Надо было завопить, поднять шум, позвать на помощь. Дать людям знать, что чудовище уже под стенами. Впрочем, они ведь и так это знали? Замирая от ужаса, Виктор протянул руку, касаясь тыльной стороны кисти существа. Он погладил это необычное, ужасающее, иномирное, подушечками пальцев ощущая каменную твердость каждой чешуйки. – Я не хочу… – трясущимися губами пробормотал Виктор. Некстати вспомнился тот незадачливый корпоративный секс, окончившийся постыдным фиаско. На сей раз вспомнился с облегчением. Виктор не мог поверить, что создание за стеной и мягкая, обольстительная Наташа Хаджаева суть одно и то же. Эта мысль завораживала, гипнотизировала. А когда Виктор понял, что загипнотизирован в буквальном смысле слова, стало слишком поздно. Со скоростью, едва заметной глазу, кисть чудовища перевернулась, и серповидный коготь вспорол Виктору ладонь. * * * – Всего-то? – Поверьте, этого более чем достаточно. – Что ж, мы зашли уже так далеко, что придется согласиться и на это. Тем более что звучит все довольно здраво. Я подписываюсь. Думаю, мы все подписываемся? – Да. – Да. – Да. – Когда вы раздадите наши роли, Распорядитель? * * * Как ни старался Виктор зажимать рану, в импровизированную кухню он вошел с ладонью, полной крови. – Чего тебе? – буркнула бабка Катерина, чудом пережившая бойню у костра. Морщинистые руки умело шинковали капустный кочан большим ножом. Виктору вспомнилось, как с таким же непроницаемым лицом помогала Катерина разделывать мертвого Морозова. Ну, то, что от него осталось. Виктор прислушался к новым ощущениям. Нет, ничего не екнуло. Туда ему и дорога. – Да вот… за гвоздь зацепился… – Он протянул разодранную ладонь и сам усмехнулся, настолько по-детски это вышло. – Перевязать бы. – Ах ты, бестолочь! Как умудрился-то?! Заготовки твои корявые! Старухи на время оставили булькающие на печи котелки и кастрюли, захлопотали вокруг Виктора. От них пахло уютом и вкусной едой, и казалось невозможным, что вот эти морщинистые бабки каких-то три неполных десятка лет назад куролесили с бандой одного из самых крутых авторитетов Красноярска. И были они тогда еще вполне молодыми, вот как сам Коваль сейчас, и разговаривали иначе, и по-другому одевались, и о другом помышляли. А теперь вот, бездетные, безвнучные, кудахчут вокруг незнакомого мужика, поцарапавшего ладошку, изливая на него свою нерастраченную любовь. Подходил Чехов с ценными медицинскими советами, но под потоком беззлобной брани поспешил ретироваться. Виктору сделалось до боли тоскливо. Ему стало жаль этих несчастных людей, жизнь положивших на алтарь борьбы со злом. Жаль, что всем им суждено умереть. – Дымом воняет, етить твою мать! – удивленно воскликнул кто-то. – Горим, что ли? Без паники, с отстраненным любопытством фаталистов, общинники зашевелились. Пара стариков, подхватив огнетушители, спокойно потрусили в конец барака, откуда под самым потолком ползли пока еще тонкие белесые нити дыма. Там прогорал импровизированный костерок, собранный Виктором из завалявшихся в карманах бумажек и обрывков москитной сетки. Он не ожидал, что все побегут тушить крохотный пожар, просто отвлекал внимание. Высвободив перевязанную руку, пробормотал слова благодарности. Старухи, пожимая плечами, вернулись к готовке. Виктор кивал, прижимая раненую руку к груди. Поганейшее чувство пропитало все его естество. Он чувствовал себя последним дерьмом и все же торопливо шагал к единственному выходу. Тело, против воли, требовало исполнения приказа. У ворот, за сколоченным из досок столом, на поставленных торцом ящиках сидели охранники – незнакомый Виктору дед и усатый Лабух, катающий губами измочаленную щепку. Их карабины стояли тут же, прислоненные к стене. Старики резались в дурака засаленной колодой. На шум едва повернулись. Все-таки привыкли ощущать себя в безопасности в своей Крепости. Позади, уязвленные