– Говорю же, Леонора Куайн! – воскликнула Пиппа. – Мы-то ее насквозь видим, знаем, на что она способна! Ненавидит нас – и меня, и Кэт, на все пойдет, чтобы нас загнобить. Убила Оуэна, а теперь хочет на нас свалить! И нечего тут рожи корчить! – выкрикнула она, когда тяжелые брови Страйка поползли вверх. – Она же бешеная, ревнивая как черт… не разрешала ему с нами видеться, а теперь еще и тебя науськивает – против нас улики собирать! – Ты сама-то веришь в этот параноидальный бред? – Мы не слепые, видим, что делается! – кричала Пиппа. – Заткнись! Когда ты начала меня выслеживать, никто, кроме убийцы, не знал, что Куайна нет в живых. Ты увязалась за мной в тот самый день, когда я обнаружил труп, а до этого, насколько я знаю, ты целую неделю следила за Леонорой. С какой целью? – Она не ответила, и Стайк повторил: – Последний раз спрашиваю: зачем ты шла за мной от дома Леоноры? – Я думала, ты меня приведешь туда, где он прячется, – ответила Пиппа. – Зачем тебе понадобилось вынюхивать, где он прячется? – Зачем, зачем… Чтоб его убить! – крикнула Пиппа, и Робин еще раз убедилась, что наблюдает, как и у Мартина, почти полное отсутствие инстинкта самосохранения. – А убивать-то за что? – буднично поинтересовался Страйк, словно не услышал ничего сверхъестественного. – За то, что он нас опозорил в этой книжонке поганой! Будто сам не знаешь… ты же читал… «Эписин»… вот гад, вот гад… – Прекрати истерику! Значит, ты к тому времени прочла «Бомбикса Мори»? – Да уж конечно… – И стала регулярно засовывать дерьмо в прорезь для почты? – Дерьмо к дерьму! – бросила она. – Остроумно. Когда же ты прочла книгу? – Кэт мне по телефону зачитала отрывки, где про нас с ней написано, а потом я заехала и сама… – В какой момент она зачитала тебе отрывки по телефону? – К-когда пришла домой и на коврике нашла эту хрень. Всю рукопись целиком. Еле сумела дверь открыть. Он ей листок за листком в щель для почты бросил вместе с з-запиской, – всхлипывала Пиппа Миджли. – Она мне показывала. – И что было в записке? – В ней так говорилось: «Час расплаты для нас обоих. Надеюсь, теперь ты счастлива! Оуэн». – «Час расплаты для нас обоих»? – хмурясь, повторил Страйк. – Тебе известно, что это означало? – Кэт не стала объяснять, но я-то знаю: она поняла. На ней лица не было, – тяжело дыша, проговорила Пиппа. – Она… она добрая. Ты ее не знаешь. Она мне к-как мать. Мы с ней познакомились у него на семинаре и стали… стали как… – У нее перехватило дыхание. – А он – мразь. Врал нам про то, что пишет, врал… про все врал… Пиппа опять в голос зарыдала, и Робин, опасаясь насчет мистера Крауди, осторожно попросила: – Пиппа, ты расскажи, что он вам наврал, вот и все. Корморан хочет узнать правду, он не собирается никого подставлять… Робин не могла поручиться, что Пиппа услышала и поверила; скорее всего, ей просто хотелось облегчить израненную душу, но, так или иначе, она сделала судорожный вдох и разразилась потоком слов: – Он говорил, что я ему – как вторая дочь, он сам мне это г-говорил. У меня от него секретов не было, он знал, что мать меня из дому в-вышвырнула и все такое. А еще я написала к-книгу про свою жизнь и ему показала, и он так загорелся, п-похвалил, обещал помочь с публикацией и сказал нам с Кэт, что вставил нас обеих в свой новый роман и я там – «чистая, неприкаянная душа», он сам мне так сказал, слово в слово, – у Пиппы дрожали губы, – и даже как-то раз сделал вид, что читает мне по телефону отрывок, просто чудесный, а сам… сам написал такое… Кэт ходила сама не своя… пещера… Гарпия, Эписин… – Значит, Кэтрин вернулась домой и увидела на коврике листы этой рукописи, – не выдержал Страйк. – Вернулась домой откуда – с работы? – Из хосписа – у нее сестра при смерти лежала. – И было это – когда? – в третий раз спросил Страйк. – Да кого это касается? – Меня, черт побери, это касается! – взорвался Страйк. – Наверное, девятого ноября? – подсказала Робин, которая, отвернув монитор от дивана, где сидела Пиппа, успела просмотреть блог Кэтрин Кент. – Могло это быть девятого, во вторник? Как ты считаешь, Пиппа? В первый вторник после Ночи костров? – Это было… ага, мне кажется, все верно! – Пиппу поразила такая счастливая догадка Робин. – Да-да, я помню, Кэт к сестре поехала в Ночь костров – Анджеле совсем худо стало… – А как ты запомнила, что это произошло в Ночь костров? – спросил