— Что случилось? — Едва взглянув на меня, подруга поняла, что дело неладно. — Я была у Дениса. Я плашмя рухнула на диван. — И? Вместо ответа я яростно побила подушку, потом положила ее себе на лицо и замерла в тщетной надежде на быстрое самоудушение. Подушка не приглушила тяжкий вздох, который издала сердобольная Алка. Потом проскрипели дверцы комода. Я сдвинула в сторону подушку, чтобы посмотреть. Старый бабушкин комод — Алкин аналог сейфа. Она хранит в нем разные жутко важные вещи вроде гербария, собранного в третьем классе, полного собрания своих девичьих дневников и незаконченного портрета любимого, выполненного в технике вышивки «крестик» разноцветным мулине по суровой холстине. Любимый у Алки, если кто не понял, один — это Зяма, но портрет ее отчаянно компрометирует. Чудище на нем похоже на самого кошмарного из всех голливудских инопланетян-гуманоидов. Если бы наша общая с братцем мама (заметим — закаленный автор ужастиков!) увидела это произведение вышивально-изобразительного искусства, она нипочем не признала бы родного сына. А если бы портрет увидел сам Зяма, он бы смертельно обиделся. Именно поэтому, я думаю, Трошкина прячет незаконченный шедевр в глубинах комода. — Вот. — Рядом со мной шлепнулось что-то легкое. — Неплохие, по-моему, альтернативные варианты. Я сбросила подушку и села. Алка развернула глянцевый журнал. — Ты это не сдала в макулатуру? — удивилась я. Тут надо сказать, что Трошкину время от времени накрывает одна, но пламенная страсть к какой-нибудь чуши вроде сыроедения, самодельной косметики или нейро-лингвистического программирования. В такие периоды Алка делается горячим поклонником и яростным пропагандистом того учения, в которое беззаветно уверовала, но рано или поздно блажь проходит, Трошкина развенчивает кумиров, разбивает божков и тащит на помойку все атрибуты отринутого культа. В прошлом году она вот так повелась на практическую психологию и с полгода скупала все дамские журналы с дурацкими тестами и небезвредными советами. Потом это прошло, и я была уверена, что журналы стройными стопками ушли в пункт приема вторсырья и благополучно превратились в общественно полезную туалетную бумагу. — Этот журнал я сохранила, — сказала Алка. — Как знала, что еще понадобится! — Ладно, что тут? — Кто, — поправила подружка. — Это топ-5 самых желанных холостяков в мире. Они все долларовые миллиардеры моложе тридцати пяти лет. Смотри, вот это Скотт Дункан из Техаса. Тридцать два года, американский предприниматель, владеющий состоянием в пять с половиной миллиардов долларов. По-моему, ничего так, а? — С ума сошла? Русская женщина не может выйти за мужика по имени Скотт! Как я его буду звать ласково — Скотик мой?! — Да, это неловко. — Алка не стала спорить. — Тогда вот этот — Томас Перссон, тридцатилетний шведский бизнесмен, состояние которого оценивается в два миллиарда восемьсот миллионов долларов. Владелец бренда H&M. — Терпеть не могу эту марку, — скривилась я. — Тогда третий номер: Эван Томас Шпигель, двадцать четыре года, один и семь десятых миллиарда баксов. Между прочим, паренек является разработчиком приложения Snapchat. — У-у-у, ботан! — Тогда этот вот — Карл Эрик Хаген. Двадцать семь лет, состояние такое же, как у отвергнутого тобой ботана, но этот явно горячий скандинавский парень, смотри, какая у него порочная улыбочка. — Он толстый и похож на пьяного Карлсона! — А чем плох Карлсон? — Я повторяю: он толстый! — И вовсе незачем было так орать. — Подружка выбила из уха мою горловую руладу. — Все, остался только один кандидат, зато какой! Ему тридцать один год, он не толстый, не ботан — известный раллийный гонщик, немецкий аристократ, состояние — полтора миллиарда долларов, и имя максимально не скотское, тут ты точно не сможешь быть в претензии. Готова? — Ну? — Принц Альберт Второй Мария Ламораль Мигель Йоханнес Габриэль фон Турн-унд-Таксис! Я действительно заинтересовалась: — Ты это сейчас по бумажке прочитала или заранее выучила наизусть? — Выучила! И тебе советую выучить! — Зачем? — А вот представь: сидим мы в офисе с девочками, обсуждаем мужиков, и тут вдруг кто-то задает тебе неловкий