– Можете поставить ее под окнами номера. Там ваша машина будет в полной безопасности. Да что там, ее даже с дороги не будет видно. Мужчина одарил его идиотской улыбочкой, каких дежурный тоже уже навидался, взял ключ и повел свою бабу в постель. Дежурный фыркнул, стараясь подавить легкое, совсем крошечное чувство зависти. Нурич заставил женщину допить почти весь остаток бренди. Когда она опьянела настолько, что с трудом держалась на ногах, он раздел ее догола. Ужас пробивался сквозь застилавшую ее глаза дымку, но она была слишком пьяна, чтобы сопротивляться. Нурич привязал ее за лодыжки и запястья к дальней от двери кровати. Нагота и поза укрепили ее страхи и лишили остатков воли. Она отключилась еще прежде, чем он закончил ее привязывать. Нурич не знал, от бренди ли это вышло или от страха, но сам так устал, что его это мало волновало. Ему здорово повезло с раздельными кроватями. От Нурича не укрылся садизм в шутке дежурного. А ведь правда повезло, подумал он. Она обездвижена, но во вполне удобном положении, так что не будет слишком уж паниковать, а я спокойно высплюсь в собственной постели. Нурич устало разделся, проверил, надежно ли заперта дверь, и лег спать, привязав пистолет шнурком к запястью. Завтра, подумал он, засыпая, все завтра… Глава 16 – Что ж, вздуем друг дружку? – спросил Труляля, внезапно успокаиваясь. – Пожалуй, – угрюмо отвечал Траляля, вылезая из зонтика. – Только пусть она поможет нам одеться. В Гавр Кевин приехал поздним вечером в четверг. Там он доверил руководство помощнику, а сам несколько часов поспал. Штаб устроили в арендованном ради такого случая офисе. Дорожная полиция Монтаны нашла угнанный Розой автомобиль на юго-востоке штата, но самого его уже и след простыл. Доктор Лофтс прилетел на авиабазу и ждал. Кондор ждал. Пожилой джентльмен в Вашингтоне тоже ждал. Все ждут меня, думал Кевин. А я здесь – в Гавре, штат Монтана – тоже жду. Жду человека, который неизвестно где находится. В отличие от Кевина, Нурич проснулся в пятницу поздно – в десять с лишним. Его пленница тоже проснулась и взглянула на него широко открытыми покрасневшими глазами. Он решил, что глаза покраснели отчасти из-за слез, отчасти – из-за бренди. Нурич развязал ее, чтобы она смогла сходить в туалет, но одеться не позволил. Потом снова привязал к постели, вставив на этот раз в рот кляп, и вышел из номера, повесив на дверь табличку «НЕ БЕСПОКОИТЬ». Менеджер, похоже, поверил в похмелье его «жены» и без особого сопротивления принял предложение Нурича доверить уборку и смену постельного белья самим жильцам. В крошечном магазинчике Нурич купил готовые обеды, шоколадные батончики, растворимый кофе и фрукты второй свежести – все по совершенно смехотворным ценам. Расплатился он деньгами женщины. Еще он купил ежедневные газеты из Грейт-Фолс и Гавра, а также три упаковки по шесть банок пива. Вернувшись в мотель, Нурич приготовил для них двоих сытный ленч. Он заставил женщину запить еду двумя банками пива. Сам он пил только молоко. Он позволил ей посидеть еще немного на стуле, пока читал газеты и допивал свой кофе. Нурич не нашел в газетах ничего интересного; его не взволновала даже заметка в «Грейт-Фолс трайбьюн», в которой армейские представители заверяли местных фермеров в том, что проходящие в этой части штата маневры не нанесут ущерба урожаю. Весь день Нурич провел за просмотром телевизора. Он вынудил свою пленницу ходить по номеру взад-вперед, а одежду ей не вернул. Он заставил ее допить упаковку пива. Алкоголь сковывал ее движения, но Нурич не давал ей отдохнуть. Он хотел, чтобы к моменту, когда он оставит ее, женщина совершенно лишилась сил. Он не сомневался в том, что страх, спиртное, физическая усталость и полное подавление личности дадут именно такой результат, и