Миронов был готов к этому вопросу. Он часто задавал его и себе. — Тут, Степан Степанович, требуется глубокая вспашка. С отвалом. Чтобы все вырвать с корнями. Миронов возвращался от Маркелова и думал о том, почему так трудно вести борьбу с организованной преступностью. Считается, что в стране ее нет, а следовательно, нет о ней понятия и в Уголовном кодексе. Это и позволяет разного рода дельцам ловить рыбку в мутной воде. Сын уже спал, жена поворчала и ушла досматривать телевикторину. Алексей Павлович сразу же лег в постель. Долго ворочался с боку на бок, но проснулся рано и сразу сел за стоп. Не спеша листал блокнот, читал его, думал. «На инженерных должностях немало людей, имеющих непрофильное образование». Сколько? Пять, десять, двадцать? А вот и конкретная цифра: «Полсотни человек, числящихся в ОТО, на самом деле работают на других предприятиях отрасли и в управлении». И кем? Оказывается, кадровиками, бухгалтерами, шоферами, библиотекарями… А оклады? Прямо-таки баснословные. Плюс премия девяносто процентов. Не слабо, а? Алексей Павлович взял карандаш, произвел простейшие арифметические расчеты. Сумма, что ни говори, внушительная. А что эти люди выдают на-гора? Каков конечный результат? Этого никто не знает. Яснее ясного — кормушка. Плывут тысячи, львиная доля которых идет наверх. А остальные — кумовьям, сыновьям власть имущих. В чьих все это интересах, кто снимает пенку? Наверняка добрая часть приварка оседает у главаря. А кто он — предстоит доказать. Миронов взялся за сборщиков. Известно, что они передают деньги Качкову, начальнику лаборатории. А он кому? «С ним будет нелегко, — думал Алексей Павлович по дороге на работу. — Его на мякине не проведешь. Наверняка все будет отрицать. С ним ладно, а сборщикам-то чего скрывать? Они и должны его изобличить. Целая группа опрошена. Показания неопровержимы — премиальные передавали Соркину, Шикман и Родионовой. Так с кого же начать?..» Майор начал с Соркина. — Где вы работаете? — спросил Алексей Павлович. Соркин, рыжеватый, хитрый, упрямый мужичок, не задумываясь назвал одно из предприятий. — Кем? — Конструктором. — Деньги дважды в месяц получаете? — Как все. — У Симановской? Соркин был отпетым бездельником. Если он где-то и работал, то не больше двух-трех месяцев подряд. Околачивался на «галерке», делал «навар» на шмотках. Потом перекинулся на картины. Кайль по достоинству оценил данные этого кадра и определил его к себе на должность старшего конструктора. Сперва односложно, а потом, поняв, с кем имеет дело, подробно Соркин стал рассказывать о процедуре поборов. Он стоял неподалеку от места выдачи денег со списком, где против каждой фамилии была обозначена определенная сумма. Эту сумму он и должен был истребовать. Все это, естественно, заранее было оговорено, но все же люди неохотно отсчитывали от получки несколько купюр десятирублевого достоинства. Приходилось уговаривать, а то и прибегать к нажиму. — Они, понимаешь ли, оставались в тени, а меня ставили под удар, — сетовал Соркин. — По доброй же воле? — Как сказать. Знаете, я был поставлен в такие условия… — Соркин вдруг запнулся. — Вот все это нам и предстоит уточнить, — деловито сказал Миронов. — С моей помощью? — Да, помочь ОБХСС в ваших интересах. Я думаю, что вы уяснили деликатность своего положения. Соркин внял здравому смыслу и написал заявление о явке с повинной. — Как это дальше делалось? — спросил Миронов. — Очень просто. Хозяин мне звонил и спрашивал: «Порядок?» Я отвечал: «Полный». — «Тогда выходи». Он назначал, место и время встречи, подкатывал на машине. Я садился. Попетляв по городу, «Волга» останавливалась. Он протягивал руку, я передавал ему деньги и выходил из машины… — Детектив и только, — заметил Миронов. — А куда дальше уплывали деньги? — Думаю, к