— Если так уготовано судьбой, то мы ещё увидимся. Надеюсь, при лучших обстоятельствах. Он пожелал мне удачи на новой планете, и я отправился в путь. Элиз уже ждала меня возле шлюпки. Куагон показал, как аппарат открывается изнутри, и, как управлять им в случае непредвиденной ситуации. Ещё несколько минут он заканчивал настройки, и сказал, что двигатель активируется автоматически. Шлюпка открылась, и мы зашли на борт. Места хватало только на то, чтобы стоять, кресла не были предусмотрены. Я вручил Куагону карточку доктора. — Она тебе понадобится. Теперь ты — капитан! — сказал я с улыбкой. — Спасибо. Ты нам всем очень помог. Желаю вам спокойной жизни на Земле! — он пожал мне руку по традициям своей планеты в знак благодарности. — Мы будем вспоминать вас. Может, ещё увидимся в лучшей жизни, — тихо сказала ему Элиз. — Надеюсь, что нет, — он рассмеялся. — Когда я уйду из отсека, шлюпка выйдет в открытый космос, двигатель сам включится. Нужный курс уже запрограммирован. Если мои расчёты верны, то вы приземлитесь в воду у материка, и там вам, надеюсь, кто-нибудь поможет. Я включил невидимый режим, чтобы никто не понял, откуда вы. Вам лучше оставить шлюпку прямо в океане и больше не вспоминать о ней. Я с улыбкой кивал в ответ. Куагон попрощался с нами, и дверь за ним автоматически закрылась. Он вышел из промежуточного отсека, и тот также плотно автоматически задраился. Глава 3. «Земля» Шлюпка со скрипом отсоединилась от корабля. Сразу включилась искусственная гравитация, поэтому мы всё ещё ровно стояли. Элиз крепко сжимала мою руку, чем выдавала свой страх перед неизвестностью. Затем заработал реактивный двигатель внизу шлюпки, и мы медленно приближались к Земле. С его помощью наша капсула легко миновала открытое космическое пространство и подлетала к верхним слоям атмосферы. Мы только и успевали сверху наблюдать, как двигаются перистые облака над голубой планетой, которая становилась всё ближе и ближе. При входе в атмосферу шлюпку сильно затрясло, а двигатель почему-то отключился. Мы стремительно падали. Двигатель периодически включался, когда скорость падения становилась настолько стремительной, что низ капсулы начинал гореть от трения о воздух. Спуск получался рывками, и нас с Элиз потряхивало. Она крепко обняла меня и закрыла глаза, чтобы не смотреть на происходящее. С каждым рывком подруга сжимала меня всё сильнее. Искусственная гравитация всё ещё работала, мы стояли ровно, и нас изредка потряхивало от включения двигателя. Если снизу кто-то и наблюдал наш спуск, он смог бы заметить только мигающие огоньки в небе. Скорости свободного падения мы достичь не успевали, поэтому спуск занял около получаса. Последний раз двигатель включился на пару секунд невысоко над водой, а после шлюпка плюхнулась в море. Где-то минуту мы были под водой, пока шлюпка не всплыла. Капсула болталась на поверхности, словно поплавок. Вдалеке виднелся длинный песчаный берег, а позади него множество высоченных зданий, сделанных, словно из стекла, и между ними зелёные пятна пышных крон деревьев. Меня сразу заворожило голубое небо с белыми облаками, плывущими по нему. Нам нужно было как-то добраться до берега и найти людей. — Ты же умеешь плавать? — спросил я. — Да. Мы постоянно плавали в детстве на перегонки. Разве забыл? — А до берега доплыть сможешь? Смотри, тут довольно далеко. — Я смогу, — ответила Элиз уверенно. — Надеюсь, коммуникатор не сломается в воде. С людьми, если что, я сам буду говорить. — Хорошо. Я снял рубаху, чтобы она не мешала плыть. Стеклянный шлюз нашей шлюпки открылся, и мы прыгнули в воду. Мне не терпелось вдохнуть полной грудью земной воздух. Кажется, таким чистым воздухом нам ещё не доводилось дышать. Запах воды был свеж и приятен. Через пару минут плавания, дверь шлюпки автоматически закрылась, и наша невидимая капсула исчезла из виду. Земная вода казалась значительно мягче, чем на Амаране. Мы плыли легко, иногда делая остановки, чтобы Элиз передохнула. В такие моменты она держалась за меня, пока я оставался на плаву на одном месте. Вода была прохладной. Это было физически сложное для нас испытание, особенно, для Элиз, но мы справились, и, наконец, смогли выйти на песчаный берег. Мы рухнули на песок, чтобы