— Рассказывай, что у тебя случилось, — потребовала она. — До меня доходят кровожадные слухи. — Я уехала в столицу, а на омнибус напали грабители, — пожала я плечами. — Слышала, что твой труп опознавал Оливер Вудс? — Угу. — Романтично. — Опознавать труп?! Я думала, что он на следующий день мне шею свернет! — осознав, что выпалила лишку, я прикусила язык, но глаза подружки уже вспыхнули от любопытства. — Вы уже на том уровне отношений, что он тебе может свернуть шею? Признавайся, Тихоня, у вас есть грязный секретик с участием смятых простыней и задернутых портьер? — Тебе не стыдно такие вещи в молельной говорить? — буркнула я — Да, брось, — отмахнулась она. — Дело-то житейское. Я бы и сама с ним задернула шторы и смяла простыни. Притом пару раз точно, а может, и больше. — Нет, тебя точно удочерили, — фыркнула я. — Уклоняешься от ответа? — сощурилась подружка. — Значит, люди правду говорят, то он ушел в отставку из-за тебя. Она как никогда была близка к истине. Дознавательница недоделанная. — Крис, ты точно под домашним арестом? — Живу монашкой, но папенька, кажется, меняет гнев на милость, — поделилась та, — на следующей седмице должен выпустить. — Я тебе купила в столице платье, — произнесла я, вытаскивая из сумки сверток с ярким платьем и коробку из известной кондитерской лавки, перевязанную золотистой лентой. — И шоколад. — Моя прелесть! — Крис прижала подарки к груди, а потом, быстренько припрятала от отца под стол с воззваниями, до самого пола скрытый скатертью. — Ладно, — принялась прощаться я. — Поехала, а то в потемках не хочется добираться. — Что, даже службу не достоишь? — делано возмутилась Крис. — Слабачка! Кстати, Лерой, у меня просьба есть. Прикроешь меня на выходных? — В смысле? — Я тут папеньке сказала, что после нападения ты боишься одна оставаться, и попросила на выходных у тебя переночевать. У меня внутри перевернулось. — Крис, ты сейчас говоришь, что снова будешь скользить? — осторожно уточнила я, не очень-то понимая, что имеет в виду неугомонная подруга. — Тихо ты! — цыкнула она и быстро выглянула из-за вечнозеленой стены, чтобы проверить, где прихожане. — Совсем крыша съехала? — зашипела я. — Ты едва не загремела застенок! — Эй, Лерой, полегче, — обиделась она. — В конце концов, мне даже руну в участке не поставили! — Да, и за это я должна Валентину Озерову создать артефакт! Не абы какой, а реальный, чтобы он заработал на нем кучу денег. Крис изменилась в лице. Конечно, я знала, что шантажировать подругу собственными счетами перед семьей Озеровых — нечестно. Мне немедленно захотела запихнуть претензию обратно себе в рот, но слова, к сожаленью, вернуть было невозможно. — Извини, что доставила тебе столько неприятностей! — конечно, обиделась она. — Послушай, Крис, дело не в артефакте. Я боюсь за тебя. Скольжение — опасно и для твоего дара, и для жизни. Аглая погибла, ты чуть не попала в исправительный дом. Скажи, ради всех Светлых духов, что еще должно произойти, чтобы ты очнулась? — Я тебя умоляю, только не надо меня учить жизни, — закатила она глаза. — Аглая была неудачницей… — Не могу поверить, что ты это сказала! — перебила я. — Да, ладно, Лерой, я все понимаю. — Она кривовато усмехнулась. — Честно. Но не могла бы ты завидовать, молча? — Что… что ты сказала? — Конечно, гениальный артефактор, за тебя боролись университеты и академии, но знаешь что? От тебя все всегда шарахаются, потому что ты не-прос-тая! К тебе на хромой козе не подъедешь! Думаешь, мне много счастья доставило, что принцесса артефакторики захотела дружить с неудачницей, затравленной местной королевишной? Вот уж дудки! Ты не заметила? Я больше не та девочка, над которой можно издеваться. Теперь у меня куча друзей! — Ясно, — тихо вымолвила я. — Только где были все твои друзья, когда тебя стражи схватили? Неужели ты еще не поняла, что Абрис — не место для игры в догонялки! — Откуда тебе знать, если ты даже не смогла туда переместиться?! — Потому что в тот раз я переместилась и попалась!! — заорала я, потеряв самообладание, и, раскрыв ладонь с темной руной, ткнула едва ли не в нос упрямице: — Вот что Абрис сделал со мной! Мне повезло, я выжила, но что будет с неофитом от такой руны?! Что будет с тобой, Крис? Ошеломленная девушка разглядывала розоватые шрамы-рубцы, ставшие заметными после последних перемещений. И чем дольше она таращилась на мою дрожащую руку, тем отчетливее на ее маленьком, веснушчатом личике проявлялась брезгливость. — Со мной такого никогда не случится… — Дура! Тяжело дыша, словно наперегонки бежали стометровку, мы буравили друг друга злыми взглядами. Что со мной не так? Почему я не умею выбирать