очень скоро. Отдыхать он ей позволял только тогда, когда проверял свое оборудование. На это время он связывал ей руки за спиной, надевал на голову наволочку и заставлял стоять на коленях в углу. Проверяя оборудование, он слышал ее сдавленные всхлипы. Московское начальство подготовило его достаточно неплохо. Маленький ящичек со светящимися лампочками индикаторов, похоже, работал как надо – по крайней мере, насколько мог судить Нурич. Хорошо, что вся считанная информация записывалась на компакт-кассету, которую он должен был захватить с собой. Это позволяло ему не тащить аппарат в обратный путь. Он просто мог выкинуть его на первой попавшейся свалке, предварительно приведя в действие механизм самоуничтожения с двухминутным таймером. Опять-таки кассета означала, что Нуричу не обязательно быть техническим гением и расшифровывать то, что говорит эта железяка. Ему достаточно передать кассету специалистам. Нурич медленно провел рукой по гладкой металлической поверхности. Электрические импульсы, похоже, передались ему и вызвали возбуждение. Все его подозрения и предчувствия насчет важности и подготовки операции никуда не делись, но Нурич заразился лихорадочной энергией ожидания. Возможно, матушка-Россия и выгадает что-то в результате всех этих дурацких игр. А значит, и он выиграет, побьет американцев на их собственном поле. Нурич улыбнулся. Кто знает, к чему вообще приведет эта операция? Сумка для транспортировки аппарата могла использоваться и как рюкзак – для этого Нуричу потребовалось всего лишь перестегнуть пару карабинов. Он продел руки в лямки и вскинул аппарат на спину. Тот весил почти шестьдесят фунтов. Устройство было предельно компактным: относительно малые габариты компенсировались большим весом. Нурич находился в идеальной физической форме. Он решил, что убежать с этой штукой на спине далеко не сможет, но вилять, уклоняясь от пуль или наблюдения, – вполне. Он тщательно проверил одежду, карты, запас наличных, поддельные документы и оружие. Все казалось в порядке. Потом накрыл свое оборудование одеялом, развязал пленницу и заставил ее продолжить бесцельную ходьбу. Ближе к вечеру Нурич приказал женщине одеться. Она повиновалась без единого слова. Он знал, что она благодарна ему за возможность прикрыть наготу. Когда пленница привела себя в порядок, Нурич вывел ее на улицу, и они погуляли немного рука об руку в крошечном внутреннем дворике мотеля. Краем глаза Нурич видел, что менеджер наблюдает за ними. Продемонстрировав свою спутницу живой и невредимой, Нурич отвел ее обратно в номер, где она продолжила свою ходьбу голышом. Вскоре после захода солнца Нурич приготовил обед. Он съел несколько шоколадных батончиков и самый питательный из готовых обедов. Запил это чашкой черного кофе и оставил кофейник на плите, чтобы выпить последнюю чашку перед самым выходом. Он накормил свою голую пленницу, а потом заставил ее быстро выпить оставшиеся десять банок пива. Последние три дались ей с трудом, но всякий раз, как она опускала руку или, казалось, готова была вырубиться, Нурич проводил рукой по ее телу. Она вздрагивала, беззвучно плакала, но пиво допила. Нурич отнес ее на кровать, накрыл ей глаза ватными дисками и зафиксировал их пластырем. Затем снова привязал ее за руки и ноги к углам кровати и накрыл простыней. Кляп Нурич решил не использовать: женщина могла задохнуться. В любом случае вряд ли она проснется до завтрашнего полудня. И в том, что она станет звать на помощь, Нурич тоже сомневался. С завязанными глазами, обнаженная и беспомощная, она не будет иметь ни малейшего представления о том, где она и что с ней. Даже если и догадается, что он ее бросил, страх и алкогольные пары заставят ее молчать, решил Нурич. Он был уверен в том, что ее не найдут до тех