ничего ты мне не должна… вот сейчас налево… – Нельзя, там одностороннее движение! – Налево! – заорал он и рванул руль. – Что ты делаешь, это же опасно! – Ты хочешь успеть на похороны, будь они неладны? Жми на газ! Давай направо… – Где мы находимся? – Не заморачивайся. – Страйк вглядывался сквозь метель. – Здесь прямо… у моего друга отец – таксист, он меня кое-чему научил… еще раз направо… Да плевать на «кирпич», кого в такую погоду сюда понесет? Гони прямо, а за светофором – налево! – Но я же не могу бросить тебя на вокзале, – спохватилась Робин, которая до сих пор безропотно следовала его инструкциям. – Ты ведь не сможешь вести машину, куда ты ее денешь? – Забей на машину, я что-нибудь придумаю… так, вот сюда… второй поворот направо… Без пяти одиннадцать впереди возникли, как видение рая, башни вокзала Сент-Панкрас{25}. – Тормози, вылезай – и бегом, – приказал Страйк. – Если сядешь в поезд – отзвонись. Если нет – я жду здесь. – Спасибо тебе! И она умчалась в темноту, размахивая дорожной сумкой. Страйк представил, как она слегка поскользнется на вокзальном полу, но не упадет, будет бешено озираться в поисках нужной платформы… «Лендкрузер», в соответствии с его указаниями, был припаркован у бордюра, на сплошной двойной. Если она успеет на поезд, он останется в бесполезной прокатной машине, которую, как пить дать, уволочет эвакуатор. Золотистые стрелки на вокзальных часах неумолимо приближались к двадцати трем. Страйк мысленно видел, как захлопываются двери поезда, а Робин, с развевающейся золотисто-рыжей гривой, несется по перрону… Одна минута двенадцатого. Страйк выжидал. Робин не появилась. Он подождал еще. Пять минут двенадцатого. Шесть. Тут раздался телефонный звонок.