отдышаться. Я увидел других людей, гулявших по пляжу, и сразу активировал коммуникатор, нажав на него пальцем. Благо, устройство оказалось влагонепроницаемым. Мы сидели на пляже и рассуждали, стоит ли подойти к кому-нибудь, но мужчина с собакой сам подошёл к нам. — Ребята, здравствуйте. А где ваши родители? — спросил человек на земном языке. — У нас их нет. Вы можете нам помочь? — ответил я с помощью коммуникатора. Мужчина сильно удивился и попросил следовать за ним. Удивительно, но с расспросами он к нам не приставал. Мы прошли мимо нескольких пляжных домиков, а затем больших зданий с огромными стеклянными окнами, которые становились всё выше по мере нашего удаления от пляжа. Вдалеке виднелись здания, чьи крыши касались неба. И повсюду нам встречались деревья, клумбы и кустарника самых разнообразных видов. Стены невысоких старых домов укрывали вьющиеся зелёные растения. Вскоре наш провожатый нашёл другого человека в странной одежде, но явно при власти что-то решать. Улыбчивый чернокожий мужчина в форме сказал, что он полицейский и отведёт нас в отдел по делам несовершеннолетних. Я скрыл коммуникатор в моих чёрных волосах, которые отросли до плеч. К этому моменту они уже подсохли, так что инопланетный прибор никто не заметил. Удивительно, но полицейский тоже не задавал вопросов, видимо, ему хватило информации от мужчины с собакой. Мы с ним пришли в небольшой участок, который представлял собой двухэтажное здание, где три стены из четырёх также покрывали вьюны, и он попросил нас ждать на кушетке в приёмной. Я держал Элиз за руку, чтобы она меньше переживала, успокоить словами я её не мог, чтобы никто не услышал амаранского языка. Мы просидели так минут десять, пока за нами не пришла белокожая женщина в красной рубашке и прямой чёрной юбке. Она позвала нас в кабинет. Мы вошли за ней, сели на стулья. — Мне передали, что вы попросили о помощи. Можете рассказать, что случилось? — женщина закрыла дверь кабинета и села к столу. — Наш корабль затонул, родители погибли, мы еле-еле добрались до берега, — быстро придумал я и постарался изобразить испуг. — Вы знаете, где затонул корабль? Я отправлю туда береговую охрану. — Не знаю, — я пожал плечами, прикинувшись дурачком. — Как вас зовут и из какого вы города? У вас остались родственники, которых мы можем найти? — спокойно продолжала женщина. — Родственников нет, мы ни из какого города, так как плавали в море с родителями. Они что-то исследовали, но я не знаю, что. — Как вас зовут? Вы брат и сестра? — Я — Маркус, а это Элиз, мы — хорошие друзья с детства. Дальше женщина спрашивала, как назывался наш корабль, как звали родителей, как произошло кораблекрушение, и это всё я тоже придумывал на ходу. А когда она спрашивала географические названия мест, где мы плавали, я только и отвечал, что не понимаю, и нам не говорили. Я даже придумал, что мы единственные спаслись, потому что родители в тот день закрыли нас за книгами в герметичном отсеке корабля, и мы смогли всплыть, когда буря на море утихла. Женщина всё время что-то записывала. Интересно, она догадалась, откуда мы? Надеюсь, что нет. Она удивилась, что Элиз не отвечает на вопросы. Я сказал, что моя подруга плохо понимает слова, что это какая-то болезнь, и ей сложно учиться. Женщина, вроде всему поверила и определила нас в приют, пока она будет искать, кто мы, и есть ли у нас опекуны по завещанию родителей. От этого решения я выдохнул с облегчением. Она отвезла нас на электромобиле в «Приют святого Павла». Это было невысокое старое здание из красного кирпича со стеклянными окнами. Торцы здания и пожарные лестницы также обвили растения. Но внутри стены были окрашены в яркие цвета, а на некоторых разместились радостные детские рисунки. По прибытии нас осмотрела медсестра и сказала, что с нами всё в порядке. К счастью, на мои уши она не смотрела, её больше интересовало: почему Элиз ничего не понимает. Из медицинского кабинета нас забрала воспитательница, звали её Виола, и она распределила нас по комнатам. Это была белая невысокая, немного полноватая женщина со строгим лицом и добрыми глазами. По пути она выдала нам по несколько комплектов цветной одежды и обуви. Все дети жили в отдельных комнатах по четыре