вопрос о твоей личной жизни. И что? Ты краснеешь, бледнеешь и признаешься, что трагически одинока? Нет! — Алка развернула плечики и улыбнулась, как Одри Хепберн. — Ты говоришь: «Ах, у меня такие высокие стандарты… Мой идеал — принц Альберт Второй Мария Ламораль Мигель Йоханнес Габриэль фон Турн-унд-Таксис!» И все такие — бряк отпавшими челюстями о столы! — Картинка маргарином, — согласилась я, начиная хихикать. Потом нас обеих прорвало, мы хохотали и катались по дивану, держась за животики. Мне стало легче и значительно веселей. Уходя к себе, я забрала у Алки журнальчик и перед сном заучила затейливое имечко немецкого принца как скороговорку. Вдруг и вправду пригодится. Вторник Новый рабочий день в славном агентстве «МБС» начался с небольшой сенсации. Стараниями секретарши Ниночки утренний кофе, до основательной заправки которым наш офисный механизм не заводится, был приправлен пикантным слухом. Накануне вечером красотка Ниночка, романтически ужиная в ресторане с очередным поклонником, наблюдала в аналогичной диспозиции Зару Рафаэловну! Поверить в это было трудно, ибо все давно убедились, что вечная любовь и истинная страсть Заразы — это деньги, и эротичному процессу их обретения она предается двадцать четыре часа в сутки. Публика, собравшаяся у кофеварки, взволновалась. Чего ждать от коммерческого директора, закрутившего роман, никто не понимал, но сам факт казался противоестественным и даже общественно опасным. Кто будет приносить нам денежные заказы, если Зара Рафаэловна с головой нырнет в любовь? В плане бизнеса это жутко деструктивное чувство! Созидательны амурные истории разве что для художников и скульпторов, которые в паузах между интимными актами хватаются за кисти и резцы, запечатлевая томных полураздетых возлюбленных на зависть потомкам. — Ты, Мордвинова, снова что-то не так поняла, — упрекнул секретаршу Веник, огорченный как открывающимися перспективами, так и тем, что на сей раз не он распространил любопытную сплетню. — Наверняка это была деловая встреча, а вовсе никакое не свидание. — Веня, а ты ходишь на деловые свидания с декольте до пупа? — огрызнулась оскорбленная Ниночка. Режиссер покраснел и проворно слинял в задние ряды. Коллеги проводили его заинтересованными взглядами и снова уставились на секретаршу, ожидая подробностей. — Они держались за руки, и мужчина глядел на Заразу с такой тоской и нежностью! — Ниночка закатила глаза. — А что за мужчина-то? — спросила наша бухгалтерша Дарья Петровна — женщина основательная, как бульдозер. Наших офисных джентльменов, за исключением только Бронича, она мужчинами не считает, презрительно называя их всех «эти шкеты». — Внушительный мужчина. — Ниночка руками обрисовала в воздухе нечто вроде ионической колонны — такой, знаете, с крупными завитками сверху. — Кудрявый? — уточнила я. Секретарша кивнула. — Жаль кудрявого, — закручинилась Дарья Петровна, горестно хлюпнула кофейком и ушла. Ни у кого не было сомнений в том, что любовь безымянного кудрявого с нашей Заразой будет недолгой, но до гроба. Как у богомолов в живой природе, где самка откусывает голову партнеру сразу после спаривания. В задумчивости офисные труженики привычно рассредоточились по линии трудового фронта, и вскоре рабочий день рекламщиков понесся, как обычно, бешеным галопом, с хрипами и ржанием. К нам с Трошкиной примчался Веник. С разбегу уточнил неуважительно: — Это вы у нас теперь писатели про где пожрать? — Мы у нас фуд-блогеры, — ответила я нарочито неэмоционально, но при этом напоказ взвешивая в руке увесистое пресс-папье. — А тебе-то что? — А то, что нужно срочно придумать слоган для рекламной акции кафе «Волшебный Сад». — Веник швырнул мне на стол листовку. — Суть акции в том, что каждый, кто закажет в этом кафе целую пиццу, получит в подарок кувшин домашнего лимонада. Сочините-ка что-нибудь быстренько, это малобюджетный заказ с оплатой максимум часа работы креативного сотрудника. — Да запросто! Я встала, высоко подняла голову, выдвинула вперед правую ногу, взмахнула дланью и сходу выдала в подражание Маяковскому: Все — в кафе «Волшебный сад»! Там бесплатный лимонад! Лимонад и пицца —