друзей? Один знал, что о моих болезненных чувствах и тихо подсмеивался в кулак, а другая — все время считала меня снобом. Во рту стало горько от подступившей к горлу желчи. — Крис, ты моя лучшая подруга, и я уверена, что завтра мы обе отчаянно пожалеем об этом разговоре… Но если ты хочешь портить себе жизнь, то так и поступи, останавливать тебя не стану. Только больше не проси моей помощи, потому что я умываю руки! Не желаю следить за тем, как ты себя уничтожаешь! Служба уже закончилась, молельщик Озеров читал проповедь о том, что светлых магов отличает от темных человечность. Басовитый голос возносился к куполу святилища и терялся в кроне Древа Судьбы. Выскочив из-за ширмы, я направилась к выходу, яростно стуча каблуками по мраморному полу, и, зашептавшись, народ начал оборачиваться в мою сторону. До последнего мгновения мне казалось, что Крис попытается остановить меня, потому что четыре года близкой дружбы что-то значат для нас обеих, но она просто позволила мне уйти. День за окном уютной чайной обманно казался погожим, только тепла все равно не было. Часовую площадь озаряло бронзовое, остывшее солнце. Высокая башня отбрасывала длинную ломаную тень. Сильный ветер, расчистивший небо от облаков, хозяйничал на извилистых улочках академического городка. Обсушил мостовые, растрепал облетавшие кроны деревьев, распушил примятые дождями ковры опавших листьев и задал работы дворникам. Народ недовольно держал шляпы, подхватывал полы разлетавшихся одежд, и по огромным лужам разбегалась рябь, точно по потревоженной ветром озерной глади. Дожидаясь Тимофея, я переписывалась с Кайденом, но предусмотрительно прикрывала ладонью темную руну, каждый раз вспыхивающую розоватым отблеском, когда приходило очередное сообщение из Абриса. «С подругой помирилась?» — спрашивал он. Утром я отправила Крис записку, что готова ее прикрыть, но посыльный вернулся с нераспечатанным конвертом. «Она делает вид, что мы незнакомы». «Как ты выбираешь круг общения?» — менторским тоном уточнил он, словно сказал мне на ухо. — Сказал человек, морочивший мне голову почти месяц! — раздраженно фыркнула я, приблизив магический планшет к губам, как будто Кай мог через руну услышать мое недовольное ворчание. Тут в чайной, окутанной ароматами бергамота, лимонграсса и мяты, засквозило от раскрытой двери, и в обеденную залу вошел Тимофей с букетом из пяти белых мохнатых астр в руках. Следом за ним вплыла дама с объемной сумкой на локте и в драповом пальто с воротником из лисы, настоящей, выпотрошенной и, очевидно, когда-то бегавшей по лесам Тевета. Тима, между тем, остановился, поправил очки. Торчащие уши покраснели от уличного холода, взгляд был растерянным. — Кай, как хорошо, что ты меня сейчас не видишь… — обреченно вздохнула я, когда взгляд очкарика остановился на мне, а на прилизанной макушке вдруг восторженно затопорщилась прядка. А через мгновение у меня самой встопорщились волосы на голове, притом все разом, потому как дама двинула следом за Тимофеем. И без представлений стало ясно, что он явился в компании своей матушки. Хотелось верить, что просто не сумел отбить абрисский фолиант у родительницы, а потому доставил их, в смысле, родительницу, книгу и мертвую лису прямохонько в чайную. — Здравствуйте, — поднялась я из-за стола, чтобы отвесить госпоже Доходяга вежливый поклон. — Сидите, сидите, — отозвалась она и приказным тоном указала сыну: — Чего замер? Подари девочке цветочки. Тима сделал попытку сунуть мне букет, и пару секунд, усыпая пол лепестками, мы передавали веник из рук в руки с обоюдным желанием от него избавиться. Похоже, для нас обоих ноша была непосильной. — Не стоило, — сдалась я, все-таки принимая астры, но тут же отложила их на край стола, как будто венчики, похожие на мохнатые шары, обжигали, как борщевики. — Это моя мама, — протянул парень. — Мама, это Валерия. — Много слышала о вас от Тимошеньки, — усаживаясь на отодвинутый сыном стул, объявила та. — Можете называть меня «мама». Милая девочка, то есть я, икнула и, плюхнувшись обратно на свое место, прихлебнула остывший чай. Пристроился и Тима. За столом повисло натужное молчание, которое попытался разбавить подавальщик, но быстро смылся вглубь чайной, отосланный рукой госпожи Доходяга. — Вы, дети, общайтесь, — наконец, предложила она. — Не обращайте на меня внимание. На мой вопросительный взгляд Тима покраснел и вымолвил: — Книжка у мамы в сумке. Выходило, что сочинения абрисского переселенца стали заложниками. — Валерия, — вдруг вымолвила женщина, — так, где вы живете в Кромвеле? Арендуете комнаты? — Дом у университета, — кивнула я, заметив, как она недовольно поджала губы.