пор, пока любопытство менеджера не возьмет верх над осторожностью, а это могло случиться и через двое суток. Столько она вполне продержится. Она расскажет полиции о психе, но никак не о шпионе. Если американцы знают, кто он, ее рассказ ничего к их информации не добавит. Если не знают, то вообще не догадаются о том, что же произошло на самом деле. В общем, он ничем не рисковал, сохраняя ей жизнь. Нурич наскоро просмотрел карты, которые и так выучил наизусть, пока репетировал план операции со всеми возможными вариантами действий. Покончив с делами, он взглянул на часы. Девять вечера. Нурич надел маскировочный костюм, а поверх него – обычную одежду. С темным гримом он подождет до тех пор, пока не окажется совсем рядом со стартовой позицией. Он выложил на стол два шоколадных батончика, чтобы съесть их с последней чашкой кофе перед выходом в полночь. Потом лег на свободную кровать, завел на всякий случай будильник, закрыл глаза и постарался выбросить из головы все мысли. Чу предупредил Шейлу с Малькольмом всего за пять минут до своего приезда. Если он и заметил перемены в их поведении, то виду не подал. Единственное, о чем он беспокоился вслух, – это то, что присутствие в городке двух людей восточной наружности может вызвать подозрения. Малькольм попытался ненавязчиво подогреть эти опасения в надежде на то, что Чу оставит их вдвоем. Новость о эскападах Розы взволновала Чу сверх всякой меры. Он ходил по номеру взад-вперед, вслух прикидывая планы действий в чрезвычайных обстоятельствах. Информация о Робинсонах и Кинкейдах его, похоже, тоже заинтриговала. В какой-то момент Малькольму показалось, что эта информация возбудила Чу даже сильнее, чем новости о Розе. Впрочем, понять подлинные чувства Чу оставалось для Малькольма задачей почти непосильной. Чу оставил их часа через два. Он не сообщил, куда собирается, но дал понять, что не возвращается в Канаду и будет находиться поблизости. Напоследок он велел связаться с ним по радио тотчас же, как они узнают что-нибудь новое. Что угодно, подчеркнул он. – И что будем делать? – спросила Шейла у Малькольма после того, как Чу уехал. – А что нам остается? – хмыкнул Малькольм. – Только сидеть и ждать. Капитан Тедди Роу и его подчиненные провели несколько долгих, двенадцатичасовых дежурств в ожидании. Они ждали в холодные дни и в жаркие, в ветер и в дождь, днем и ночью. Капитан Роу не думал о том, долго ли еще придется ждать. Он выполнял приказ и собирался оставаться здесь до тех пор, пока ловушка не захлопнется – ну или пока их не отзовут. И людей своих он тоже держал начеку, поскольку эта операция была для него очень важна. Первые два года своей службы капитан Тедди Роу провел в пятом спецподразделении, базировавшемся в Нячанге, Южный Вьетнам. В те времена спецподразделения вообще, а расквартированные в Юго-Восточной Азии в особенности, подчинялись ЦРУ или, как называли его капитан Роу и его знакомые цэрэушники, Конторе. Капитану Роу пришлись по душе бесшабашные дни работы в Конторе, когда он во главе местных наемников устраивал проверки по деревням в рамках «активных контртеррористических рейдов» – под этим термином скрывались примерно такие же налеты, как те, что устраивали вьетконговские террористы… правда, с совершенно противоположными целями. Актровцы, или, как их называли, «актеры», стали фактическими предшественниками гораздо более известной и масштабной операции «Феникс», которой, впрочем, также руководила Контора. Однако славным для капитана Роу и Конторы временам пришел конец, когда президент Джонсон расширил в 1965 году американское присутствие во Вьетнаме и высадил там морскую пехоту. С тех пор Конторе пришлось делиться забавами с парнями из Пентагона. Хотя формально капитан Роу числился в армии, все удовольствие