столь малым очагом возгорания, презрительно фыркали огнетушители. Раскатистый голос Козыря обронил удивленно: «Вот ведь крысеныш!» – Че там стряслось? – перекинув щепку в другой уголок рта, спросил Лабух. – Опять проводку коротнуло, что ли? Виктор срубил его сцепленными в молот руками. Правую, ударную кисть до локтя прошило болью. Зубы Лабуха громко хрустнули, а сам он опрокинулся навзничь. Второй охранник потянулся за карабином, и Виктор, не теряя времени, накинул цепь ему на шею. Худое жилистое тело, казалось, весило меньше, чем воздух. Виктор вздернул его вверх, морщась от смертельного хруста позвонков, и прикрылся, словно щитом. Как раз вовремя – первые пули, выпущенные бегущим Козырем, впились старику в грудь. – Ах ты падаль! – орал Козырь. – Распотрошу суку! Съежившись за ненадежным прикрытием, Виктор поймал момент, когда выстрелы прекратились. Голосили люди, щелкали предохранители. Бежала подмога со второго этажа. Буханье сапожищ Козыря раздавалось уже совсем рядом, и Виктор наугад швырнул мертвеца перед собой. Судя по грохоту и матерной брани – попал, но времени убедиться не было. Виктор метнулся к воротам, поддел плечами тяжелый брус-засов, который общинники закладывали вчетвером, и, выпрямляясь на дрожащих от напряжения и страха ногах, сбросил его на пол. Что-то наподобие горячей и злой пчелы укусило Виктора в плечо. Закрутило вокруг своей оси. Радостно закричал Фома. Виктор плашмя упал на ворота, и створки приоткрылись. Всего на ладонь. Но этого оказалось достаточно, чтобы толпа общинников сгрудилась, ощетинилась оружием, словно огромный огнестрельный еж. Потому что в зазор тут же просунулись уродливые перепончатые пальцы, и створка двери открылась, впуская в загустевший воздух барака прохладную сибирскую ночь, полную звезд и древних чудовищ. Дрогнула чья-то рука, громыхнул выстрел. За ним еще один. И вот уже стреляли все, у кого было оружие. Зажимая плечо, Виктор благоразумно лежал на полу. Застрявшая в плече пуля мерзко царапала кость, да и вообще настолько сильной боли он никогда не испытывал прежде. Но приходилось стискивать зубы и вздрагивать, когда над головой улетал в безразличную темноту очередной сердитый кусок металла. Сжавшись в комок, Виктор зажмурился, моля о помощи, а потому не видел, как она пришла. Зеленоватое бронированное тело пробежало по потолку. Глубоко впивались в дерево когти, швыряя вперед два центнера живой драконьей мощи. Под плоским пластинчатым брюхом лопались лампы, и тьма, довольная таким приемом, врывалась в Крепость. Ее объятия придали Виктору сил. Отталкиваясь ногами от пола, он забился в угол, где и просидел до самого конца. Общинники не дрогнули. Даже когда над ними, роняя щепки с палец толщиной, промчалось нечто напоминающее комодского варана, они сохранили подобие строя, а Фома дал в потолок короткую отчаянную очередь. Ящер то ли сорвался, то ли нарочно спрыгнул, придавив бабку Катерину и разметав кастрюли с кипящим борщом. В мясном бульоне, свежей крови и ошметках капусты, он промчался к лестнице на второй этаж, по пути чуть ли не надвое разорвав вставшего на пути Чехова. Фома догадался первым: – К генератору бежит, падла! – Фонари! Фонари хватай! – приказал Козырь. – Держись, братцы! Достойно последние дни встретим! И гораздо тише, стальным голосом добавил, обращаясь к Фоме: – Если не сдюжим с демоном, знаешь, что делать. Тот кивнул со всей возможной серьезностью. И свет погас. Смолкло ставшее привычным тарахтение генератора. А потом и сам он загрохотал, покатился по второму этажу, запущенный разгневанной тварью. Загорались синеватые лучи фонариков, испуганно резали мрак. Крохотные пылинки кружились в неверном свете. Наверху скрежетали и ломались доски. Вскоре их сменило потрескивание голодного огня, а на стене у лестницы заплясали оранжевые всполохи. – Бензином облил и поджег, – шепнул