– Вы любите слушать радио? – поинтересовалась Фэй. – Что именно – наверное, новостные станции? Еще одна вспышка, сопровождаемая щелчком. – Мне повезло. Я могу позволить себе радио, которое получает информацию со спутников. Причем не только новости. – Ты еще расскажи ей про послания из открытого космоса. – В голосе лысого мужчины с айпадом в руках зазвучали презрительные нотки. – Повернись ко мне другим боком. – Она про это и так знает. – Нет, не знаю. – Еще как знаете. Представьте, вы занимаетесь какими-то своими делами, думаете о чем-то своем, может быть, сидите за рулем. И вдруг из радиоприемника раздается песня, и вы, где бы ни находились и что бы ни делали, вдруг понимаете, что она попала вам прямо в сердце. Это послание, которое приходит откуда-то с просторов Вселенной и задевает самые чувствительные струны в вашей душе. И когда вы слышите его, у вас возникает какое-то особое, непередаваемое чувство… да! Щелк. – А новости, которые передают по радио, я не люблю. Какие-то неведомые мне люди, которых я даже не вижу, что-то мне рассказывают… Нет, это не по мне. Зато музыка, которая слышится из динамика радиоприемника, дает нечто очень важное, говорит что-то обо мне, обо всех людях. Это как поэзия. Или кино. Или захватывающий роман. – Но есть ведь такие радиопередачи, которые непосредственно касаются вашей реальной жизни, – заметила женщина. – Да. – Значит, у него в голове не голоса, а аккорды, – пробормотал Питер. – А вам что помогает примириться с действительностью? – спросил, обращаясь к нему, Кондор. – Мне? – Питер покачал в ладони айпад. – Я выполняю программу. – Как вам работается? Есть какие-нибудь проблемы? – обратилась к Вину Фэй. – Никаких. Я появляюсь, делаю что положено. И отправляюсь домой. Пройдя на кухню, Фэй открыла холодильник. – Так, что у нас тут? Молоко – надеюсь, оно свежее. Контейнеры с какими-то остатками. Масло. Ванильный йогурт. Голубика. Этот хлеб, похоже, заплесневел. Слушайте, зачем вам столько вареного риса? Вы, наверное, любите китайскую еду. – Как и все. – Похоже, вы в хорошей физической форме. – Я регулярно делаю гимнастику тайцзи. – Вы всегда застилаете постель? – поинтересовалась женщина, увидев беспорядок, царивший на втором этаже, с которым явно диссонировала аккуратно заправленная кровать с изголовьем из медных прутьев. – А кто станет делать это за меня? – пожал плечами хозяин дома. – Это одна из привычек любого бывшего заключенного. Своего рода синдром. Фэй, открыв платяной шкаф, взглянула на висящую внутри одежду. Питер сфотографировал ее на айпад. Затем женщина направилась в ванную комнату и внимательно ее осмотрела. Сиденье унитаза было поднято. На кронштейне для душа висело голубое полотенце. Фэй открыла зеркальную дверцу шкафчика, подвешенного над раковиной. О черт. На двух полках шкафчика выстроились, словно солдаты на параде, ряды флаконов с таблетками, которые обвивали язычки рецептов. Большинство названий на этикетках заканчивались на «зин» и «мин». Кроме того, в них часто встречалась буква «экс». Таблетки и пилюли были самые разные – голубые, белые, желтые, зеленые. Круглые, сферические, словно мячики, овальные. Гелиевые капсулы, желатиновые капсулы. Несколько препаратов предназначались для людей, страдающих атеросклерозом. – Я видела по телевизору рекламу этого лекарства, – сказала Фэй, указывая на один из флаконов. – В том ролике были обнаженные мужчина и женщина, в сумерках сидевшие где-то на открытом воздухе рядом друг с другом, каждый в своей ванне. – В дневное время этот препарат тоже бывает полезен для парней вроде меня… с некоторыми проблемами. – Вот как? – Фэй вперила в Вина пристальный взгляд. – И как же ее зовут? – Той, кого вы имеете в виду, не существует. – Хорошо, пускай это будет он – мне все равно… – Для того, чтобы у человека возникли к кому-то некие романтические чувства, мало просто выпить пилюлю. – Расскажите мне о вашей личной жизни. – Взгляд женщины немного смягчился. – Есть ли у вас кто-то сейчас? Если нет, то кто был вашим близким человеком в последнее время? Ярко-красные губы шепчут: «Тсс». – Мне трудно ответить на этот вопрос. – Есть много разных лекарств, которые необходимы мужчинам, которым постоянно хочется в туалет. Вероятно, ваши доктора выбрали то, что подходит вам лучше всего. – Думаю, вы совершенно правы. Фэй посмотрела на Кондора, затем снова перевела взгляд на ряды флаконов. Ее глаза скользнули по расписанию приема медикаментов, прикрепленному скотчем к внутренней стороне дверцы шкафчика. – Тринадцать таблеток в день, – произнесла она. – Каждый должен быть одурманен, – сказал Вин и, взглянув на Фэй, понял, что, несмотря на молодость, она узнала