– Уинтер? – Конечно. Кто же еще? Она осталась на месте. – Я просто подумала… когда ты сразу не ответил, а потом свет погас… с кем ты разговаривал? – Сам с собой! Я ушиб палец. – Он нервно рассмеялся. – Я на секунду испугался, что это не ты, поэтому погасил фонарь. Все хорошо? – Да, – ответила Сорша. – То есть нет… Она протиснулась вперед – туда, где лаз расширялся. В пещере пахло дымом и горелым маслом. Сорша пролезла еще дальше, вслепую нащупывая край лаза. Вот и он. Она села на край, свесив ноги, и сморщила нос, принюхиваясь к темноте. Что-то в пещере было не так, но что именно – она понять не могла… – Ты принесла еды? – спросил Уинтер. Его голос, обычно полный энтузиазма при мысли о предстоящем ужине, сегодня был ровным, ничего не выражающим. Может быть, он тоже чувствовал, что это конец? Почему она вообще позволила себе надеяться на будущее? Когда этот день подойдет к концу, Уинтер исчезнет из ее жизни. Останутся только память о темных пещерах и пустота в душе. – Нет, извини. Не могла рисковать. Я пришла сказать, что больше не смогу тебе помогать. Это слишком опасно. И я больше не смогу… не смогу тебя прятать. – Она отвлеклась и замолчала. Тревога все нарастала. – Голоса сегодня звучат по-другому, – сказала она, вдруг осознав, что именно не так. – Эхо не такое сильное. – Разве? На этот раз она отметила перемену в его тоне. Такую неощутимую, что ее, пожалуй, только в темноте и можно было уловить, потому что в темноте Сорша полагалась лишь на слух. – Уинтер, – сдавленно спросила она, – почему ты снова не зажег фонарь? – Ой… Я как раз хотел… Ей не показалось: его голос звучал натянуто, странно. Что-то было не так. Сорша вдруг поняла, что темнота ей не враг – она ее друг. Еще она поняла, что, видимо, потеряла время, – но попытаться стоило. Она успела наговорить лишнего, и все-таки у нее еще оставался шанс: они не видели ее лица. Вскрикнув, Сорша развернулась и рванулась обратно в лаз, цепляясь пальцами за его края. Сзади вспыхнула спичка и незнакомый голос рявкнул: – Хватайте ее! Горячие пальцы вцепились в ее лодыжку. Сорша начала брыкаться. Она лягнула кого-то ботинком, и позади раздался оглушительный рев. Где-то под потолком закаркали и захлопали крыльями вороны, устроившие тут гнездо. Сорша уже было воспрянула духом, но тут ее схватили за другую лодыжку и рванули назад так, что она ободрала ладони о камень и неуклюже свалилась на пол, подвернув ногу и запутавшись в собственной юбке. Сквозь слезы боли и ужаса проступили контуры пещеры. Неудивительно, что голоса не давали эха: сегодня здесь было полно народу. В пещеру набилось целых восемь человек, и шестеро из них были стражниками. Кто-то из островитян увидел ее и выдал властям… «Неужели Прю? Вдруг ее заставили говорить?» Эта мысль обожгла ее, словно пощечина, и девушка сама себя возненавидела. Еще какие-то мгновения назад Сорше казалось, что сердце ее разбито; теперь же оно трескалось на мельчайшие частички, словно высохшая скорлупка, сжатая в кулаке. Сорша смотрела на стражников – толстых, тощих, старых, юных, строгих, злобных… Различия между ними не имели никакого значения. Все были в одинаковой форме, и все собрались тут по одной-единственной причине: из-за нее. И из-за него. Уинтер недвижно стоял между двумя стражниками, закованный в кандалы. Судя по всему, он даже не пытался сопротивляться. Он посмотрел на Соршу – и его глаза остались тусклыми и пустыми. Лишенными всякой надежды. – Это она, – бесцветным голосом произнес Уинтер. – Она привела меня сюда и спрятала. – Мы знаем, – издевательски усмехнулся один из стражников. – Мы слышали, что она сказала. – Он склонился к ее лицу – так близко, что Сорша видела поры на его коже. – Ее вина очевидна. И у нас есть шесть свидетелей, готовых подтвердить все, что услышали. – Он покачал головой и поцокал языком с притворным сочувствием. – Как не стыдно! Такая молоденькая, вся жизнь впереди… – Осторожно, – перебил его другой стражник. Мерцающий свет фонаря выхватил из темноты бесформенный нос и жирную кожу. И тогда Сорша узнала его: это же свиненыш! Тот самый хулиган, который издевался над