– Подписывай, Савельева, – вдруг резко выдал он. И стать побитой собачонкой в лапах тигра? Бегать за ним? В договоре не указаны сроки. Как долго я смогу выносить его присутствие и откровенные издевки? – Ты не можешь меня заставить, Стужев. Я впилась взглядом в его равнодушное лицо и вздрогнула, когда он повернулся и с нескрываемой угрозой посмотрел на меня. – Ты в этом уверена, лиса? – поднялся со стула, оправил пиджак, взглянул на часы и склонился над столом, повторив мою позу. Заглянул в душу и хмыкнул. – Разве не ты говорила, что я негодяй? Разве не ты утверждала, что это я виноват в смерти Нэса? Разве не ты пыталась всем доказать, что я на многие отвратные вещи способен? Я сглотнула вязкую слюну, чтобы ответить и судорожно выдохнула: – Я была девчонкой. Дурной девчонкой. Дьявол растянул губы в улыбке и чуть слышно сказал: – А я обещал вернуться, Алиса. Подписывай. Не станешь? Тогда сама придешь ко мне завтра, – он снова усмехнулся, когда я не ответила. – Уверен, тогда ты найдешь нужные слова, чтобы я захотел принять эти сделки. Стужев развернулся и чеканным шагом вышел из моего кабинета, оставив ощущение жуткого мороза на коже. Я давно не испытывала такого адского напряжения в присутствии живого человека. Уже и забыла вовсе, что такое возможно. Когда дверь закрылась, я обессилено рухнула в кресло, чувствуя, как свербит соленая влага в носу. Утерла влажные щеки и повернулась к окну, чтобы отвлечься. Вот только никакая медитация сейчас мне не подвластна. Мысли хаотично носятся вокруг образа дьявола и подсунутых им бумаг. Я взглянула на договора и судорожно вздохнула, понимая, что показать их Толокову будет попросту стыдно. Ярослав был так уверен, что я подпишу их сегодня, потому что знает, что давление серьезное. Так же он уверен, что завтра я приду к нему сама. Но приду ли? «В противном случае пустим всё на самотек, и тогда – прощай бизнес, мама, свобода» Это подстава и шантаж. Причем, он этого не скрывает. А чего ты ожидала от человека, в котором была уверена, что он придет мстить, а? Стужев из тех людей, которым свет не мил, пока по земле ходит его враг. Тебе ещё долго удалось побегать, верно? Рано или поздно судьба-злодейка должна была нас свести и дать холодному дьяволу реванш. – Алиса Викторовна, тут курьер пришел. Э-э-э, с повесткой. Я не удивилась. Вполне ожидала, что после его ухода что-то случится. – Оставь у себя на столе и можешь идти, Надь, – ответила, нажав кнопку селектора. Мне же не хотелось сегодня домой. С таким настроением идти к маме я не могла. Поэтому взяла смартфон и набрала номер моральной поддержки, чтобы после знакомого «Алло», сообщить: – Если тебя через час не будет на набережной, я напьюсь одна! Вероника не была суперподругой, которая на все случаи жизни даёт добрый совет и искренне желает тебе выбраться из любой задницы. Она не была человеком, который в любое время рад твоему звонку, и частенько могла послать к чёрту со своими заскоками. Но я каждый раз как ребенок радовалась, когда она мчалась ко мне, несмотря на дикое раздражение от моих мольб. Такие дни она сравнивала с неизбежными природными явлениями. Я уже сидела на набережной, когда Алеева с недовольным видом уселась на лавку. – Только ты можешь испортить мне шикарное свидание своим внезапным звонком, Савельева. Бесишь, аж не могу! – девушка выхватила у меня толстостенную бутылку с пузырящимся напитком и пригубила, но, распробовав на вкус, поморщилась. – Опять брют? Я тебя ненавижу. Я улыбнулась, ведь, несмотря ни на что, девушка с многоговорящей кличкой Бука снова хлебнула шампанского. – Спасибо, – искренне поблагодарила её. Вероника – мой самый близкий… враг. Пожалуй, именно так она представляет меня своим знакомым ещё со времён учёбы в Высшей школе экономики. Я уже даже не помню, с чего между нами возник конфликт, но с первых дней мы друг друга откровенно невзлюбили. Однажды нас сама судьба лбом ко лбу столкнула на мероприятии в честь юбилея одного из преподавателей. Подруга знатно набралась в тот вечер, и её стал окучивать один из гостей. Машины у меня не было, а такси долго не приезжало. Уже у входа тот кавалер начал делать очень недвусмысленные предложения подруге, на что та охотно соглашалась, несмотря на мои заверения о небезопасности данного поступка. Это очень не понравилось мужчине, и он решил, что может меня не спрашивать, да и вовсе отстоять своё мнение кулаками. Вот тогда-то и появилась вечно недовольная и весьма пьяная Алеева. Никогда не думала, что хрупкие на вид девушки умеют бить так, что у здорового рослого мужика могут ноги задраться едва ли не выше головы. – Ненавижу мудаков! – выплюнула она тогда и попыталась уйти, но состояние и сломанная от удара рука этого сделать не позволили. Бука просто потеряла сознание, и мне пришлось сажать подругу в такси, а самой приводить Веронику в чувства и тащить в ближайший травмпункт. Должна также отметить, что до места назначения мы добрались только к утру – очень нетрезвые и весёлые. – Что у тебя случилось? – задала вопрос Ника, не выпуская из рук бутылку. Нет, она не забыла, что не одна. Алеева просто не хотела, чтобы я набралась раньше, чем расскажу об обстоятельствах, вынудивших меня позвонить