Страйк. – Да очень просто: Оуэн в тот вечер сказал Кэт, что не сможет с ней встретиться, потому как будет запускать фейерверки со своей доченькой, – объяснила Пиппа. – И Кэт жутко расстроилась, тем более что он собирался уйти из семьи. Он же обещал, он обещал, что бросит свою сучку-жену, а потом вдруг вспомнил, что ему надо поиграть в хлопушки с этой деб… Пиппа осеклась, но Страйк закончил вместо нее: – С этой дебилкой? – Я не со зла, – смешалась Пиппа и, похоже, больше устыдилась одного неосторожного слова, чем двух нападений на Страйка. – Мы-то с Кэт между собой всегда понимали: его дочь – это просто предлог, чтобы ему не уходить из семьи и не съезжаться с Кэт… – Чем занялась в тот вечер Кэтрин, когда узнала, что Куайн не придет? – спросил Страйк. – Позвала меня к себе, я пришла. А потом ей позвонили, что ее сестре Анджеле резко стало хуже, и она поехала к ней. У Анджелы был рак. Метастазы пошли по всему организму. – Где лежала Анджела? – Говорю же, в хосписе. В Клэпхеме. – Как Кэтрин туда добиралась? – Да какая разница? – Здесь я вопросы задаю, понятно? – Откуда мне знать… на метро, наверное. У Анджелы она пробыла трое суток, спала возле ее койки прямо на полу, на матрасе, потому как врачи сказали, что Анджела вот-вот умрет, но она все не умирала, и Кэт поехала домой переодеться – а там на коврике эти листы. – А почему ты так уверена, что она приехала домой именно во вторник? – спросила Робин, и Страйк, который собирался задать тот же самый вопрос, посмотрел на нее с удивлением. Он еще не знал про старичка-букиниста и воронку в Германии. – Да потому, что по вторникам, в вечернюю смену, я работаю в службе доверия – туда она мне и позвонила в полном раздрае, потому что сложила все листы по порядку и увидела, чтó там о нас написано… – Что ж, все это очень увлекательно, – сказал Страйк, – только Кэтрин Кент заявила полицейским, что в глаза не видела «Бомбикса Мори». В других обстоятельствах перекошенное от ужаса лицо Пиппы могло бы показаться смешным. – Развел меня, гад! – Но ты – крепкий орешек, – сказал Страйк. – Даже не думай, – добавил он, преграждая ей путь к выходу. – Он был… полное… полное дерьмо! – вскричала Пиппа, бурля от бессильной ярости. – Он нас использовал! Делал вид, что интересуется нашим т-творчеством, а сам все время нас использовал, лживый п-подонок! Я-то думала, он понимает, чего я хлебнула в этой жизни, мы с ним часами беседовали, он мне советовал непременно писать дальше… обещал, что поможет напечататься… На Страйка нахлынуло внезапное изнеможение. Ну в самом деле, что за мания – печататься? – …а сам просто подмазывался как мог, чтобы вытянуть из меня самые потаенные мысли и чувства, а с Кэт… что он сделал с Кэт… вам этого не понять… я ничуть не жалею, что сучка-жена его убила! Если б она сама этого не сделала, то… – Почему, – с нажимом перебил ее Страйк, – ты все время твердишь, что его убила жена? – Потому что у Кэт имеются доказательства! Короткая пауза. – Какие доказательства? – спросил Страйк. – Ишь, любопытный! – зашлась истерическим смехом Пиппа. – Много будешь знать, скоро состаришься! – Если у нее имеются доказательства, почему она не предъявила их полиции? – Из сострадания! – выкрикнула Пиппа. – Тебе этого не… – Да что ж это такое? – раздался из-за двери брюзгливый голос. – Сколько можно кричать? – Принесла нелегкая, – пробормотал Страйк, увидев за стеклом размытый силуэт мистера Крауди. Робин пошла открывать. – Очень просим нас извинить, мистер Крау… Пиппа мгновенно сорвалась с дивана. Страйк успел ее схватить, но от резкого броска вперед у него мучительно подвернулось колено. Отшвырнув мистера Крауди в сторону, Пиппа с грохотом сбежала по лестнице – и была такова. – Пусть катится! – сказал Страйк, увидев, что Робин готова бежать в погоню. – По крайней мере, нож ее у меня. – Нож? – взвизгнул мистер Крауди, после чего они пятнадцать минут уговаривали его не звонить домовладельцу (шумиха, поднявшаяся после раскрытия дела Лулы Лэндри, страшно нервировала графического дизайнера, который теперь жил в постоянном страхе, что очередной злодей придет убивать Страйка и ошибется этажом). – Господи, – выдохнул Страйк, когда им наконец удалось успокоить и выпроводить соседа. Страйк тяжело опустился на диван; Робин заняла компьютерное кресло, и через пару секунд, встретившись глазами, они расхохотались.