ней в детстве. – Не подначивай ее. У нее… необычные силы. Сорша подавила всхлип, чувствуя, как ее охватывают страх и отчаяние. Вся надежда на милосердие угасла. Свиненыш долго этого ждал. Он сделает все, чтобы ее судьба оказалась как можно более печальной. Первый стражник, похоже, не придал значения его словам. – По-моему, это просто перепуганная девчонка. И потом, если она ведьма, почему она прямо сейчас нас не заколдовала? – Может, она как раз готовится, – предположил третий. – И знаешь, как говорят: нет дыма без огня. Судя по всему, что мы слышали, эта девчонка годами вызывала подозрения. Вдруг она просто выжидает подходящего момента или… – он с любопытством разглядывал Соршу, словно музейную диковинку, – …или, может быть, она понимает, что прямо сейчас ее дом окружен и любая выходка аукнется ее матери. Сорша вскинула голову. – Мама и сестра тут ни при чем! Не троньте их! Двое стражников отшатнулись в испуге, но быстро взяли себя в руки, увидев, что за этой вспышкой ярости ничего не последовало. Что бы они себе ни воображали, Сорша понимала: они прекрасно осознают, что сейчас она беспомощна и находится у них в руках. – Это правда? – стражник встряхнул Уинтера. – Тебе еще кто-то помогал? Ее семья тут замешана? – Никто. – Уинтер смотрел себе под ноги. – Только она. Сорша с трудом сдержала крик. Почему Уинтер это допустил? Почему он не предупредил ее или хотя бы не попытался? Даже если он боялся, даже если стражник прижал ему к горлу нож – все равно можно было что-то сделать. Хотя бы просвистеть по-другому, чтобы подарить ей шанс на спасение. Предательство жгло ее сильнее, чем тысяча осуждающих взглядов. – Поднимите ее, – сказал кто-то. – Чем скорее ее запрут в башне, тем лучше. Там она точно не сможет колдовать. Сорша скривилась, когда ее грубым рывком подняли на ноги. – Закуйте ее. Сопротивляться было бесполезно. Тяжелые железные оковы, соединенные толстой цепью, сомкнулись на ее запястьях. Когда ее пропихивали в узкий лаз, она словно сквозь пелену услышала голос Уинтера. – Вы сдержите слово? – серьезно спросил он. – Обо мне позаботятся, дадут хорошую камеру, будут лучше кормить? – Да, Уинтер, – процедил тюремщик. – Твою помощь вознаградят по достоинству – стражники, по крайней мере. Насчет заключенных ничего обещать не могу. – Что? – Стукачей никто не любит. А ты и есть самый настоящий стукач. И тогда Сорша поняла, почему Уинтер даже не попытался ее предупредить. Потому что он был частью расставленной на нее ловушки, он просто-напросто продал ее, выторговав взамен какую-то выгоду. Из-за его предательства в душе саднило, словно там открылась кровоточащая рана. Она чувствовала себя дурочкой, слабачкой. Как он мог предать ее, когда она стольким ради него рискнула? В тот момент Сорша думала, что хуже этого ничего случиться уже не может. Она ошибалась. Никто не видел, как они вышли из пещеры. Четыре стражника отвели Соршу вниз, к бухте, отпуская в ее адрес глумливые шуточки, когда она спотыкалась. Внизу ждали две лодки, каждая со своим лодочником: одна для нее, а другая, видимо, для Уинтера, хотя Сорша так и не увидела, чтобы он туда сел. В пути стражники коротали время за игрой: двое резались в карты, пока двое других следили за Соршей, а затем они менялись местами. Никто с ней не заговаривал, и она тихо сидела, глядя на массивную громаду острова Расплаты, которая становилась все ближе. Несколько раз Сорша прикидывала, не прыгнуть ли за борт, и прыгнула бы – умей она плавать. Когда лодка подошла к берегу, Сорше пришлось спрыгнуть в мелкую воду, замочив башмаки и подол. Потом ее повели вверх по склону к тюрьме, чьи высокие стены загораживали свет. Влажный зеленый мох полз вверх по камню, будто вода пыталась взять тюрьму в осаду и поглотить. Но башня не поддавалась. На ее стенах, похоже, испокон веков ничего не росло. Она казалась изначально мертвой – мертвой, как керны, из которых ее возвели, и ничто живое не отваживалось ее коснуться. Внутри высокие своды были испещрены странными метками и символами – они, как злорадно сообщили ей стражники, оберегали от черной магии. Сорша могла бы