— Все четыре конфорки сломались? — спросил управляющий. — Или только одна? — Это вам миссис Гомес расскажет. Хайме оглядел кухню, и уголки его губ резко опустились. — Hola, Хайме! — Бьянка помахала ему средним пальцем. Мужчина сердито взглянул на Нину: — Это уже ни в какие ворота, bonita. Ни в какие ворота. — Значит, нашу плиту вы чинить не будете? — возмутилась Бьянка. — Мы готовим в микроволновке, Хайме! Только представьте, — она понизила голос, дабы передать весь ужас ситуации. — Буррито из супермаркета! Да еще и в микроволновке! Скривившись, Хайме буркнул: — Ладно. Он вышел вслед за миссис Го и ее дочкой, бормоча что-то вроде: «Pinche[18] плита!» Нина закрыла за ними дверь. — Мне нравятся твои соседи, — едва сдерживая смех, заметила Шона. — Ты и с половиной незнакома! — Нина улыбнулась. — Живу будто с оравой чудаковатой родни. — Давно бы уже сняла квартиру где-нибудь в центре… Средства-то позволяют, — проворчала Шона и, спохватившись, добавила: — Только не обижайся. В ответ Нина рассмеялась: — На что тут обижаться? Мне здесь нравится. В похожих квартирках я провела все свое детство. Она не стала упоминать, что намеренно выбрала латиноамериканский квартал, дабы не утрачивать связь с земляками. Проведя детство в приемных семьях, Нина порой тосковала по своим корням. Чтобы примириться с этим, она изучала в школе испанский язык, а также общалась с гватемальцами, пуэрториканцами, сальвадорцами, перуанцами, мексиканцами и колумбийцами. Переехав в нынешний дом, она познакомилась с миссис Гомес — чилийкой по происхождению, отчасти заменившей ей приемную мать. Женщина рассказала Нине много полезного о кулинарии и, конечно, о чилийском вине, которому, по ее словам, «французское пойло в подметки не годится». Впрочем, Нина сомневалась, что соседка пробовала французское вино. Нарезая лазанью, Нина вернулась к изначальной теме разговора: — Ты, кажется, хотела поговорить о Джеффри Уэйде? Улыбка исчезла у Шоны с лица. — Когда тебя принимали в академию, Уэйда временно отстранили от работы в ОПА. Это еще мягко сказано. Одни говорили, что он нашел утешение на дне бутылки, другие — что похудел на 30 фунтов[19], хотя и так гремел костями, а по мнению некоторых, часть отпуска профайлер провел в психушке. Нина во всем этом сомневалась — тем не менее репутация Уэйда пострадала ощутимо. Шона задумчиво смотрела в одну точку, собираясь с мыслями. Нина ее не торопила, молча раскладывая ароматную лазанью по тарелкам. — Есть еще одна причина, отчего Уэйд не хотел, чтобы тебя приняли в Бюро. Кроме меня, об этом мало кто знает. Предчувствуя неладное, Нина тяжело опустилась на стул. — У Джеффри была младшая сестра, — вздохнула Шона. — В четырнадцать лет девочку похитили. Полицейские нашли ее через несколько дней. Физически она не пострадала, однако… Нина уставилась на свои руки. Она давно гадала, почему Уэйд, устроившись в отдел поведенческого анализа, занял относительно новую на тот момент должность, связанную с преступлениями против детей. Теперь она знала ответ. — Что случилось с его сестрой? — В двадцать лет она приняла смертельную дозу таблеток, — качнув головой, ответила Шона. — Если верить Джеффу, она так и не оправилась от потрясения. Так вот в чем дело. — Он решил, будто и я закончу так же! — ни капли не сомневаясь, воскликнула Нина. — А работа в ФБР меня к этому подтолкнет! Шона примирительно подняла руку. — Представь себя на его месте. В Бюро приходит новенькая, пережившая нечто похуже, чем иные жертвы преступлений, которыми занимается его отдел. А тут еще сестра… — Выходит, я виновата в том, что не опустила руки и стала копом? — Нина указала вилкой на Шону. — Я ведь четыре года проработала в полиции, прежде чем пошла в ФБР! — Уэйд просто тебя оберегал. — Шона отрезала кусочек лазаньи. — Скорее не хотел подтверждать, что я психически здорова. Вдруг лет через пять я слечу с катушек, а на бумажке — его подпись! — Нина насмешливо фыркнула. — Он еще хуже, чем я думала. — Дело не только в этом… — Немного замявшись, Шона продолжила: — В твоем досье говорилось, что с тобой бывает… непросто. Ты не всегда ладишь с окружающими. Даже трудясь в полиции, ты предпочитала действовать в одиночку. У нас в Бюро так не принято. Нина не нашлась с ответом. Она ненавидела секретные досье. Всю ее жизнь раскладывали по папкам чуть ли не с самого рождения. Если ты — обычный ребенок, никто не записывает каждый твой шаг, каждый нюанс твоего поведения. Другое дело — дети из приюта. На тех, кого считают «трудными», заводят самые подробные