Некоторое время я пристально смотрела на подружку, прикидывая, посчитает ли она меня сумасшедшей. — Что? — изогнула она брови, продолжая прихлебывать мой чай. — Мне, правда, тебя жаль. Попалась один раз, а расплачиваться до самого выпуска. Захлопнув учебник, я выпалила: — Ты веришь в теорию абрисских двойников? Крис удивленно моргнула светлыми ресницами и осторожно уточнила, точно приняв меня за чокнутую: — Ты о том, что у каждого из нас в Абрисе существует человек с таким же лицом? Я кивнула: — Может, в параллельном мире мы с тобой даже не знакомы или, вообще, враждуем, или… — Ох, Лерой, остановись на мгновение! — затрясла головой подружка. — Ты нарисовала такую картину, что мне жить расхотелось. Если где-нибудь существует еще одна Кристина Сереброва, то, надеюсь, что ее отец не служит в храме, потому что быть единственной неверующей в семье молельщика — невыносимо. — Скажи? Не бывает таких совпадений, — пробормотала я. — По-моему, ты слишком много думаешь о странных вещах, — завела подружка любимую песню, но ее прерывал возглас, донесшийся с другого конца длинного стола, где сидела шумная веселая компания. — Эй, святоша Крис, как дела? Несколько человек с любопытством обернулись в нашу сторону. Она с веселой улыбкой помахала рукой. — Чего сидишь в отстойнике? Иди сюда! — немедленно позвали подружку. Удивленно изогнув брови, я следила за неожиданным действом. С каких пор Крис стала пользоваться таким успехом в университете? Еще в прошлом семестре она считала за счастье тихонечко спрятаться в уголке едальни, лишь бы ее не заметила королевская стая, или же, вообще, пропускала обед. Вдруг среди разноцветных «мантий» я узнала несколько лиц. Не все парни встретились мне тем неудачным вечером в заброшенной мануфактуре, возможно, с кем-то мы сталкивались на общих лекциях, но совершенно точно они были скользящими. — Пойдем к ним? — Крис тут же подхватила сумку и поспешно поднялась, как будто боялась, что второго приглашения не последует. — У меня через десять минут начинается смена в читальном зале. — Я решительно запихнула учебник в сумку. — Ну, я тогда… — Крис смущенно потрогала волосы. — Ничего, если я пойду к ним? — Они ведь скользящие? — глядя ей в глаза, прямо спросила я. Подруга изменилась в лице. — Как и мы. — Я не отношу себя к этому… клану самоубийц, и тебе не советую, — кивнула я на компанию. — Заканчивай с этим, Крис. Крысиные бега не приводят ни к чему хорошему. — Крысиные бега? Лерой, — усмехнулась подруга, — с каких пор ты стала снобом? Никто не виноват, что тебе не повезло, и ты оказалась в черном списке. — Проклятье, Крис! — в сердцах воскликнула я и невольно заметила, что соседи с любопытством прислушаются к нашей перепалке, пришлось умерить пыл, заговорить тише: — Я выскребла совком пятьсот миль загаженной мостовой, и меня это бесит. Меня бесит отрабатывать штраф в библиотеке и лазить в ледяное хранилище. Все так! Но я уже по уши в неприятностях и просто не хочу, чтобы ты в них попала! Она стояла, я сидела. Мне приходилось задирать голову, и это словно делало мои слова незначительными, но подняться означало бы признаться, что мы действительно находились посреди людной университетской едальни и ссорились впервые с момента знакомства. — Я понимаю, что ты за меня волнуешься, но я уже взрослая девочка, Лерой, и вовсе не тихоня, — отозвалась Крис, вешая сумку на плечо. — Увидимся завтра. Надеюсь, у тебя будет не такое мрачное настроение. Развернувшись и улыбаясь во весь рот, она помахала рукой компании, и сквозь беспрерывный гомон обеденной залы до меня донеслись одобрительные возгласы. Я вышла, не оглядываясь, а когда, расстроенная и подавленная, спускалась в холл по широкой каменной лестнице, встретилась