начальнику. Куда же еще! На три аршина в землю видит. — Я правильно понял? Вы и двое других сборщиков передавали деньги Качкову? — Правильно. Этот пройдоха еще тот тертый калач. Первый раз он попал за «колючку», когда ему шел двадцать третий год. Оказавшись на свободе, некоторое время «бомжевал», потом устроился снабженцем — и завалился на хищениях и взятках. Опять получил срок, но попал под амнистию. Благо они следовали одна за другой. Пришел на завод. Его свели с Кайлем. Тот затевал как раз дачное строительство для себя и Грилова. Нужны были верные люди. Качков был именно тем человеком, который подходил для такого дела. Скоро он стал приближенным человеком. Кайль доверил ему не только участие в строительстве, но и сбор денег, а затем назначил его начальником лаборатории… Итак, сообщение Трофимова полностью подтверждено. Нужно возбуждать уголовное дело. А следствие без ревизии на это не соглашается. Таков порядок. Но что значит провести ревизию? По существу — завалить дело. Пока канителятся с проверкой, утрачивается внезапность. Преступники сговариваются, заметают следы. Как быть в такой ситуации? Не сидеть же сложа руки? И тут Миронов вспомнил А. К. Голубеву, заместителя главного ревизора контрольно-ревизионного управления (КРУ). Вспомнил в связи с одним затяжным делом. Из автопарка шли сигналы о том, что начальник по эксплуатации занимается поборами. Туда наведывались ревизоры разных уровней, но хапуга каждый раз выходил сухим из воды. А деньги, как потом было установлено следствием, он вымогал немалые. С чего тогда начали Голубева с Мироновым? С определения зарплаты водителей. По кассовым документам выявили тех, у кого месячные заработки во много раз превышали средние по парку. Затем взяли их путевые листы, внимательно изучили. Чем дальше раскручивалась спираль проверки, тем больше подробностей выяснялось. Оказалось, что все высокооплачиваемые водители — а было их двадцать пять — ежедневно в течение года перевозили от 180 до 280 тонн рыбы из холодильника на рыбокомбинат. Это сколько же бумажной рыбы путешествовало по Ленинграду! Водители, уличенные в обмане, показали, что начальник по эксплуатации облагал их оброком. — На этот раз, Александра Константиновна, рыбка выплыла покрупнее, — заключил свой рассказ Голубевой Миронов. Голубева посоветовала одновременно с ревизорами привлечь к проверке специалистов, которые могли бы квалифицированно разобраться с каждой из лабораторий ОТО. Так и сделали. Бригада, возглавляемая опытным ревизором, отнеслась к заданию со всей серьезностью, но вся поступившая информация, в сущности, сводилась к тому, что и проверять-то в общем было нечего: никакой документации о научно-исследовательской и практической деятельности не было. Заведующие и ведущие специалисты довольно невнятно толковали о производимых экспериментах, но не предъявляли даже простейших разработок. Ревизор сделал заключение, что ОТО расходует крупные денежные средства и ничего при этом не производит. Одних премий незаконно выплачено 80 тысяч рублей. Вывод: ОТО подлежит ликвидации. Акт ревизии был направлен в ОБХСС для возбуждения уголовного дела… 5 Близилась пора осенней слякоти. Перекидывая по утрам листок настольного календаря, Миронов нет-нет да и возвращался к мысли: как долго будет лежать под сукном акт ревизии КРУ? Прошел, правда, слух, что Грилов издал приказ о расформировании ОТО, но на самом деле ничего не изменилось. Несколько человек, для отвода глаз, уволили, а кое-кого перевели на другие предприятия. В райотделе милиции тем временем тоже побывала очередная инспекция, выявившая серьезные приписки и преступления, скрытые от учета. Упорно поговаривали, что на этот раз начальнику райотдела Поенкову, имевшему ряд взысканий, не снрсить головы. Но машина