Глупая По дороге в больницу я призналась Лео о случившемся накануне. – Чем ты только думала? – спросил он десять минут назад, но у меня до сих пор не нашлось слов, чтобы дать хоть один вразумительный ответ. – Ты, как заигравшийся ребенок, – отчитывал он меня, пока я делала вид, что не слышу ничего из того, что мне говорят. – Неужели ты не понимаешь, что нужно знать меру? Нельзя подходить к бомбе, зная, что она рванет. Это напоминало разговор с моими родителями. Сначала они дают задание, просят помочь, а потом ругают за то, что ты сделал это по-своему, а не так, как того хотели они. – Вы с Михаилом втянули меня в это, а теперь хотите сделать крайней. Не получится, – я покачала головой. Леонид хлопнул по рулю и на мгновенье отпустил его. – Ева, ты в гребаной опасности. Твой брат, кстати, тоже. И это не из-за того, что мы попросили тебя присмотреться к собственной группе, а потому, что ты возомнила себя миссис Марпл! – Она мисс Марпл, а не миссис, – поправила его я. – Что? Из всего, что я сказал, ты услышала лишь это? Мы подъехали к больнице. Лео быстро припарковался и поспешил выйти из автомобиля, не дожидаясь ответа. Кажется, его разозлило мое поведение. У полицейских, наверное, есть стратегии расследования, а я могла все испортить подобными опрометчивыми действиями. Даже, все тщательно обдумав, можно сильно налажать. – Но разве это не помогло? – спросила я у него, когда мы уже шли в сопровождении врача по коридору в палату, где лежала Элеонора. – По твоей вине мог погибнуть человек, но мы не будем об этом здесь говорить, – ответил он настолько раздраженно, что мне захотелось уйти прямо сейчас. И тут мы оказались на месте. – У нее многочисленные ушибы и перелом руки. Она в сознании, можете с ней пообщаться, но в крови довольно большое количество обезболивающих и седативных средств. Так что, беседа будет нести неформальный характер. Полноценный допрос сможете провести после выписки, – сказал врач Леониду, а затем с недоверием скосил глаза в мою сторону, – а это кто? – Консультант полиции по данному делу, – быстро ответил Лео, словно произносил эту фразу уже миллион раз. – Я думал, они только в фильмах бывают. – Врач продолжал стоять у двери, не пропуская нас внутрь. – Она ходит в мою группу поддержки людей с психическими расстройствами. Можно сказать, я и она – близкие подруги. Можете сами у нее спросить, – вот так и учатся врать: неожиданно для самих себя. – Так и поступим, – он наконец-то открыл дверь и первым вошел в палату. – Элеонора, к вам посетители. Вам знакомы эти люди? У нее были ссадины по всему лицу, а на левой руке красовался гипс. Не считая этого, она оставалась прежней: с таким же прозрачным, смотрящим сквозь людей, взглядом. – Да, я знаю их, – равнодушно ответила Эля, приподнимаясь с больничной койки. – Эта девушка представилась вашей близкой подругой, – добавил врач, никак не унимаясь. Она даже не изменилась в лице, услышав это. Опровергать или соглашаться с его словами Эля тоже не стала. – Так вы оставите нас или как? – лишь спросила она. Врач наконец-то затих и поспешно удалился, оставив нас троих с единой мыслью о том, что случилось. – Расскажите, что произошло? – начал Леонид, усаживаясь в кресло, стоящее напротив койки, и доставая блокнот с ручкой. Стульев и кресел в палате больше не оказалось. Я не знала, куда себя деть. – Не стой столбом, сядь сюда, – Эля хлопнула ладонью по краю кровати. Мне ничего не оставалось, как выполнить ее, скорее, приказ, чем добрую просьбу. – Близкая подруга, значит, – она ухмыльнулась, а затем посмотрела на Лео. – Я попала в аварию. Вот и все, что произошло. Не понимаю переполоха. – У вашего авто отказали тормоза. Это – страшно, понимаю, но попробуйте описать все случившееся. Эля вздохнула. Какой бы она ни казалась, перед нами лежал живой и весьма уязвимый человек с разбитым вдребезги сердцем. Эля научилась справляться со всем: с негативом со стороны других, с осуждающими взглядами, с собственной болезнью, с проблемами на работе, с нелюбящей ее семьей, но иногда ее стойкость давала