ответить, что в этом нет смысла, потому что изнутри башня была такой же безжизненной, как и снаружи. Такой же омертвевшей, как и чувства Сорши. Магия – это живая сущность, как и надежда. Ни той, ни другой не было места в этой каменной гробнице. Соршу привели в камеру, где из всей обстановки были только матрас, набитый конским волосом, умывальник и ночной горшок. Ей оставили воды и черствого хлеба, а потом закрыли дверь и задвинули засовы. – Когда я увижу маму? – прокричала она вслед удаляющимся шагам. – Пожалуйста, скажите! Но ответа не было. Ни сейчас, ни потом – когда дверь открывали, чтобы принести еды или опустошить ночной горшок. Сорша коротала время у окон. Отсюда можно было разглядеть главный остров Вороньего Камня: крыши домов, церковный шпиль и виселицу – та стояла на возвышении, у всех на виду. Все это было так близко, рукой подать – но Сорша никогда там не была. Она гадала, что случилось с мамой и Прю. Они в безопасности или тоже томятся где-то здесь, в тюрьме? Может, их пытают, чтобы выбить признания? Или пытаются подкупить, как Уинтера? Но сколько бы она ни умоляла, стражники держали рот на замке. Неведение с каждым днем терзало ее все сильнее. Она исхудала, кожа стала темной от грязи, и в конце концов Сорша смирилась с тем, что никогда больше их не увидит. А потом, спустя три долгих месяца, ее навестили. Это была не мама. Сорша стояла у окна, выходившего на главный остров, но сегодня она туда не смотрела. Вороний Камень превратился в мутное серое пятно за пеленой дождя, поэтому Сорша глядела вниз, на землю у подножья башни. У нее кружилась голова – и все же она высунулась наружу, прикидывая, как долго будет лететь вниз, если упадет. Или спрыгнет. Погруженная в тягостные мысли, она так и подпрыгнула, когда в дверь трижды постучали. – Не подходить, – приказал стражник. Щелкнул замок, заскрипели засовы. Дверь отворилась, и вошли два стражника. Один остался у двери, другой жестом велел ей отойти к стене, где в камень были вделаны кандалы. Стражник молча защелкнул железный браслет на запястье у Сорши и отошел в сторону. Стражник у двери мотнул головой. Кто-то вошел в комнату – и Сорша едва не расплакалась. – Прю! – закричала она и бросилась было к сестре, забыв про кандалы, но цепь дернула ее назад. Прю мелкими шагами вошла в камеру и остановилась недалеко от двери, чинно сложив руки на опрятном белом передничке. Сорша впервые за несколько недель оглядела собственную одежду – грязную, изорванную. Волосы у нее были спутанные и немытые, ногти – обкусанные, с черной каймой. Она выглядела в точности как та ведьма, которой ее провозглашала молва. Но все это было неважно, потому что спустя столько времени Прю наконец-то была здесь. Соршу не забыли. – Сестренка, ты как? – спросила Прю. Голос у нее был ровный, ничего не выражающий. – Ужасно, – сказала Сорша. – И очень хочу есть. Но я так рада тебя видеть! Глаза наполнились слезами, и она сердито их сморгнула. Ей до сих пор удавалось не плакать при стражниках, но при виде сестры ее сдержанность дала трещину. Сорша покосилась на стражников, гадая, не оставят ли их с Прю наедине, но вскоре поняла, какая это смехотворная мысль. Стражники не собирались никуда уходить. – Как мама? – спросила она наконец. – Ей нездоровится. – Прю слегка кашлянула. – Говорят, это все из-за нервов и из-за потрясения. Врач дал ей снадобье, которое помогает уснуть. Я обо всем позаботилась. Сорша закрыла глаза. Бедная, бедная мама! Это все из-за Сорши. Надо было прислушаться к словам мамы. Та всегда говорила ей не использовать свои силы. Надо было еще много лет назад переместить их в предметы и утопить в море. Или нет? Так бы она обеспечила себе более спокойную жизнь – но утратила бы частичку самой себя. Теперь, лишившись способностей, Сорша больше не знала, кто она такая. Она снова распахнула глаза. – Ты хорошо выглядишь, Прю, – медленно проговорила она. – Они… нормально с тобой обращались? Дома все так, как… как должно быть? Она выразительно взглянула на Прю, надеясь, что та поймет ее немой вопрос: «Предметы в безопасности?» Прю кивнула. – Да. Все как и должно быть.