человека в каждой. Их распределяли в зависимости от пола и возраста, поэтому мы с Элиз оказались на разных этажах. Тут, также, как и на корабле, были комнаты только для мальчиков и только для девочек. Но больше всего меня порадовала разная одежда на детях, был в этом знак какой-то свободы. В моей новой комнате жили трое ребят такого же возраста, как я. Они радостно встретили меня и стали безудержно расспрашивать обо всём, а я в ответ тоже донимал их вопросами. О себе, конечно, выдумал такую же историю, что и для женщины в участке. Старался не путаться в показаниях, а это оказалось сложно, не зная, вообще, ничего о местных обычаях. От своих новых соседей я узнал, что на Земле шёл 2118 год. Ребята сильно удивились, что я не знал истории прошлого века, и поспешили рассказать в самых ярких красках, то и дело дополняя друг друга. Эта история поистине поразила меня. «В 2032 году случилась всемирная ядерная война, которая продлилась не больше недели, но стёрла с лица планеты добрую половину человечества. Самые большие города и их окрестности были выжжены атомным оружием. Планету охватила ядерная зима, поскольку ветры в стратосфере окружили сажевой пылью весь земной шар. Из-за атомных взрывов ось Земли сместилась почти на два градуса, и начались катаклизмы. Континенты стремительно двигались, вулканы извергались, а ещё пригодные для жизни участки суши затапливались водами океанов. Цикл этих бедствий в кротчайший срок унёс жизни ещё половины оставшихся в живых людей и животных. Выжившие объединились, чтобы свергнуть зачинщиков катастрофы, виновных в непомерном желании поработить мир. Вскоре половину глав государств публично казнили за истребление человеческой расы. Оставшиеся люди бросили все силы на восстановление планеты. Семь лет ушло на то, чтобы развеять скопившуюся в атмосфере Земли сажу и вернуть нормальное поступление солнечного света к поверхности. И только спустя десять лет после этого учёные смогли придумать способ очистить планету от последствий ядерного оружия. Люди работали вместе и к 2060 году уже смогли засеять опустошённые бомбами земли. Теперь там, где ещё пятьдесят лет назад возвышались мегаполисы, были высажены тысячи гектаров леса. Люди образовали новые крупные города на нетронутых землях, и все силы отдавали восстановлению экологии и здоровья. Сначала они перестали добывать нефть, и очень быстро перешли на экологически чистые источники энергии. В последствии были безопасно утилизированы все автомобили, работавшие на бензине, и люди стали выпускать только электромобили. Земляне навсегда избавились от пластика, а любое сырьё сортировали и использовали повторно. Все производства, загрязнявшие окружающую среду, были переформированы под безопасные или вовсе закрыты. Загрязнение Земли остановилось, и люди стали учиться жить в гармонии с природой и технологиями одновременно. Планета смогла расцвести заново, не смотря на технический прогресс. В 2065 году все страны объединились в одну общую земную республику, а президентов и королей заменили общенациональным парламентом. Люди назвали это Великой революцией, после которой не было и не будет войн. Религии у землян остались разные, но вот языки планеты постепенно сливались в один — земной. Это была непонятная смесь всех популярных среди людей языков, которые существовали ещё сто лет назад. Учебники по общеземному языку появились примерно пятьдесят лет назад, когда человечество объединилось в одну цифровую сеть для помощи каждому разрушенному уголку планеты. Сначала учёные стали писать труды на едином земном языке, затем он перешёл в СМИ, и самые популярные люди планеты начали открыто на нём говорить, затем его стали преподавать в школах как второй, и к 2085 году вся планета заговорила едино. Остались и те, кто не хотели меняться: изменять язык и мировоззрение. Такие люди вскоре отделились от новых больших городов и стали жить в небольших деревнях, где могли свободно разговаривать на родном наречии. Медицина резко шагнула вперёд, когда смогла избавить пострадавших от лучевой болезни. К двадцать второму веку человечество забыло о самых страшных болезнях, таких, как рак. Чистая экология и развитая медицина позволяли землянам жить в среднем до