— Це… целуешься?! — Оливер поперхнулся словами и в отчаянном жесте взлохматил темные, влажные от дождя волосы. — Почему ты все время за мной повторяешь? А если я матом начну ругаться? Последовала долгая пауза. Походило на то, что матом был готов ругаться сосед. — Мне однозначно надо выпить… — с мрачным видом он схватил с перил бутылку, приложился к горлышку и, даже не поморщившись, сделал большой глоток. Я же, решив спастись очередным бегством, попыталась мышкой юркнуть в дом, но совершенно точно юркие мышки никогда не пили виски, притуплявший ловкость движений и четкость зрения. Дверь волшебным образом раздвоилась, и вместо щели я торжественно вошла лбом в острое ребро. Тюк!! — Твою ж мать! — выкрикнул Оливер за спиной, но меня уже отшвырнуло назад, аккурат ему в подставленные руки. Пусть на волосы плеснуло виски, по лицу потекло, а бутылка разбилась, все равно хорошо поймал, очень удачно. Второй удар, но уже затылком о пол, точно бы превратил меня дурочку. Последнее, что запомнилось из самого короткого в моей жизни пьяного дебоша, как стремительно захлопнулась входная дверь, и как многообещающе вспыхнула на притолоке охранная руна. ГЛАВА 6. ВСЕ ЕЩЕ ЛЕРОЙ Я еще толком не проснулась, но уже ощущала оглушительную, ни с чем несравнимую головную боль. Бледный утренний свет резанул по глазам, заставил болезненно зажмуриться. От пробуждения тело било мелкой дрожью, точно у меня началась лихорадка. Когда рука потянулась за бутылью с отцовским двадцатилетним виски, я даже не вспомнила, от какого чудовищного похмелья обычно страдала на следующий день. Зато цели добиться удалось. Меня больше не мучили муки совести, я могла думать только о том, что стоило умереть еще вчера, в пьяном угаре. Кое-как получилось сфокусироваться. Тут меня поджидал сюрприз, и не сказать, чтобы очень приятный. Если вчера я и рассчитывала заснуть в своей кровати или, на худой конец, на диване перед нечищеным камином, то во время пьянки явно что-то пошло не по плану. Нечищеный камин, источавший зловоние перегорелой, остывшей золы, конечно, имелся, только стоял он в чужой спальне. Я резко села на кровати, отчего к горлу подступил тошнотворный комок, и испуганно огляделась, узнавая преподавательскую мансарду. Ни одного воспоминания, как впрочем, и предположения, каким образом мне удалось оказаться в спальне Оливера Вудса, в трещащей голове не возникло. И ладно бы просто в мансарде… Больше смущало то, что я проснулась в его постели, очень красноречиво завернутая в простыни. Осторожно пальцем я оттопырила простыню и проверила, в каком виде спала. Голая грудь, живот и трусы, милые, в горошек, совсем девчачьи. Тошнота усилилась троекратно. Почему ж все началось так благопристойно, а закончилось в кровати гадского Оливера Вудса? «Можешь войти в мое положение и на пять минут притвориться им?..» — Только не это! — простонала я, схватившись за дурную голову, а потом пару раз чувствительно шлепнула себя по губам. — Не лижите, кого попало! Не лижите, кого попало! Проклятье, он так в роль вошел, что я в одних гороховых трусах сейчас в его постельке почивала?! Откуда, вообще, возникла идиотская мысль наброситься на соседа с поцелуями?! Похоже, теперь от позора меня мог спасти только переезд! Желательно на другой континент Тевета. Но для начала, чтобы переехать, надо было, по крайней мере, вернуться в собственную спальню. В доме царила настороженная тишина, намекавшая, что хозяин ушел. Видимо, из деликатности решил проявить сочувствие к умученной веселой ночью соседке, и удалился на работу раньше, чем случилось бы очередное неловкое утро. Быстренько соскребшись с кровати, я едва успела прижать к голой груди майку и подхватить с пола домашние леггинсы с безобразно вытянутыми коленями, как за спиной прозвучало: — Проснулась? Никогда не подозревала в себе подобной резвости. Словно не страдала ужасным похмельем, и голова вовсе не раскалывалась на пятнадцать частей, я гибко нырнула обратно на кровать, завернулась в простыни и в изящном кувырке врезалась лбом в деревянное изголовье. От резкой, почти невыносимой боли едва не лопнули глаза. Пространство содрогнулось от отборных ругательств, каких в нормальном состоянии я не решусь повторить даже мысленно. — Валерия, ты в порядке? — когда поток брани иссяк, и наступила тишина, уточнил Оливер. — Ты вчера тоже здорово ударилась лбом. Эй, ты там жива? Проклятье, господин преподаватель, ты встречал мертвеца, так залихватски вопящего матом? — Вас стучаться учили? — промычала, не шелохнувшись. — Клянусь, я ничего не увидел. — Правда? — приподнявшись на локтях, я осторожно покосилась в его сторону. Высокая фигура заполнила дверной проем. Выглядел сосед выглядел так себе, на небритом лице явно читалась бессонная ночь. — Почти не увидел, — признался он. — Вон!! — Я уткнулась гудящей головой в подушку. Он кашлянул, надеюсь, пытался выкашлять извинения, и вышел. Выпутавшись из простыней, я стремглав оделась, пометалась