досье. — Как я уже рассказывала, Уэйд был моим напарником в ОПА, — сменила тему Шона. — Но кое-чего ты не знаешь. Когда меня повысили и перевели в другой отдел, мы с Джеффри какое-то время… встречались. — Стоп… Что? — Нина не могла представить эту парочку вместе. — Я же говорила — тогда он был другим. — Шона прожевала кусочек лазаньи, раздумывая, все ли стоит рассказывать. — Когда ты устраивалась в ФБР, мы с Уэйдом уже расстались. Тем не менее он знал, что это я уговорила тебя подать заявку. В общем, Джеффри сообщил мне, что не поддержал твою кандидатуру. — Шона нахмурилась. — И тогда я обратилась напрямую к директору. — Знаю, — кивнула Нина. — Некоторые коллеги тоже знают и до сих пор считают меня твоей протеже. Уэйд, наверное, тоже. В комнате витали ароматы тмина и жареного лука. Шона положила вилку на край тарелки и, прищурившись, взглянула на Нину. — Я вмешалась, потому что Бюро нужны такие как ты. Как мы. Нина молчала, и Шона с горячностью продолжила: — Большинство сотрудников ФБР — белые мужчины. Когда я начинала, они едва ли воспринимали женщин-агентов всерьез. Представь, как сложно пробиться женщине, да еще и темнокожей! Я, как и ты, трудилась не покладая рук, чтобы убедить всех, кто меня недооценивал. Бралась за самую дерьмовую работенку, вызывалась на дерьмовые задания, таскала дерьмовое снаряжение… Я все стерпела, ведь моей целью была должность, которая поможет расчистить дорогу другим. Я прошла этот путь ради тебя и не стану за это извиняться! Ни перед тобой, ни перед кем-либо еще! — закончила она, тяжело дыша. Прежде Шона не рассказывала, как начиналась ее карьера. О дискриминации и стеклянном потолке, о который она не раз билась головой по дороге к успеху. — Я даже не подозревала, каково тебе пришлось, — прошептала Нина. — Спасибо за все. Примирительно кивнув, Шона продолжила: — Я сказала директору, что мы не должны вменять тебе в вину твои стойкость и выдержку. К тому же ты четыре года проработала в полиции, и в твоем личном деле — ни одной жалобы. — Она вновь взяла вилку и пронзила лазанью на тарелке, словно та ее чем-то обидела. — А затем пришлось прибегнуть к последнему средству. — Опустила глаза. — Директор знал, что раньше мы с Уэйдом служили в одном отделе, и я поставила вердикт Джеффри под сомнение. Мол, как бывший психолог-криминалист, я подозреваю, что на его решение повлияли проблемы личного характера. — Черт… — Я обвинила в некомпетентности напарника — мужчину, которого когда-то любила и за которого переживала всей душой, — потому что поверила в тебя, Нина. — У Шоны в глазах заблестели слезы. — И я поступила бы так снова… Ведь это правильно. — Тяжело тебе пришлось. — Смутившись, Нина протянула руку и сжала ладонь наставницы. — И как отреагировал директор? — А что он мог сказать? Последние записи в личном деле Уэйда говорили не в его пользу. Из-за нестабильного состояния его временно отстранили от работы в ОПА. А ты, напротив, показывала образцовые результаты. Баллы на вступительных тестах были близки к максимальным. Допрос на полиграфе не выявил лжи — лишь недосказанность по нескольким пунктам, что, по мнению Уэйда, объяснялось пережитой травмой. Да и твои успехи в крупном отделении полиции говорили сами за себя. В общем, — заключила Шона, — директор одобрил твою кандидатуру. — Вот почему Уэйд так со мной держится… — Нину вновь захлестнула обида. — Он по-прежнему считает, что мне не место в ФБР! — Прости за эти откровения, но раз уж вы теперь напарники… — И как мне работать с Уэйдом, если я ему не доверяю? — Так и работать, — вздохнула Шона. — Конечно, можешь отказаться, но если все-таки продолжишь — теперь, по крайней мере, тебе известен расклад. Подумав, Нина с предельной ясностью поняла, что этот расклад ей давно уже привычен: она — одна. Платой за допуск к самому важному расследованию в ее карьере станет партнерство с агентом, который чуть не помешал ей работать в Бюро. «Так нечестно», — хотела сказать Нина. Но говорить не стала. Они с Шоной понимали это без слов. Под пристальным взглядом наставницы Нина произнесла: — Если мне дают выбор: принять бой или отсидеться в сторонке, — я сражаюсь. Всегда. Глава 7 Центральный бойцовский клуб «Стальная клетка», Вашингтон, округ Колумбия Внимательно осмотрев рассечение над левым глазом, боец, известный под прозвищем О́дин[20], взял иглу и проколол ею край рваной раны. Боль нахлынула раскаленной волной — чтобы проверить его на прочность, затравить, одолеть. Не поддавшись, Один протянул хирургическую нить сквозь распухшую плоть.