ста тридцати лет, поэтому до сих пор можно встретить тех, кто пережили все беды прошлого века. Только вот на освоение космоса у людей не оставалось ни ресурсов, ни сил, поэтому они возобновили исследование космического пространства всего пять лет назад и только готовятся к новым открытиям…» Я узнал, что у каждого человека после двенадцати лет имелась своя мульти-сфера в виде тонкого металлического браслета, которая тонкими нейронитями соединялась с нервной тканью внутри запястья и могла отслеживать здоровье организма. Также в ней хранились данные о носителе, и ею можно было расплачиваться. Люди давно перешли на единую цифровую валюту. Мульти-сфера выводила голограмму на руке, с помощью которой можно было выходить в общую сеть: искать информацию или общаться. Она работала с помощью сети интернет. Подзарядки браслет не требовал, он брал энергию напрямую из организма носителя. Дети до двенадцати лет ходили с обычными мульти-карточками, которые были привязаны к браслетам родителей. Я, конечно, наврал соседям, что моя карта утонула вместе с предками. Оказывается, всем детям выдавали ещё смарт-бук — это особые сенсорные устройства ограниченного выхода в интернет для общения между людьми и для учёбы. Там можно было найти любой учебник или книгу на общеземном языке. Взрослые использовали все эти функции в мульти-сферах, но детям для удобства обучения было проще использовать смарт-буки. Удивительно, но все устройства землян, кроме детских мульти-карточек, было запрещено отслеживать, чтобы не нарушать прав свободы человека. Я не предполагал, что у меня могут быть какие-то права, которые другие не могут нарушить. Свод законов Земли охранял благополучие людей, и это поразило меня ещё больше, чем история прошлого века планеты. Соседи объяснили, что все дети должны ходить в школу, но сейчас лето, поэтому они отдыхают и ходят только в разные секции в приюте. К моему удивлению, у меня было право выбрать любые предметы и развивающие программы. Ребята сказали, что я могу хоть завтра посетить пробные занятия и записываться, если понравится. Они предложили столько всего, что я даже растерялся. Это были спортивные секции, научные клубы, художественные кружки. Земля показалась мне настоящей утопией по рассказам соседей. Невероятно, что люди сразу нам помогли и ещё позволили учиться и развиваться в абсолютно любой сфере! Я переоделся в новую одежду, и ребята отвели меня в столовую, у них уже настало время обеда. Много детей разных возрастов резво бегали с подносами и звонко смеялись. Я быстро нашёл в толпе Элиз и подсел к ней. Казалось, она одна грустила в этом царстве радости. Она наклонилась и прошептала мне на ухо на единственном хорошо знакомом ей языке: «Я совсем их не понимаю». В ответ я также тихо ответил: «Не переживай, думаю, мы за несколько месяцев выучим язык». Трое моих новых соседей вскоре подсели к нам за стол. Я ненавязчиво поинтересовался, как долго дети живут в приюте, и они рассказали, что дети живут тут до окончания школы, а потом сами выбирают: учиться дальше, работать или стать «волонтёром планеты». Еда на Земле была невероятно вкусной, видимо, потому что люди выращивали все сельскохозяйственные культуры экологически чистым способом, не используя химикаты, и животных разводили на больших фермах, где у тех было много места для выгула. Нам с Элиз выдали смарт-буки уже через несколько дней, и мы смогли найти массу учебников для изучения земного языка для начинающих. А ещё через неделю моя подруга пыталась коряво говорить, и её снисходительно понимали. Никто сильно не удивился её речи, все были уверены, что она больна и сильно отстает в развитии. Но это было не так, и через два месяца Элиз общалась с землянами совсем без акцента. Взрослые списали этот феномен на стресс после кораблекрушения и на мою дурость. Я выучил общеземной примерно за такое же время, поэтому надёжно спрятал коммуникатор в одной из стен приюта, где как раз шёл ремонт, и никто ничего не заметил. Мы стали выбирать секции по своим интересам впервые в жизни. Элиз понравились танцы, рисование и театральный кружок. Я записался на борьбу, бег, плавание и в научный клуб. Первое время умные дети не понимали, что мне нужно в их объединении, но