с процессией, возглавляемой дорого одетой женщиной в жемчугах. Перед ней, беспрестанно заглядывая в глаза, вместо того, чтобы смотреть под ноги, выпрыгивал (без преувеличений) декан факультета изящных искусств. — Сюда госпожа, пожалуйте, пожалуйте! — приговаривал он, неловко рукой указывая направление, как будто с единственной во всем здании лестницы можно было бы куда-нибудь свернуть. Гостья выглядела сердито: губы поджаты, брови сведены, в руках крошечной золотая сумочка, на волосах — маленькая кокетливая шляпка. На потуги декана она явно не обращала внимания и беспрестанно о чем-то перешептывалась с господином в форменном мундире королевского розыскного бюро. Вместе с остальными адептами я освободила дорогу, отодвинувшись к стене. — Это мать Аглаи, — зашептались между собой две подружки в ярко-синих, как у Крис, мантиях. — Слышала? Говорят, что ведьма-то пропала. У меня похолодело внутри. Дама с каменным выражением на лице прошла мимо, оставив после себя шлейф резковатых, но явно сделанных на заказ благовоний, а девчонки, продолжая перешептываться, начали спускаться. Нагнав их, я спросила: — Вы говорили, что Аглая пропала. Как давно? Адептки с недоумением оглянулись в мою сторону. — Я в читальном зале работаю. Дала без записи ей книжку из хранилища, — моментально соврала я, — если не вернет, то меня четвертуют. Сплетницы смотрели недоверчиво. — Знаете же, что ей отказывает только самоубийца, — добавила я. — А ты разве не кузина Валентина Озерова? — уточнили те. — Подруга детства, поэтому она ненавидела меня сильнее, чем остальных. Образ жертвы, вероятно, оказался однокурсницам близок. Проверив, далеко ли ушла мать Аглаи, одна из девчонок быстро забормотала: — Говорят, что четыре дня назад она уехала из дома и не вернулась. Вроде бы даже записку оставила, что умотала в столицу за покупками, но в городском доме так и не появилась. Вот и начался переполох. Так что… — Она похлопала меня по плечу. — Сочувствую по поводу книги. Не дождавшись благодарностей, они снова схватились под ручку и, захлебнулись очередными предположениями: — Мне кажется, что она просто сбежала с Валентином Озеровым. — Ты совсем глупая? — возмутилась вторая. — Он же обручился летом с какой-то столичной богачкой. — И что? Невеста — не фонарный столб, может и подвинуться. Все знают, что ведьма по нему сохла… Перед мысленным взором вновь появилось удивленное и даже недоверчивое лицо университетской красотки в ту минуту, когда мы столкнулись в доме Исаи Гленна. Было не похоже, чтобы ее держали в Абрисе силой. Более того, она выглядела откровенно расстроенной моим появлением, словно обнаружила нежданную конкурентку. Что же происходило в том доме? Невольно я оглянулась назад и успела заметить, как хвост из черно-белой свиты матери Аглаи втягивается в коридор, ведущий к ректорской приемной. Похоже, привычку окружать себя толпой приспешников и прихлебателей дочь взяла от родительницы. Домой я возвращалась в глубоких сумерках. В безлюдном переулке горел единственный фонарь, как правило, ночью мало спасавший от густой темноты. Толкнув калитку, я уж было собралась войти в сад, но помедлила. Впервые с момента, как мы переехали много лет назад, петли не скрипели истошным скрипом, заставлявшим соседей осенять себя божественным знаком. С удивлением я подергала калитку вперед-назад. Кто-то действительно смазал старушку, и это было не последнее удивительное открытие. В окнах на втором этаже горел свет! К нам приехали соседи! Только споткнувшись о перевернутый на садовой дорожке цветочный горшок, я поняла, что иду с задранной головой и неотрывно таращусь в окна, пытаясь за белыми занавесками разглядеть силуэты. Не сказать, чтобы они, эти неожиданные соседи, оказались