ей. Я вдохнула побольше воздуха, вспомнив ледяные глаза, и криво улыбнулась: – Стужев объявился. Как и ожидалось, никакого удивления Бука не выразила. Она вообще считала, что в вопросах с мужиками не может быть ничего сложного, ведь они, по сути своей, прямые, как палки. – Чего хочет? – равнодушно спросила девушка. – Бизнес отнять или тебя в рабство? – И то и другое. Сеть купить, а меня нанять помощницей, дабы вдоволь поизмываться. И самое стремное в этом всём, что завтра мне нужно выслушать от какого-то майора, как я наркотики через границу перевожу. Алеева посмотрела на меня так, что захотелось провалиться сквозь землю. – То есть, по-твоему, новость о Стужеве важнее, чем новость о том, что тебя обвиняют в поставках наркотиков? Я вздохнула и покачала головой: – Да нет никаких наркотиков, Ник. Это шантаж, понимаешь? Я завтра приду, выслушаю вот это всё, а потом должна буду пойти к дьяволу и слёзно умолять заключить со мной те контракты. Пока ждала свою врагиню, много думала об этом. И была почти уверена, что Стужев не стал бы заниматься такими серьёзными вещами. Ведь нет гарантий, что он и сам попадётся. Наркотики, в конце концов, не так-то просто добыть. – Но ты не пойдёшь, – догадалась Бука. – Ещё не знаю. Зависит от того, что мне завтра скажут в управлении ФСБ. Вот чего я не ожидала, так это уважительного хмыка и одобрительного кивка. – Мужик. Возмущенно уставилась на неё. Нет, мы, конечно, не проявляли словесную поддержку друг другу, но вот так откровенно выражать симпатию моей проблеме – такое впервые, и мне это не понравилось! Я выхватила бутылку из её рук и, не стесняясь редких прохожих, опрокинула в себя часть её содержимого. – А что ты удивляешься? Он шесть лет терпел. Это достойно уважения. – Серьезно? – хмыкнула я. – Я считала, что уважения могут быть достойны благородность, умение прощать и доброта. А шесть лет вынашивать план, чтобы отомстить наивной дурочке, над которой сам же жестоко поиздевался, – мерзко и отвратительно. Алеева как-то очень странно на меня покосилась. Эту историю она знала в подробностях и отчего-то была убеждена, что Стужев обо мне больше и не вспомнит никогда. А сегодня даже бровью не повела, когда её теория была опровергнута. – Да он к тебе дышит неровно, Савельева. Прими на веру. Мужики не мстят дурным бабам спустя столько лет. Злопамятность – наша сфера. В такое поверить невозможно. Если бы он ко мне что-то чувствовал, не стал бы мстить. Отпустил бы. Но мы оба знаем, что, пока я дышу, он не оставит меня в покое. Если получится от него отделаться, он все равно рано или поздно найдёт. Да и куда я денусь с больной матерью? Мне проще стерпеть всё, чем пытаться брыкаться. – А ты, мать, смотрю, бороться не собираешься? – С ним? – я снова пригубила шампанское, стараясь запить горечь. – Не вижу смысла. Дать ему отпор – всё равно что голодного медведя мясом дразнить. Ему нужно, чтобы я сопротивлялась. Сейчас он трясина, которая хочет меня поглотить. – Ого, какие речевые обороты, – рассмеялась Бука, отобрав бутылку. – Ты бы лучше уделила ему женского внимания. Глазки построила, поулыбалась. Увидишь, он растает. «Ты бы лучше привела себя в порядок. Очки сняла, накрасилась. Думаешь, на такую замухрышку кто-то позарится?» – пронеслись в памяти другие слова совершенно другим голосом. Солнцева всегда считала меня отбросом, а потому позволяла себе высказывания и похуже. Я тряхнула головой, прогоняя прошлое, и взглянула на руки: аккуратный маникюр, ободок золотого колечка, доставшегося от бабушки, тонкий золотой браслет на запястье, подаренный Камишевым на Новый год. Я следила за собой. Ходила к косметологу, парикмахеру, в спа-салоны и на шугаринг. Не была прежней очкастой ботаничкой в поношенном строгом платье и в разношенных туфлях на квадратном каблуке. Тогда новые вещи я позволяла себе носить крайне редко, только за пределами школы, потому что Солнцева и её компания любили испачкать мне спину чернилами или «случайно» опрокинуть остывший компот в столовой. Нет, я в долгу не оставалась, и обычно к концу четверти стерв ждал сюрприз в виде дополнительных занятий и исправительных работ по школе. Мстить я всегда умела хорошо. – У тебя всё слишком просто, – ответила Нике. Голова уже начинала кружиться, а язык знакомо заплетался. Чего, собственно, и следовало ожидать после почти допитой бутылки шампанского. – Это не у меня просто, это ты всё усложняешь. Говорю же, если мужику девица равнодушна, он на неё плюнет и пойдёт за другой. Месть – это повод, Алиса. Что-то кольнуло в груди от её слов, и я вздохнула, глядя на огни ночного города, отражающиеся в реке. Мне бы хотелось верить в то, что у Стужева есть чувства. Но мне не забыть день, когда он обещал вернуться. Тогда я впервые видела ненависть в его глазах. Ту ненависть, от которой сгорают все мосты. – Нужно быть дурой, чтобы поверить в такое, – усмехнулась я, отобрав остатки шампанского у врагини. – Нужно быть дурой, чтобы не видеть очевидного, – не осталась в долгу Вероника. – Ты хотела напиться? Думаю, с одной бутылки шампанского желаемого эффекта достичь едва ли возможно. Я криво улыбнулась и достала из-под лавки пакет, содержимое которого недвусмысленно звякнуло.