Фома, пристально вглядываясь в лестничный проем. – Не по правилам играет, паскуда. Может, не нужно ему оно? Ошибся Авдей, как думаешь? – Ошибся не ошибся, хрен ли разницы? – отмахнулся Козырь. – Сколько сможем, столько их в ад и возвернем. Так, братва?! – Тааак! Общинники заорали, затопали, засвистели. – Выходи, падла! Не боятся тебя воины Господни! – в запале крикнул Козырь и затянул: – Святый Боже! Святый Крепкий! Святый Бессмертный! – Святый Боже! Святый Крепкий! Святый Бессмертный! – вторили ему общинники. Виктор знал продолжение этой молитвы: «Помилуй нас». Вот только о милости никто не просил. И среди этой бесконечной осанны лишь Виктор услышал, как глухо приземлилось что-то на улице возле входа. Тварь провернула трюк, уже однажды спасший ей жизнь, – вырвалась через крышу. И хотя Виктор знал, что бояться ему нечего, все же зажал рот здоровой рукой, чтобы не завыть от ужаса. Тень, чуть чернее ночи, промелькнула мимо него, с тыла устремляясь к толпе скандирующих фанатиков. И началась резня. * * * – …триггер на выход из гипноза – любое повреждение тела, вызвавшее кровотечение. Отыгрыш планируется максимальный, а потому транс будет глубоким. Впрочем, большинство участников настолько ленивы, что вряд ли удосужатся запоминать свои легенды целиком. С вами проще, у вас почти все настоящее, а те мелочи, которые придется внести для правдоподобности… В общем, как я и сказал, даже самое маленькое повреждение вернет вас… как это сказать… к заводским настройкам. В идеале, конечно, повреждение и должно быть маленьким, но риск, я считаю, оправдан. – То есть шанс, что кровотечение будет далеко не маленьким, все же имеется? – Конечно же, имеется, но давайте по-честному. Первое – я вас предупредил. Второе – поселенцы играют по правилам, пусть и не знают об их существовании. Для убийства им нужен более-менее весомый довод… – Ваше это «более-менее» не вдохновляет совершенно. – Mon Dieu! Почему все меня постоянно перебивают? – Простите… – Нет, это все риторика. Долгая подготовка игрового процесса, издержки производства. Я провел непростые переговоры, формируя команды. Продолжительное общение с представителями моего вида раздражает. Поэтому нас так мало. Даже внутри своих родов мы часто ведем себя как… Araignées dans un bocal… пауки в банке. – Скорее, змеи… о, простите! – Верное замечание. Оно подводит нас к третьему аргументу: вы, в конце концов, человек, пусть и на службе. – Спешу заметить, я всего лишь человек. У меня нет вашей силы и пластин, в которых вязнут пули… – Такого строения, как у меня, нет и у многих моих сородичей. Готовясь к этой игре, я морфировал свое тело почти двадцать лет. И до конца надеялся, что мне не придется его применять. Но выбора не осталось. Все мои попытки договориться провалились. Все мои исполнители-одиночки были уничтожены. Время на исходе. Эта игра, возможно, мой последний шанс собрать ударную силу и забрать свое. Поверьте, я рискую не меньше вашего. Скорее, даже больше. Все участники рискуют точно так же, не важно, есть ли у них брюшные пластины и рога. Но, в идеале, все мы получим то, что хотим. Мои сородичи, эти пресытившиеся долгожители, – кратковременное развлечение, которое скрасит их опостылевшее существование. Я – верну свое. Важный элемент игры, предатели, то есть вы и еще двое таких, как вы, – и это четвертый аргумент, – можете назначать цену. – Я бы… о боже… вы же прекрасно знаете, что мне нужно! – Знаю. Я слышал о закрытом клубе, который с людьми, оказавшими им услугу, расплачивается жизнью, смертью и даром. К сожалению, мои способности гораздо скромнее. Победить ваш рак я не в силах. Зато могу завалить вас деньгами. – Но почему именно я? – Много факторов. Не в последнюю очередь ваша восприимчивость к гипнозу. Даже если вы передумаете, заложенная в вас программа заставит вас идти до конца. – Я могу передумать?