от войны куда-то улетучилось, когда за дело взялось его официальное начальство. Впрочем, он успел ухватиться за подвернувшуюся возможность остаться прикомандированным к Конторе – и на протяжении следующих лет ни разу не пожалел об этом выборе. С 1966 года капитан с завидной эффективностью проводил политику Конторы в Латинской Америке, Азии, Африке и даже на Ближнем Востоке. Вплоть до последней операции… Начиналась она совершенно заурядно. Одна мелкая, почти незаметная палестинская группировка вдруг начала приобретать популярность, угрожая сорвать арабо-израильское перемирие. Более того, эта популярность начала нарушать и без того хрупкий баланс сил в палестинском движении сопротивления, подрывая авторитет группировок, с которыми привыкло иметь дело ЦРУ. Солидные палестинские группировки явно не знали, как справиться с ситуацией, у израильтян не было на это полномочий – значит, решать проблему приходилось Конторе. Задача, поставленная перед Роу, не отличалась сложностью. Всей своей популярностью молодая группировка была обязана харизме своего лидера, под началом которого находилось чуть больше десятка вооруженных людей, что не мешало ему быстро завоевывать сердца сторонников в лагерях беженцев. Роу предстояло решить проблему, взорвав дом руководителя, но так, чтобы это выглядело как следствие неосторожного обращения со взрывчаткой. Подобные штуки случаются довольно часто, так что это не вызвало бы лишних подозрений. В одну прекрасную ночь Роу с группой подрывников захватили охраняемый абы как дом руководителя, установили заряды и растворились в ночи. Взрыв получился эффектный, но, как это иногда случается, эффективный не на сто процентов: один из телохранителей выжил и умер в госпитале только спустя четыре дня. К счастью, в сознание он не приходил, поэтому правды от него никто не узнал, но все эти четыре дня и Роу, и его начальство боялись, что он заговорит. Этот случай хорошо запомнился Роу, поэтому сейчас он не хотел никаких осечек. Все его подчиненные прошли Вьетнам и уже имели опыт работы на Контору. Роу рассредоточил двадцать четыре группы по три человека в каждой по стратегически важным точкам (как правило, возвышенностям), так что они держали под наблюдением девятнадцать стартовых позиций, которые пожилой джентльмен с Кевином определили наиболее вероятными целями операции русских. Сам капитан Роу с резервной тройкой разместились у той стартовой позиции, на которой погиб Паркинс. Луна была наполовину скрыта тучами, поэтому его подчиненные в камуфляже и в гриме становились практически неразличимыми уже на расстоянии в шесть футов. Они терпеливо всматривались в темноту. В состав каждой группы входил оператор системы ночного наблюдения, датчики которой контролировали все подходы к пусковой шахте. Разработанная для использования в джунглях Юго-Восточной Азии, эта компактная аппаратура засекала живые существа по шуму и выделениям тепла. Увы, аппаратура не умела отличать людей от животных, друзей от врагов. Не один боевой вылет «крепостей» Б-52 повлек за собой уничтожение диких животных или безобидных крестьян, которым не посчастливилось попасть в зону действия этих устройств. Капитан Роу не слишком доверял всей этой мудреной электронике, но признавал, что в умелых руках она могла оказаться вполне полезной. Капитан был рад, что его дежурство приходится на менее изнурительную ночную смену. Старшим дневной смены приходилось заботиться о том, чтобы его хорошо заметные на полях и холмах подчиненные казались простыми солдатами, проводящими учения. Кроме того, капитан Роу понимал, что реальные события, скорее всего, произойдут ночью. Ему приказали остановить диверсанта, и, видит бог, именно это он и собирался сделать. И никаких больше осечек. Каждый из подчиненных