сбой. – Я договорилась о встрече с новым клиентом. Мне нужно было съездить в соседний район, чтобы взглянуть на его квартиру и обсудить детали будущей работы. Все происходило, как обычно: села в машину, вставила ключ в замок зажигания, включила радио. Автомобиль еще на набрал высокую скорость, когда я поняла, что не могу затормозить перед светофором, – она потянула на себя одеяло, видимо, желая спрятаться от наших взглядов на ее повреждения. – На пешеходе стояли люди, я посигналила им, чтобы они разбежались. Дальше лишь давила изо всех сил на педаль, но ничего не получалось. У меня началась паника. Скорость становилась все выше и выше, а потом я открыла дверь и выпрыгнула из машины. Приземлилась неудачно, ведь люди – не кошки. Результат вы видите сами. Руку жалко, но и с одной можно работать. – Ты думаешь, это случайность? – спросила я у нее. – Ну, желай меня кто-то убить, то все закончилось бы иначе. – Вчера мы с тобой на собрании довольно резко высказались об убийце. Тебе не кажется, что… – Эля не дала мне договорить. – Ты опять за свое? Вот поэтому группа и развалилась, Ева. Потому что у тебя паранойя, и ты никак не угомонишься. Филиппа убили, пора это принять. Может, тебе самой стоит посетить специалиста? – Вот именно: Филиппа убили. Ты осудила и унизила его убийцу, возмутилась самим его существованием, а на следующий день оказалась в больнице. Я никогда не считала тебя глупой, Эля, так не веди себя, как дурочка. – Ева! – одернул меня Лео. – Извини. У меня, может, и паранойя, но я не могу поверить, что ты не видишь связи. Эля опустила глаза. Не стоило ее вынуждать смотреть страху в глаза. Не так уж это и легко: осознавать, что тебя, возможно, пытались убить, что ты мог быть уже мертв. Но мне нужно, чтобы кто-то увидел это. Увидел опасность, притаившуюся внутри нашей группы. Если никто ее не признает, то, как мы будем бороться с ней? – Я хочу закончить разговор, – тихо сказала Элеонора. – Мне все равно, кто его убил. Пусть хоть вы все убивали его по очереди, как в «Восточном экспрессе». Только не надо втягивать меня в ваше расследование. Мы с Лео переглянулись. Стало очевидно: нам стоит уйти прямо сейчас. – После выписки вам нужно будет дать показания в полиции. Вы знаете, как нас найти, – сказал напоследок Леонид, и мы направились к выходу. – И, Ева! – окликнула меня Эля, когда мы уже стояли у двери. – Никогда бы не подумала, что ты настолько глупая, чтобы провоцировать убийцу. Одинокие льдинки Когда я вернулась домой, Эд все так же лежал на диване в своей комнате. Не уверена, что он вообще вставал куда-то или двигался с места. Пусть в таком состоянии, но он мне необходим. То, что сегодня произошло, вывело меня из равновесия. Сколько может выдержать человек? Когда, и без того переполненная чаша, полностью выплескивает наружу содержимое? Что будет с ней после такого? Сможет ли она хоть когда-то снова наполниться? Я сидела и шепотом рассказывала брату о случившемся, а он молча слушал мой монолог. Все в его взгляде говорило за него. Эд с самого начала не хотел, чтобы я этим занималась, а сейчас его зеленые глаза буквально умоляли об этом. Если бы у него были силы, то он бы сейчас обязательно закричал. – Прекрати это, – только и смог выговорить Эд. Может, Филиппа и убил кто-то из нашей группы, но мне и правда нужно остановиться. И пусть мне казалось, что сделано недостаточно, все вокруг только и обвиняли меня в излишнем вмешательстве в расследование. Человек ничем не отличается в этом плане от собаки. У каждого есть место, где нам положено находиться. Зайдешь за территорию – поплатишься. Приятно засыпать с мыслью о том, что для меня эта история окончена. Я написала Леониду смс, в котором попросила прощения, что вмешалась и поспешно согласилась стать консультантом по делу. Объяснила, что это – выше моих сил и влияет на меня с братом. Пожелала ему удачи в расследовании и закончила послание тремя точками в конце. Не потому, что намекала на недосказанность и продолжение разговора, а потому, что одной точки показалось недостаточно. Хотелось