в поисках обуви, но, похоже, домашние туфли потерялись где-то между первым и вторым этажом. Пришлось выбираться босиком, на цыпочках. В комнате пахло крупяной кашей и специями. Оливер стоял у очага, спиной ко мне, и что-то помешивал в дымящей кастрюле. Не зная, как реагировать на неожиданную хозяйственность соседа, я замерла в дверях, и латунная ручка чувствительно тюкнула в поясницу, заставив подвинуться. — Оделась? — Он оглянулся через плечо. — Угу. Я пойду. — Садись есть, — проигнорировав мой светлый порыв смыться, Оливер вернулся к помешиванию. — Я приготовил кашу по волшебному рецепту деда Вудса. — Говоря «деда Вудса», вы ведь не себя имеете в виду? — промычала я, неловко теребя край кофты. — Нет, — послышался смешок. — Мой дед готовил из рук вон плохо, но знал толк в лечении похмелья. Если хочешь умыться, то чистые полотенца лежат на полке в белом шкафу. В молчании я прошмыгнула в купальню. — Шпингалет сломался еще в прошлый раз, — прикрикнул он, заставляя меня в красках вспомнить ситуацию, когда эта проклятая защелка слетела. Поплотнее прикрыв дверь, я первым делом бросилась к зеркалу и шокировано вытаращилась, не узнавая собственного отражения. Ладно волосы свалялись вороньим гнездом, а глаза опухли, как у пьяницы с многолетним стажем, но поперек лба шла алая ровная полоса с запекшейся кровью. Она-то откуда взялась? Прикоснувшись к ранке, я зашипела от боли и немедленно вспомнила столкновение с острым ребром двери. Нет, точно! Лучше бы мне умереть в пьяном коматозе, чем на утро вспоминать позорные подробности дебоша! Не найдя новой зубной щетки, я сунула в баночку с мятным порошком палец и уже хотела было втереть в зубы, изобразив чистку, как остановилась. После вчерашнего, даже если ничего и не было, нас с Оливером Вудсом можно было считать почти родственниками. Совершенно точно он знал обо мне больше, чем родной отец. И в каком только неприглядном виде не заставал! — Какого демона? — уточнила у своего помятого отражения. Выхватив из деревянного стаканчика хозяйскую щетку с черными щетинками, я щедро обмакнула ее в мятный порошок и с большим удовольствием почистила зубы. Потом осторожно поплескала в лицо водой, расчесала волосы щеткой Оливера и, приняв относительно благообразный вид, вышла. Сосед как раз что-то сыпал в тарелку с кашей. Надеюсь, не крысиный яд. — Садись завтракать, — кивнул он на стол, стоявший напротив окна. — Что за навязчивая идея меня накормить? — пробормотала я и, направившись к двери, буркнула: — Приятного аппетита, господин учитель. — Поешь со мной, Валерия. Нелепые слова, когда-то сказанные мною для Кайдена в другой жизни, точно выстроили прозрачную стену и заставили остановиться. Я резко развернулась, некоторое время в неловком молчании, пытливо разглядывала его реальный двойник. Оливер стоял посреди мансарды, бледный свет раннего утра озарял осунувшееся лицо, под глазами лежали темные круги, на щеках темнела щетина. Мое сердце загрохотало, как безумное. Хотелось верить, что от перебора вчерашнего виски. — Почему я оказалась у тебя в кровати, а не у себя? — Ты опять мне говоришь «ты». — Я почистила зубы твоей щеткой и расчесала твоей расческой волосы. — Надеюсь, ты хотя бы полотенце взяла чистое? — Откровение его позабавило, он едва сдерживал улыбку, но мне-то, вообще, весело не было. Ни разочка. — А еще мы видели друг друга без одежды, так что панибратство не самая наша большая проблема. — Справедливо. — Оливер спрятал руки в карманы. — Так что случилось? — Входная дверь захлопнулась и пробудила охранную руну. Ты пришла сюда по собственному желанию. — На своих ногах? — Точнее на моих руках. — То есть ты тащил меня на второй этаж. С этим ясно, но где ты спал? На полу? Здесь нет нормального дивана. — Я обвела рукой комнату. — И кровать только одна. В углу стояла старенькая козетка с вытертой обивкой. Конечно, голова нещадно ныла, и точных расчетов сделать не получалось, но каким бы образом мысленно я не сворачивала высокого широкоплечего соседа бубликами, в лежачем виде на подушки он не помещался. — Выходит, что мы спали вместе? — с нажимом вопросила я. — Ты ведь не расскажешь об этом в ректорате? — В серых глазах искрился смех. — Не хочу получить увольнительную. — Я проснулась голая. — Что могу сказать? Ты очень задорно раскидывала вещи по комнате. — Мы что-то делали? — Мы спали. Ты, кстати, храпела. — Он уже открыто надо мной потешался. — Хорошо, господин преподаватель традиций Абриса, позволь спросить по-другому… Вчера, в тот момент когда я захрапела… кхм… я все еще была девственницей? В лице Оливера появилась очень странное выражение, даже не знаю, что именно, удивление или мужское любопытство. Он кашлянул, почесал бровь и, безуспешно пряча ироничную улыбку, произнес: — Думаю, тебе лучше знать, потому что лично я спал здесь. — Он, конечно же, кивнул на проклятую козетку и добавил, открыто намекая, какие лишения по моей милости пережил: — Всю ночь сидя.