капитана Роу имел в своем распоряжении компактную рацию с миниатюрными наушниками, разработанную специально для спецслужб. В операциях такого рода связь имеет решающее значение, но нельзя допустить, чтобы ночная тишина вдруг нарушилась голосами из динамиков, – какая уж тут скрытность. Старшие групп имели помимо наушников еще и миниатюрные микрофоны. Сигнал пришел в три ночи. – Лис, Лис, вызывает Лиса-четыре, – зажужжала таблетка в ухе у капитана. Его заместитель легонько тронул его за плечо на случай, если капитан вдруг задремал. Вместо ответа капитан похлопал его по тыльной стороне ладони. – Лис слушает. Говорите. – Датчики засекли движение южнее первой площадки. Визуального контакта пока нет. Прием? – Вас понял. Держите меня в курсе. Лис – всем группам, приготовиться. Оператор капитана тоже дотронулся до его локтя. – И мы его засекли, сэр, – прошептал он. – От Лисы-четыре его отделяет холм, поэтому они не видят. – Бинокль, – потребовал Роу. Бинокль, подключенный к системе ночного видения, относился к самому ценному из всего его оборудования. Роу медленно осматривал пространство южнее того места, где погиб Паркинс. Свет прожекторов у шахты не позволял ему видеть в том направлении, но это капитана не беспокоило. Ту мертвую зону контролировал Лиса-семь. Капитан мог бы и не заметить нарушителя между комками земли, шарами перекати-поля и камнями, если бы тот не пошевелился как раз тогда, когда Роу с биноклем повернулся в его сторону. Капитан подкрутил резкость и присмотрелся. Он разглядел руку, потом какое-то устройство. Неизвестный снова пошевелился, и Роу увидел его целиком. Даже искаженные в инфракрасной подсветке цвета позволили Роу заметить, что человек отдет в камуфляж. Он посмотрел еще и передал бинокль заместителю. Включая микрофон, он улыбался. – Лис – всем группам. Подтверждаю присутствие неприятеля в ста ярдах южнее первой площадки. Он на восточном склоне холма, ярдах в двадцати от овражка. Лисы семь, восемь и девять, отрежьте ему пути отступления. Лисы три и десять, блокируйте его с западного фланга; Лисы одиннадцать и четыре – с восточного. Лиса-четырнадцать, займите позицию с севера от площадки. Не попадайте на освещенные места, чтобы он вас не увидел. Блокируйте ему отход в том направлении. Я с Лисой-пять. Моя группа обходит площадку с запада, Лиса-пять – с востока. Лиса-два, оставайтесь на месте и координируйте действия групп. Расчетное время действий – через две минуты. Ждите моего сигнала. Действуйте. Нурич спрятал машину за кучей гравия, оставленной дорожниками у пересечения местной дороги с шоссе номер два. Он решил, что в полтретьего ночи может не опасаться угона. Потом снял верхнюю одежду, оставшись в камуфляже, выкрасил лицо черным, натянул перчатки защитного цвета, в последний раз проверил оборудование и двинулся в направлении стартовой позиции, до которой оставалось всего две мили. Последние три четверти мили он одолел преимущественно ползком, используя все доступные естественные укрытия. Советские эксперты не пришли к единому мнению насчет радиуса действия телевизионных систем наблюдения у пусковой шахты, а светиться на контрольных экранах Нурич не хотел. По словам начальства, для нормального считывания информации ему достаточно подобраться к шахте на четверть мили, но при этом чем ближе удастся подойти, тем точнее будут результаты. Он прополз еще сотню ярдов и только тогда включил аппарат. Спустя пять минут мигнула красная лампочка, означавшая конец записи. Нурич сунул устройство в рюкзак и пополз назад тем же путем, которым попал сюда. Он прополз не больше двадцати футов, когда они осветили его лучом мощного фонаря. Яркий свет на мгновение ослепил его. Но прежде, чем они успели выкрикнуть: «Стой! Встать, руки вверх!» – Нурич