шумным, но в старом доме были слишком тонкие стены и перекрытия, о чем мы с отцом за прошедшие годы просто не имели возможности узнать, ведь прежде на втором этаже, больше похожим на птичник, никто не селился. То и дело наверху слышались шаги, изредка что-то звякало. Открывалась и закрывалась дверь — сами того не зная, новые соседи заставляли меня думать не о домашнем задании, а о выжженной руне «ключ всех дверей», оставленной после возвращения из Абриса. Видимо, новые жильцы (или все-таки жилец, а может, даже жиличка?) пытались избавиться от знака, чтобы его случайно не пробудил залетный вор. — Извините… — задрав голову, пробормотала я, осознавая, что уничтожить нарисованную мной руну простым неофитам просто не под силу, а предложить помощь в ее уничтожении означало расписаться в авторстве. Более неловкого знакомства не придумаешь. Вдруг сверху громыхнуло с такой силой, точно у соседей рухнул шифоньер. С перепугу я вжала голову в плечи, съежилась и прикрыла макушку учебником артефакторики, как будто кожаный переплет сумел бы меня спасти, если бы сверху ухнул потолок. — Эй, вы там живы? — тихонечко позвала я. Прозвучало невнятное ругательство. Голос был один, и мне почудилось, что он принадлежал мужчине. Вдруг снова с такой яростью громыхнуло, что сверху прямо на учебники, раскрытые на кухонном столе, посыпался песок и шлепнулись куски побелки. В изумлении я задрала голову и обнаружила поперек потолка прочертившуюся кривую трещину. И тут в дверь постучали. На одно сумасшедшее мгновение мне подумалось, что парень действительно проломил пол, провалился на первый этаж и теперь постучался ко мне, в надежде получить первую лекарскую помощь… или же попросить помощь затащить шкаф обратно на второй этаж. К слову, оба варианта даже мысленно прозвучали паршиво, но последний мне нравился еще меньше первого. Вскочив со стула, я бросилась открывать дверь. На пороге, спрятав руки в карманы, стоял Валентин. На лице ходили желваки, губы крепко сжаты. Он явно был зол. Некоторое время мы разглядывали друг друга в гробовом молчании. Наконец, Тин вытащил руку из кармана брюк и продемонстрировал зажатый между пальцами сложенный конвертиком голубой квиток. Я перевела холодный взгляд с чека, отправленного в счет долга, на гостя. — Сегодня утром мой помощник получил в монетном дворе вот это, — в его голосе звучало плохо сдерживаемое отвращение. — Не предложишь войти? — Ладно. — Я приоткрыла дверь пошире, немедленно вспомнила о выжженном посреди кухни ореоле от магических ворот и категорично заявила: — Давай, поговорим у тебя в карете. Однако ругаться в экипаже Тин не собирался, видимо, посчитав мою кухню местом более подходящим. Бесцеремонно отодвинув меня в сторону, вошел в дом и первым делом, не успел еще закрыться замок, уставился на черный круг. Последовала долгая и острая пауза. Судя по тому, как гость изменился в лице, он догадался, что именно испоганило деревянный пол в моем доме. — Теперь я уже не знаю, о чем мне хочется поговорить больше. Об этом… — Он снова продемонстрировал квиточек, а потом кивнул на дубовые доски: — Или об этом. — Откровенно говоря, Тин, у меня нет никакого желания обсуждать с тобой ни одну из этих двух вещей, — сердито отозвалась я, складывая руки на груди, словно он мог заметить почти невидимые линии от темной руны на ладони. — У меня был очень длинный день … — Ты тогда молчи, поговорю я, — перебил он меня и, твердыми шагами пройдя к столу, бросил квиток на разворот открытого учебника. — Давая тебе деньги, Лерой, я не предполагал, что ты оскорбишь меня настолько, что станешь их возвращать. — Я оскорбила тебя тем, что не хочу оставаться должницей? — Лерой, мы были друзьями большую часть нашей жизни…