Убитая горем, она не торопилась, как раньше, уходить. Малюков тоже ее не торопил, дал возможность излить душу. В ее тоне, в ее глазах, в том, как она теперь себя вела, созревало прозрение. Начинался суд над собой, над тем, что произошло. СЛЕДЫ НА ЧИСТОЙ БУМАГЕ Рывком распахнулась дверь, и в кабинет стремительно вошел желчно-худой, высокий полковник. Бросив недовольный взгляд на Миронова, он обратился к женщине, невозмутимо сидевшей за приставным столиком: — А я, Екатерина Васильевна, с ног сбился! Ищу тебя, всех обзвонил. А ты, оказывается, вот где. — И, повернувшись к хозяину кабинета, с металлическим оттенком в голосе спросил — В чем полковник? Почему держите мою жену? Миронов давно точил зуб на столовую, в которой нередко и сам обедал. И вот однажды на дне рождения давнего приятеля он оказался свидетелем такого разговора. — Вкусно, Мария Трофимовна! Очень все вкусно, пальчики оближешь… Гости наперебой расхваливали кулинарные способности хозяйки. — А вот о «девятке» такого никак не скажешь, — то ли в шутку, то ли всерьез обронил кто-то. Хозяйка слегка покраснела — она работала поваром в столовой под номером девять. Миронов намотал, как говорится, на ус и как-то завел с Марией Трофимовной разговор о скудности столовского меню. — Чем это объяснить? — Женщина улыбнулась с характерной для нее хитринкой. — А тем, что воруют! — Как — воруют? — невольно вырвалось у Миронова. Он, разумеется, знал, как воруют. Удивляло другое — столовую № 9 не раз и не два проверяли самые авторитетные комиссии, но он не получил ни одного документа с информацией, что Никитина, заведующая столовой, замешана в каких-то неблаговидных делах. Значит, за его спиной шла игра в красивые цифры в отчетах и актах. — Не там ищете, Алексей Павлович, — разгадав ход его мыслей, разъяснила Мария Трофимовна. — Обводят ваше ОБХСС вокруг пальца. Берут-то в филиале… Начальник РУВД Миронов сам возглавил опергруппу. Он недавно заменил в этой должности Бочканева, ушедшего в отставку. Три машины подрулили к зданию филиала столовой в тот самый момент, когда там в окнах погас свет. — Идут, — проговорил Миронов и тотчас увидел троицу: заведующую столовой Никитину, руководящего повара и бухгалтера. У всех в руках увесистые сумки. Миронов вышел из «Волги». — Помочь, Екатерина Васильрвна? — подойдя вплотную, предложил он заведующей. — Прошу в машину. Так Никитина оказалась в кабинете начальника районного управления милиции… Выслушав Миронова, полковник взорвался: — Да как вы смеете! Да я вас… Миронов неожиданно для себя разозлился: — Вы хотите, чтобы я позвонил коменданту города? Чтобы я вызвал наряд? Полковник замер, насторожившись. Некоторое время он продолжал стоять, потом примирительно сказал: — Нет, тут что-то не так. Не может быть, чтобы моя жена… У нас взрослые дети… У нас хватает денег… Мы… Миронов значительно взглянул на Никитина. — Успокойтесь, товарищ полковник, — сказал он. — Не мешайте работать. Ваша жена давно подозревается в преступлении. Рано или поздно оно открылось бы. Будет отвечать по закону… С утра Миронову стали названивать. Ему было не привыкать к неожиданным ходатаям, но за последнее время они особенно активизировались. Вроде бы все ничего, но на нервы сильно действует, отвлекает. Начальники разных рангов и в разных выражениях заводили разговор о Никитиной. Не приказывали и не просили, а как бы между прочим интересовались ее дальнейшей судьбой. Некоторые пошли дальше: советовали «не гнать лошадей», прозрачно намекали на возможные неприятности. «Вы разве не знаете, что Екатерина Васильевна в родстве то ли с зампредом, то ли с завор-гом? — спрашивал один доброжелатель. — Не знаю только, по какой линии. Кажется, по линии мужа…» В былые времена в торговом деле господствовало неписаное, но твердое правило: лучше понести на гривну убытка, чем на алтын стыда. А сейчас? — Честность — это узость ума, — сказал один из проворовавшихся торгашей. — Это — не экономическая категория. Встретив Миронова в коридоре, начальник районного ОБХСС подполковник Симонов сказал: — Прокурор наконец-то арестовал Никитину. — Не без твоей, разумеется, помощи, — поздоровавшись, благодарно сказал Алексей Павлович. — Я тоже интересуюсь Никитиной. Симонов неуверенно спросил: — По растрате? — Нет, по другому поводу. Они вошли в кабинет. — Она никак верующая? — спросил Миронов. — С чего это вы взяли? Алексей Павлович ухмыльнулся: — Крестик приметил. Еще в тот вечер… — Есть в описи изъятый крестик, — подтвердил Симонов. — Но, думаю, тут не столько вера, сколько дань моде. Так сказать, женский каприз. — Каприз, говоришь? Может, оно и так. Только крестик не прабабушкин. А самый что ни на есть современный. — Миронов помолчал. — Как бы на него взглянуть? — Сейчас принесу. — Симонов повернулся и вышел из кабинета. Высокий, худощавый, он производил впечатление слегка болезненного человека, но при этом легко работал на спортивных снарядах, метко стрелял. Обстоятельный и надежный. Он совсем недавно возглавил отдел БХСС. Через несколько минут Симонов вернулся. Следом вошел старший оперуполномоченный капитан Носиков, плотный блондин, подвижный, быстроглазый. Он вместе со следователем занимался делом Никитиной. Миронов читал какую-то важную бумагу. Подчеркнув несколько строчек, он отложил упругий бланк в сторону и бросил взгляд на крестик, предварительно извлеченный из пакетика, в котором вместе с копией акта находились изъятые ценности Никитиной. — Ну-ка взглянем на тебя, — проговорил он, протягивая руку. — Крестик как крестик. Ишь ты, чудо рук человечьих! Алексей Павлович покрутил миниатюрную вещицу, потом достал увеличительное стекло и еще раз внимательно рассмотрел ее со всех сторон. — У Яблоковой тоже такой? — Миронов внимательно взглянул на Носикова. Тот замялся: не знал. Симонов все еще терялся в догадках. — Не понимаю, Алексей Павлович, при чем тут Яблокова? Некоторое время они смотрели друг на друга. — А при том, дорогой, что у буфетчицы, кажется, точно такой же крестик. Носиков стал соображать: — Полагаете, есть связь? Миронов медлил, ответил уклончиво: — Все может быть. И, потянувшись к пакету, осмотрел его содержимое: серьги, обручальное кольцо, браслет, перстень. — Ничего не скажешь, все сделано добротно, профессионально, — резюмировал он. — Одного не хватает — заводских отметок. Носиков зашевелился на стуле. — Никитина не выдаст мастера. Крепкий орешек. — Орешек, говоришь? — задумчиво проговорил Миронов, слегка прищурив глаза. — Орешек, в котором нет ядра, — пустой… Он уже обдумывал позицию. Резко встал, заходил по кабинету. Остановился за спиной Носикова. — А ты, Николай Николаевич, как считаешь? — обратился он к Симонову. — Чем черт не шутит, когда бог спит, — ответил тот. — Вдруг возьмет и расскажет. В любом случае надо с ней поговорить.