выхватил свой револьвер сорок пятого калибра, скинул одну из лямок рюкзака, перекатился влево и дважды нажал на курок. Русские хорошо готовят своих агентов. Вторая пуля разбила стекло и разнесла лампу, погасив фонарь навсегда. Продолжая движение, тяжелая пуля пронзила рефлектор, тонкий стальной корпус и ударила в руку солдата, забывшего, что фонарь нужно держать в стороне от себя. Полученный капитаном Роу приказ требовал приложить максимум усилий к тому, чтобы захватить диверсанта живым. Он не давал команду открыть огонь даже после того, как тот ранил одного из солдат. Роу снова велел злоумышленнику сдаваться. Нурич так и не понял, что попал в засаду. Он решил, что на него случайно напоролся обычный патруль. Он знал, что ранил одного, и сомневался, чтобы в состав патруля входило больше трех человек. Нурич понимал, что остальных тоже нужно убить, пока те не вызвали по радио подкрепление. Он сбросил вторую лямку, освободившись от аппарата, щелкнул тумблером таймера системы самоуничтожения и откатился прочь от рюкзака – все прежде, чем капитан Роу успел выкрикнуть второе предупреждение. Еще одна ложь, которую скормили Нуричу шефы из КГБ, касалась системы самоуничтожения аппарата. По их заверениям, таймер настроен на двухминутную задержку – время, вполне достаточное для того, чтобы включить таймер, убедиться в том, что отсчет пошел, и убраться на безопасное расстояние. На самом деле таймер давал задержку всего в десять секунд, годных лишь на то, чтобы отменить взрыв, если тумблером щелкнули по ошибке. После включения таймера машина начинала издавать характерное жужжание, и техники сказали Нуричу, что он еще может отключить взрывное устройство, если перекинет тумблер в безопасное положение не позже чем через двадцать секунд после этого. На самом деле данное время составляло всего семь секунд. Все это замечательно служило целям Рыжова. Если уж ситуация потребует уничтожения машины, то нет повода сохранять жизнь и самому Нуричу. Такие «несчастные случаи» имели место и в прошлом, а тело лишь привлекло бы внимание американцев и подтвердило версию шпионажа. Впрочем, Нурич не ждал и десяти секунд. Он находился на расстоянии в двенадцать футов, когда взрыв разметал маленький аппарат, сделав его реконструкцию невозможной даже для изощренных американских техников. Взрыв отшвырнул Нурича еще дальше. Несколько осколков корпуса оцарапали ему ногу, но серьезных ранений он благополучно избежал. Капитана Роу взрыв застал врасплох. Источника его он не знал, однако предположил, что враг взорвал нечто вроде ручной гранаты. Из этого следовало, что противник хорошо вооружен, решительно настроен и очень опасен. Еще из этого следовало, что капитан Роу освобождается от необходимости ограничивать себя в средствах нейтрализации диверсанта. Не без некоторого удовлетворения он отдал своей группе приказ открыть огонь. Пуля, выпущенная из автоматической винтовки М16, разворачивает даже металлический ящик для патронов. Очереди из трех М16, которыми была вооружена группа капитана Роу, нанесли Нуричу гораздо больший ущерб. Агент-патриот умер прежде, чем успел осознать свою ошибку. Роу всмотрелся в тело, лежавшее перед ним на земле. Свет ручных фонарей придавал всему зрелищу оттенок нереальности. – У вас не было выбора, сэр, – постарался утешить капитана его заместитель, боявшийся, что тот расстроился, упустив возможность взять противника живым. – Оставалось только стрелять. Капитан Роу удивленно покосился на заместителя, потом жестом попросил сержанта-связиста дать ему микрофон. И прежде, чем сообщить новости на авиабазу Мальмстрем, он снова повернулся к заместителю. – Разумеется, лейтенант. Сам знаю. Он так и не понял, что огорчило его заместителя в ту ночь. В конце концов, западня сработала.