цитату из Боба Дилана. – Есть хоть что-то, от чего вас не пытаются лечить с помощью таблеток? – Рак и сходные с ним заболевания-убийцы. Ими я вроде бы не страдаю. – Вы часто думаете об убийцах? – Вы серьезно? Странно слышать этот вопрос от вас. Питер тяжело протопал мимо ванной комнаты на второй этаж. – Какой у вас диагноз? – спросила женщина. – Посттравматический стресс. Параноидальный психоз. Утрата чувства реальности. Депрессия. Бредовый синдром. Тревожность. Могу добавить еще несколько заумных формулировок. – И что это означает в практическом смысле? – Иногда мне кажется, что все происходящее со мной – это кино. Я словно теряюсь во времени. Порой меня мучают воспоминания. Таблетки помогают с этим бороться. А тут еще и вы появились. Похоже, делается все возможное, чтобы я мог забыть прошлое и жить дальше. – И как же все это происходит? Я имею в виду ваши воспоминания. – Это похоже на вспышки в мозгу, которые высвечивают то, что случилось когда-то давно. Я словно вижу сны. Передо мной проходят призраки прошлого. Но в целом я в порядке. Мое состояние вполне рабочее – не хуже, чем у любого другого. Судя по звуку, Питер вошел в забитую хламом кладовку и принялся делать снимки там. – Имена, лица – все это ускользает из моей памяти, – снова заговорил Кондор, он же Вин. – Память вообще очень избирательна. Взять, к примеру, Кевина Пауэлла. Я могу сказать вам, как он умер, но кто он был такой… Я помню Виктора и еще четырех человек, вместе с которыми меня держали в секретном заведении для умалишенных, принадлежащем ЦРУ, а своего первого руководителя в Агентстве – нет. Помню, как читал книжки, помню слова «секция девять, департамент семнадцать» – там происходило что-то такое, о чем я не могу даже думать. Не заставляйте меня думать об этом, не надо. Ясность наступила, когда в прошлом году я вышел на свободу. Все, что происходило до этого, – как в тумане. Я помню первую женщину, которую увидел обнаженной, но не тех людей, которых убивал. Иногда, размышляя о смерти, об убийствах, я почему-то начинаю ощущать запах мужского туалета. Помню переулки в Бейруте. Бары в Амстердаме. Аэродромы в джунглях. Какую-то забегаловку в Бруклине. Скоростные автострады в Лос-Анджелесе. Как меня подстрелили. Как сам стрелял в ответ. Как сломать человеку шею. И еще – как я бреду по улице какого-то города, название которого не могу вспомнить, и по шее у меня бегут мурашки. Да, и еще одно: что мое любимое оружие – автоматический пистолет «Кольт-девятнадцать-одиннадцать» сорок пятого калибра. – В вашем состоянии происходят какие-то изменения? Солги. – Нет, не вижу никакой динамики. Во всяком случае, пока я принимаю наркотики. – Лекарства, – поправила Кондора женщина. – Разве лекарства принимают не для того, чтобы состояние улучшалось? – улыбнулся он. Женщина пожала плечами. Его вопрос вызвал у нее ответную легкую улыбку. – Если исходить из диагноза, то для меня лучше всего – оставаться в неведении по поводу того, что сидит где-то в глубинах моей памяти. – Но ведь это «что-то» все равно там есть. – Вы так считаете? Что ж, возможно, вы правы. На самом деле сейчас я точно знаю только то, что нахожусь здесь и занимаюсь чем-то, что имеет отношение к работе. Но иногда… Иногда у меня возникает странное видение. Мне представляется, что я сижу на скамье в парке. Погода просто прекрасная, надо мной голубое небо, кругом деревья, зеленая трава. Стоит полная тишина, если не считать какого-то едва слышного свиста. Я чувствую запах человеческого пота. На коленях у меня айпад. На его экране я вижу изображение, которое транслируется с беспилотника: тонкие, словно кисея, облака и земля где-то далеко внизу. Потом я начинаю различать здания, они все ближе и ближе. Затем в центре экрана появляется изображение какого-то парка. Я вижу скамейки и понимаю, что если буду продолжать сидеть на месте, следующим, что предстанет передо мной на экране айпада, будет мое собственное изображение. Она смотрит на тебя, приоткрыв рот от удивления. У порога ванной комнаты, блестя лысиной, возник Питер, захлопнул крышку алюминиевого кейса и сказал: – Вы не могли бы выйти, чтобы я сделал еще несколько снимков? Оказавшись в холле, Фэй указала взглядом на спальню и кладовую. – Я нигде не видела компьютера. Он у вас есть? Может быть, лэптоп? Или таблетка? Вы ведете дневник или, скажем, журнал своих видений? – Нет. Я соблюдаю все условия, которые были мне поставлены. Вам прекрасно известно, что возможностей моего сотового телефона едва хватает для того, чтобы позвонить на линию «Агент в сложной ситуации». К тому же у вас есть все записи прослушки. Из ванной комнаты послышался щелчок сработавшей фотокамеры айпада.