— А остальные? — спросил он. — Предстоит установить. Это, как вы понимаете, в компетенции прокуратуры. Но я не отступлю. Вплоть до того, что прямо из этого кабинета пбеду в Москву к Генеральному прокурору, в ЦК партии. Это во-первых. А во-вторых, как в данном случае понимать позицию подполковника Гаврикова? Почему он защищает преступников? Я уж не говорю о Симаковском, от которого тянется прямая ниточка к Кайлю… Дюрич резко отодвинул от себя текст постановления. Некоторое время о чем-то разумывал, потом пододвинул к себе дело и написал: «Направить прокурору города Ленинграда для производства дальнейшего расследования». Гавриков нервничал, пытался это скрыть и от этого волновался еще больше. Он несколько замешкался, а Миронов, секунду поколебавшись, шагнул вперед и взял дело из рук комиссара. Дюрич встал, давая понять, что разговор окончен. — Окажите, товарищ майор, помощь прокуратуре, — сказал комиссар и отошел к окну. В приемной Гавриков потребовал дело себе, но Миронов не отдал. — Я сам снесу в канцелярию, — сказал он. Больше их пути не перекрещивались. Наступит день, когда Гавриков и Симаковский будут изобличены в служебных злоупотреблениях и во взятках, арестованы и осуждены… 7 Прошло два дня. Миронов поехал в прокуратуру к следователю, принявшему к своему производству дело № 10256. — С тобой, Алексей Павлович, не соскучишься, — непритворно удивился тот, увидев в дверях Миронова. — Я, откровенно говоря, еще не готов к разговору. Успел лишь перелистать дело, составить разве что зрительное впечатление. Вот показания читаю… — А ты, Игорь Семенович, не торопись. Знаешь, сколько эта волынка тянется? — Считай, год скоро. — Вот то-то. Дорога, как видишь, длинная. Да и не прямая. Если рассказать — не поверишь… И Миронов в общих чертах посвятил следователя в свои передряги. — А теперь скажи, Игорь Семенович, были у тебя гонцы от Кайля? — А тебе это откуда известно? — Сорока на хвосте принесла. — Да, нюх у тебя, Алексей Павлович, позавидуешь. Миронов думал о своем. — Теперь, надо полагать, лед тронется. Дело интересное, я бы сказал, необычное. Так что… — Может, и необычное, но, понимаешь… оно не по мне, не по характеру. Ты же меня немного знаешь. Миронов знал Игоря Семеновича, и то, что тот сказал, не было притворством. Следователь трезво оценивал ситуацию, свои возможности и способности. Он был порядочным и честным человеком. — Тогда откажись, — предложил Алексей Павлович. — Еще не поздно. Игорь Семенович без особой надежды спросил: — Ну а кто его примет? Ты же знаешь, что все это не так просто. — Есть один человек, — успокоил Миронов. — Кто? — Белов. Иван Иванович Белов. — Ты уже говорил с ним? — Думаю, согласится, — уклончиво ответил Миронов. Он покривил душой: зачем обижать товарища? Такой исход майор предвидел, когда узнал, кому передано дело. И сразу, разумеется, стал прощупывать почву. Вспомнил Белова, которого и сам немного знал, и был о нем немало наслышан. Белов был мыслящим человеком (что само по себе уже достоинство) и к тому же слыл мастером следственной тактики. «Только Белов способен в этом разобраться, довести дело до логического конца, — думал Миронов. — Въедлив, способен схватить главное, оценить, докопаться до сути». Он встретился с Иваном Ивановичем Беловым, рассказал ему все как есть. — Ну что ж, — одобрительно улыбнулся Иван Иванович. Так дело оказалось у Белова, старшего следователя прокуратуры города Ленинграда. Миронов наконец-то облегченно вздохнул. Кайль, узнав, что дело направлено в прокуратуру, забеспокоился — так нервничают собаки перед землетрясением. Утром он был у начальника своего управления. — Жареный петух клюнул? — Грилов приподнялся из-за стола, протянул руку. — Соркин раскололся. — Лицо Кайля сложилось в извиняющуюся полуулыбку. Грилов откинулся на спинку кресла, ухмыльнулся, сощурив глаза. Он считал себя всеобщим благодетелем и старался этому соответствовать — импозантная внешность, мягкие, обходительные манеры. То, о чем рассказал Кайль, насторожило Грилова, но ни один мускул не дрогнул на его лице. — Трус твой Соркин, — сообщил он. — Решил выйти из игры, а о последствиях, олух, не подумал. Ладно, я сам с ним потолкую. Кайль подобострастно глядел на хозяина. — Да, круто берет, — продолжал Грилов. — Много, видно, ему известно. Слишком много… Грилов имел в виду Миронова: он принципиально не произносил вслух его фамилию. — Сегодня в шесть утра, — информировал Кайль, — внезапно произведены обыски, изъяты документы по отделу. — А тебя не тронули? — Грилов глянул подозрительно. — Еще кого? — По существу, всех накрыли. Кое-кто был в командировке, и тех достали. Грилов задумался, сведя к переносице брови: — Кто-то наверняка наводил. — Скорее всего, Соркин. А может, и Лариса. — Дура она, твоя Лариса. Хитра и бестолкова. Уволить ее, как тетерю, как полнейшую идиотку. Кайль не сразу прореагировал на гнев начальника. — Она вроде бы замуж собирается, — сказал он наконец. — Если подбросить пару сот — успокоится. — Это можно. Произведи ее в старшие инженеры. — А вот бывшего мента Трофимова следует убрать. Да и Симаковская на этом настаивает: путается у нее под ногами. — Почему раньше молчал? — укорил Грилов. — Си-маковскую беречь надо. Она пока надежды оправдывает. — Не мешало бы звонок сделать, — намекнул Кайль не очень уверенным голосом. — Гаврикову? — резко спросил Грилов и, не ожидая ответа, решительно отрубил: — Нет, сейчас этим путем идти бессмысленно. У Грилова, естественно, был свой взгляд на происходящее. Он просчитывал различные варианты, думал, что могут предпринять против него Белов с Мироновым. Слов нет, у них надежные козыри и они постараются раздуть эту историю. Но и он, Грилов, не лыком шит. — Что предлагаешь? — Есть одна идейка. — Кайль расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, ослабил узел галстука и посвятил шефа в свой замысел. Грилов помолчал. — Действуй. Только в темпе. И чтобы комар носа не подточил. Рано или поздно сведем счеты с этим сукиным сыном. Через неделю Миронов зашел к Белову. Тот озабоченно хмурил брови. — Что случилось, Иван Иваныч?