за пару месяцев плотного изучения физики и математики по учебникам я смог догнать остальных. Участники научного клуба делали свои мини-проекты изобретений, рассказывали различные теории, и это было безумно увлекательно с тех пор, как я начал понимать, о чём они говорят. Мне даже удавалось представлять свои собственные идеи, и некоторые были радушно приняты клубом. А вот магии на Земле совсем не было, и люди утратили веру в сверхспособности. Мне бы очень хотелось развить свой талант, но я мог читать только старые легенды о магии и в шутку сочинённые учебники, в которых не было никакого смысла. Видимо, ещё в древности магия существовала на этой планете, но полностью утратилась из-за смешения крови. Последние упоминания о более реальной магии я увидел, изучая времена расцвета Древней Греции. Когда мне исполнилось двенадцать по земным меркам, на мою руку надели мульти-сферу. Было больно в первую секунду, когда иглы-нити браслета мгновенно проникли под кожу. Мне было не по себе от того, что он сразу покажет отклонения в моем организме, — ведь я немного отличался от землян, но всё прошло гладко. Мульти-сфера отслеживала пульс, давление и состояние крови, у меня показатели были в пределах нормы. В последствии, когда меня приглашали на какое-то обследование организма, я сразу отказывался, аргументируя это тем, что у меня фобия врачей. Благо, люди не настаивали, у них любое действие с человеком и даже ребёнком было допустимо только с его согласия. Элиз тоже успешно надели мульти-сферу ещё раньше меня, потому что она была на два года старше. Дети приюта ходили в ближайшую школу, нас возили на электробусах туда и обратно. Учёба давалась мне очень легко, не приходилось тратить много времени на основные предметы. Я читал много земной литературы и всё также восхищался человеческими эмоциями. Чувства были настолько глубокими, что иногда мне их вовсе не удавалось понять, но это только подогревало интерес. Через какое-то время я немного увлёкся латынью и древнегреческим. В этих языках было много слов, заимствованных, похоже, из общего языка с корабля покойного доктора Гемилиона. Ответ на вопрос «почему?» должен был находиться где-то в истории древней Земли, но я не нашёл подобного в учебниках. Воспитательница Виола говорила, что латынь мне понадобится при поступлении в медицинский, если я захочу в дальнейшем оказывать людям помощь. Она возлагала на меня большие надежды именно в этой сфере, хотя я не испытывал никакого интереса к лечению людей. Как-то мне попался учебник по медицине для третьего курса колледжа из цифровой библиотеки, он показался мне невероятно скучным и примитивным. Своего призвания я так и не нашёл, поэтому изучал всё подряд. Элиз удочерили, когда ей исполнилось тринадцать земных лет. Ей подобрали хороших опекунов, и мне позволили её навещать раз в неделю. Новая семья моей подруге понравилась, у неё теперь была своя большая комната. Она постоянно благодарила «родителей» за возможность обрести новый дом. Больше я не видел её грустной. До семнадцати земных лет я жил и рос в этой утопии, хотя по стандартным годам мне было ещё только шестнадцать. Ростом не выделялся: был чуть выше среднего, но вот моей худобе и бледно-белой коже ребята иногда поражались. Они надо мной смеялись и колко подшучивали, будто я живой труп. Может, поэтому меня никто так и не усыновил. Но жалоб на здоровье у меня никогда не было, и я совсем не болел. Всё ещё носил волосы до плеч, хотя это уже считалось не модным. Да и как-то не очень хотелось лишний раз стричься. Как по мне, проще завязать их в хвост и идти себе дальше. По мере взросления у меня на шее, со стороны спины, проявлялось небольшое родимое пятно в виде латинской буквы «G». Меня всегда удивляло то, как точно природа изобразила его на моем теле. Это, должно быть, обычная случайность, но такие случайности не переставали поражать. Подобных пятен я ни у кого не видел, у остальных родинки, скорее, напоминали кляксу, овал или круг, но никак не букву. Хорошо, что мою особенность скрывали волосы. Сначала я одевался по-разному, но потом понял, что мне нравятся сочетания чёрно-белых кед с синими джинсами и футболки с чёрным пиджаком, рукава которого закатаны до локтей.