бандократии вновь сработала четко: Поенное остался в своем кресле и теперь собирался в отпуск. По этому поводу и собрал офицеров. После совещания начальник сказал Миронову, чтобы тот задержался. — Слушай, что я тебе скажу. — Полковник помолчал, его смуглое лицо приняло сердито-грубоватое выражение. — Ответь-ка мне, пожалуйста, кто в районе хозяин? Миронов, нахмурившись, приготовился к очередной взбучке. — Я хозяин! — почти выкрикнул Поенков. — Все это уже давно усвоили, только ты не сумел. Или не захотел. А это, по сути, одно и то же. С меня спрос, понимаешь? И как я решу, так и будет! Миронов молчал. Полковник все больше заводился: — Скажи, чего ты добиваешься? Тебе что, больше всех надо? Майор уже не раз начинал с начальником райотдела разговор по делу Кайля. И каждый раз в ответ слышал: «Подожди, я еще не смотрел, времени не было», «На днях посмотрю и решу», «Повремени еще немного, вот освобожусь». А недели шли и шли… И Миронов принял вызов. — Чего добиваюсь? — переспросил он. — Справедливости. Преступники должны быть наказаны. По закону. — Ты, значит, за справедливость, — взорвался Поен-ков. — Ты, видишь ли, за социалистическую законность. А мы, выходит, тут баклуши бьем, мы вроде как на преступника работаем. Так, что ли? Майору нелегко давалось внешнее спокойствие. Крепился, знал: спорить бесполезно. Тут действовал другой принцип — прав тот, у кого больше прав. Полковник был упрям, видно было, что от своего он не отступит. — Не забывайся. Пока я здесь начальник, все будет по-моему. Прокурор информирован. С его помощником по надзору тоже был разговор. Да и райкому партии, куда ты обращался, обнародование такой, с позволения сказать, бяки ни к чему. Мне там так и сказали. — Полковник энергично ткнул пальцем в потолок. — Взвесь все это и успокойся. Считай, что я тебя предупредил. Райком партии действительно не всегда поддерживал действия ОБХСС. Глушил те материалы, звучание которых могло выйти за пределы района. Так, на одном из крупных предприятий была выявлена приписка в пять миллионов рублей. Предприятие и район в целом преспокойно отчитались за год, получили все, что положено в таких случаях. В действительности же продукция была отправлена заказчику лишь спустя три с половиной месяца. Были и другие аналогичные случаи. — Вы уходите в отпуск, — сказал Миронов. — А как же быть с материалом? Поенков сказал миролюбиво: — Ты опять за свое? Давай считать этот разговор законченным. И не вздумай ничего предпринимать за моей спиной. А материал у Денискина. Я ему передал. Он и будет решать… Миронов вернулся в кабинет, встал у окна. В мутной глади стекла отразилось крепкое лицо со слегка выдававшимися скулами, с прямым четким носом и твердым, словно закупоренным ртом. «Вот оно как! Денискину отдал, начальнику следственного отделения. Хорошо знает, что тот ни на что не решится, но и не ослушается. Будет петлять, как петлял тогда вокруг Пронина. Займет выжидательную позицию. Уж кого-кого, а Денискина знаем как облупленного. Делают вид, что изучают, согласовывают. А на самом деле? Тянут, разумеется», — размышлял Миронов. Не только начальник РОВД, но и некоторые офицеры не одобряли настырность Миронова, косились, считали его неудобным. Говорили, что у него нет гибкости, что надо бы поступать по-иному: где в обход, где смолчать, а то и отступить… — Тучи над тобой, Алексей Павлович, сгущаются, — сказал майор И. А. Милостивенко, куратор оргметоди-ческого отделения ОБХСС управления милиции. — Твой Поенков зачастил к моему шефу. Что-то затевается против тебя… — Договаривай. — Цидулка на тебя поступила. — Куратор понизил голос. — Три страницы убористого текста. — Гм… Анонимка, значит. — Миронов не скрывал, что удивлен. — Чепуха какая-нибудь. — Ясно, что чепуха, но реагировать будут.