поставить в этом деле трижды точку и показать, что для меня отныне все кончено. Наутро я увидела смс от Лео: «Уверен, так будет лучше. Ты уже нам помогла. Спасибо!». Наверное, рад, что никто больше не будет путаться под ногами. Сможет вести расследование, как ему угодно. И все же, меня не отпускала мысль, что мы почти стали единой командой. Еще вчера мы встречались в тайном полицейском логове, а затем мчались в больницу, где вместе допрашивали Элю. В очередной раз убедилась, что нельзя делать то, чего не сможешь повторить. Напоследок мне захотелось показать Лилии рассказ Филиппа. Она обязана прочесть его историю, в некотором роде являющуюся исповедью. Перед уходом я снова зашла к Эду. Он лежал на другом боку, а на тумбе не было оставленных ему с вечера таблеток. Это – хороший знак. Фазы депрессии у него всегда короче, чем маниакальные. Оставалось надеяться, что скоро ему станет легче, а меня к тому моменту уже ничто не будет связывать с расследованием убийства. Через полчаса я оказалась на месте. Лилия вряд ли обрадуется моему приезду, как и вряд ли то, что поверит в слова Филиппа. Эта молодая женщина, похоже, знала его лучше, чем кто-либо другой. Людей, которые нас знают, трудно заставить поверить во что-то новое. У них есть устойчивый образ того, какими людьми мы являемся на самом деле. У меня не получится ее в чем-то переубедить, но я здесь и не для этого. Просто хочу дать возможность той, кто любила Липпа, прочесть его последние слова. Странно то, что еще на подъезде к дому дверь показалась открытой. Так бывает, когда твои руки настолько заняты чем-то, что дверь приходится закрывать ногой или толкнув ее плечом. В итоге она так и остается не до конца захлопнутой. Заплатив таксисту, я, закинув на плечо сумку, поспешила к зданию. Чем ближе оказывалась дверь, тем меньше мне хотелось ее открывать. Остановившись на полпути, я огляделась по сторонам. Такси уже уехало, по улице спешно проходили люди, не обращая внимания на меня и мир в целом. Почему она не закрыта? Лилия не могла не запереть ее на три замка, как сделала во время моего прошлого визита. Бесконечный поток мыслей прервался из-за плача ребенка. Звук определенно шел из дома, в который я так не решалась войти. Что происходит? Набрав номер экстренной помощи, я направилась к двери. Детский плач усиливался. Это явно девочка, и она кричала лишь одно слово: мама. Я была готова нажать на «вызов», но сначала набралась смелости войти в дом. Бывают шаги, которые лучше бы никогда не делать. Останься я у входа, то никогда бы не увидела Лилию, лежащую на полу в собственной крови, и Анну, сидящую рядом с ней в этой вязкой красной луже. Она едва ли дышала от истерики. За доли секунды я оказалась рядом с девочкой, чтобы подхватить ее на руки. – Тихо-тихо, – говорила я ей, но все бесполезно. Ее трясло от истерики, она прижималась ко мне во время очередного крика «мама», вырывалась и брыкалась, оставляя на моей одежде кровавые следы своими маленькими ручками и ножками. Когда я наконец-то нажала на «вызов», оператор, из-за криков Анны, не смог услышать меня. Пришлось снова посадить ее на пол и выбежать из дома, чтобы сделать звонок. Мимо проходящая женщина заметила на мне кровь и закричала «На помощь!». Вокруг уже успела собраться целая толпа людей. Когда я вернулась на улицу с Анной на руках, укутанной в первое найденное одеяло в доме, их скопилась целая толпа. Они все рассматривали нас, не решаясь подойти и что-либо спросить. Слышались их тихие перешептывания, кто-то говорил по телефону, видимо, с полицией. Через несколько минут приехала скорая помощь. Из машины выбежали сразу трое и направились ко мне. – Там девушка, – выдавила я из себя и жестом указала на дверь. Анна продолжала хныкать и содрогаться, но уже тише. Я прижимала ее к себе так сильно, что боялась ей навредить. Мне хотелось спрятать ее внутри себя, чтобы она не увидела ничего из того, что будет происходить дальше. Еще через пару минут подъехали несколько полицейских автомобилей, появился Лео и буквально побежал в мою сторону.